7

11:05

Когда мама и Блесс с ней познакомились, они сразу ее полюбили. И Кира их тоже. Иногда с тобой ни с того ни с сего случается что-то хорошее. Она стала таким хорошим для нас всех. Не поймите неправильно, она ни разу не ангел. Иногда она впадала в мрачное состояние, которое могло длиться неделями. Она могла сорваться из-за мелочи и беситься так, будто наступил Судный день, а она – твой судья. Но если отбросить все это, отбросить красивый фасад и раскосые глаза, то в душе она хорошая. Когда она приходила к нам, она всегда готовила что-нибудь для мамы с Блесс и немного прибиралась перед уходом. И хотя Блесс практически все время молчала, присутствие Киры действовало на нее хорошо, и иногда даже казалось, что вот-вот к нам вернется прежняя Блесс.

За те семь лет, что мы встречаемся, Блесс и Кира стали почти как сестры. Блесс нравилось проводить с ней время. Ей нравилось Кирино спокойствие. Иногда они сидели вместе, Ки читала ей книги, а Блесс просто была собой. Она умеет просто «быть», ну вы поняли. И иногда казалось, что им и слова не нужны, чтобы разговаривать. А что касается нас с Кирой, я себе представлял, что мы типа Ромео и Джульетта, ну или Ромео и другая девчонка, которая как Джульетта, но иногда ведет себя как сучка и может тебе вломить, если захочет, особенно если ты называешь ее сучкой, но я так делал очень редко. Но если серьезно, мы правда были близки.

Это странно, но мы сразу сошлись. Мы не слишком похожи. Вообще-то, можно сказать, что мы как мел и сыр-косичка. Мне тогда было шестнадцать, и я бросил школу. Она поступила в колледж. Когда мне исполнилось восемнадцать, я занялся всей этой покупкой-продажей машин. Она сдала выпускные экзамены и пошла в Открытый университет. Я люблю тачки. Она любит книги. А я тогда книги терпеть не мог. Можно даже сказать, что мы на все смотрели по-разному.

Вы сейчас примерно поймете, что она за человек. Года полтора назад она еще жила у себя вместе со своими книгами, частенько приходила ночевать к нам, но все равно в основном это я оставался у нее. Ей в нашей квартире было не особо комфортно, если вы понимаете, но я всегда говорил: «Почему это я всегда остаюсь у тебя, а ты у нас оставаться не хочешь?» – так что время от времени она оставалась. Короче, один раз днем в субботу она приходит и начинает заваривать чай. Я играю в PS3, она подходит, садится рядом со своей кружкой. Через минут пятнадцать я начинаю понимать намек, что игру надо заканчивать. Я такой: «Дай я пройду этот уровень и сохранюсь», но ей вроде как все равно. Сидит и сидит.

Я выхожу из игры, и тут она говорит:

– Ты ведь знаешь того мальчишку, младшего брата такого-то?

Я такой:

– Знаю, ага.

– Он только что вскрыл твою машину.

– Че?

– Ту, красную. С откидным верхом.

– Ты что несешь? Он вскрыл мою Z3?

Я вскакиваю и ищу ключи.

– Не знаю. Красную.

– Ты, что ли, сама видела?

– Да.

– И че ты сразу не сказала?

– Вот сейчас говорю.

– Твою мать, Кира! И ты его не остановила? Полицию вызвала?

– Нет! С чего мне вызывать полицию?

– Ки, он только что влез в мою тачку, а ты ничего не сделала? Да ты че вообще?

Я несусь к машине. Стекло, блин, разбито, бардачок обчищен, он даже мелочь из пепельницы забрал. Но главное – стекло. Разбитое, сука, стекло. Вы, может, думаете, что я слишком бурно отреагировал, но стекла в машине почти нереально заменить как надо. Они уже никогда не будут как заводские. Уплотнитель не поставишь, как было, и каждое утро эти уродские стекла будут запотевать. А эти сраные кусочки стекла ты будешь находить по всему салону еще лет десять. Сука. Извините, я как об этом подумаю, сразу завожусь.

Кира идет за мной на улицу, я все еще психую и ору на нее. Чем она, блин, думала, ну скажите?

– Ты куда? – спрашивает она, видя, что я сажусь в машину.

– Я его прибью, – говорю.

– Никуда ты не поедешь, – говорит она, садится в машину и оставляет свою дверь открытой, так что я не могу тронуться. Я смотрю на нее.

– Назови, блин, хоть одну причину его не прибить.

– Ты не знаешь, что у него в жизни творится, – говорит она. – Может, у него тысяча причин вскрыть твою машину.

– Ки, да мне похер! – ору я. – Пацан должен за это ответить так или иначе.

– Если поедешь, считай, что мы расстались.

– Чего? Что ты мелешь? Тебе-то что до этого говнюка?

– Ты хоть знаешь его? – спрашивает она. – Может, ему есть нечего. Может, он на наркоте. Да может быть все что угодно.

– Какая, на хрен, разница?

– А такая, что никто не творит херню без причины, – говорит она и выходит из машины.

После этого я не разговаривал с ней неделю, но и разбираться с тем пацаном не поехал. Я так и не понял, с чего она так его защищала, она ведь даже его не знала. Но больше это обсуждать она не захотела. Сказала только: «Еще неизвестно, что бы ты сделал на его месте». Ей этого было достаточно. Я ей не сказал, но, кажется, позже я понял, в чем тут дело. Думаю, дело в ее брате, Спуксе. Он мотал длинный срок за наркоту, и она смотрела на это так, как могла на такое смотреть только семья. Он оказался не в то время не в том месте. Она считала, что тот пацан как Спукс. Жертва обстоятельств. Я так ни хрена не считаю. Нельзя проскочить тюрьму и попасть прямо на «Вперед»^[4]. Если совершаешь преступление и попадаешься, ты за это платишь. Вот так вот просто.

Но ради нее я забил на это дело. Хотя, по правде, мне не хотелось, и ее аргументы меня не убедили. Как по мне, ее брат тоже конченый, но она его любит, а я люблю ее. Как есть, так есть. Но, клянусь, ради кого-нибудь другого я бы так не поступил. Она нужна мне. Я не сомневаюсь, что, если бы в тот день я поехал и сделал что-нибудь тому пацану, она бы меня бросила. Бросила бы в любом случае – или потому что верит в то, во что верит, или потому что от рождения упертая. Не сказать, что я это уважаю, я скорее не хотел, чтобы она пропала из моей жизни. Она как крыша у меня над головой. Нужна мне, чтобы не промокнуть. Кажется, она всегда была со мной, и я даже представить не мог, как все будет, если не будет ее.

Так что, когда она пропала в первый раз, меня конкретно подкосило.

Перерыв: 11:50

8

12:00

Знаю, вам кажется, что все это как ехать на автобусе, когда ремонтируют метро. Реально долго. Но потом вы поймете, почему мне надо вам это рассказать.

Короче, Кира взяла и исчезла. С того случая с машиной прошла всего неделя, так что сначала я подумал, что она все еще бесится из-за этого. У нее, правда, не было причины беситься, потому что я, как и обещал, забил на это. Но вы же знаете, как это с некоторыми женщинами, они бесятся, даже если ты делаешь ровно то, что они хотят. Не в обиду дамам-присяжным, но вы же понимаете, о чем я. И хуже всего, что они думают, что ты должен знать, чем ты их выбесил, хотя ты вообще-то считаешь, что беситься должен ты.

Я ждал, что она зайдет в субботу и поможет мне выбрать краску и так далее. Это был типа сюрприз для нее. Я только что продал одну машину, чуть-чуть разжился деньгами и подумал, что, если немного переделаю квартиру так, как бы переделала она, может, она будет почаще у меня оставаться. Но она не пришла. И это было странно, потому что она никогда не опаздывает. Реально – никогда.

Я ждал где-то час, прежде чем позвонить ей на мобильный, – недоступен. С другой стороны, она, как и все мы, постоянно меняла номера. Покупаешь левую симку, пользуешься какое-то время, покупаешь другую. Обычное дело. Так что я не стал волноваться, когда не смог ей дозвониться. А чего волноваться? Она бесится из-за ерунды, но я-то знаю, что причина ей нужна не всегда. С ней такое бывает. Заведется из-за чего-нибудь, и на следующий день я выслушиваю претензии – при этом без понятия, что я такого сделал. Так что я беспокоился, но не слишком. Я тогда скорее злился. Ломал, как обычно, голову над тем, что я, блин, сделал не так. Проверил сообщения – может, написал что-то не то? Проверил, когда у нее день рождения и всякие другие даты, вдруг я забыл «особенную». Но так и не понял.

В тот день она так и не объявилась. Весь день насмарку. Краску я не купил. Я вообще ничего не сделал, потому что весь день психовал и гадал, чем ее обидел. Честно говоря, когда я пошел спать, я был зол. Мысленно материл ее на все лады. Орал на нее, представлял, как мы разговариваем, – вот это все. Мысленно говорил ее голосом, потом отвечал своим. Как будто мы реально ссоримся. Капец.

На следующее утро я проснулся и проверил телефон. Ничего. Позвонил маме и Блесс, они тогда еще жили вместе, но они ничего не знали. Потом я подумал спросить ее подругу Марию. Есть у нее одна эта подруга, которая мне, честно сказать, не особо нравится. Каждый раз, когда мы виделись, она так смотрела на меня, будто я недостаточно хорош для Ки. Может, она и права, но не обязательно это показывать всем видом. Ки говорила: «Да перестань, она просто обо мне беспокоится», – но я думал, может, эта Мария сама в нее влюблена. Проблема в том, что я не знал ее номера. Потому что на фига мне номер Кириной подруги? Потом я вспомнил, что она работает в каком-то магазине женской одежды в Элефант энд Касл, и решил поговорить с ней лично.

Магазин называется как-то типа Uniqueé, туда ходят только женщины вроде моей мамы. Я прыгнул в автобус и подумал, что если ничего не добьюсь от Марии, то на обратном пути заеду к Кире и посмотрю, дома ли она. Я толкнул дверь, и раздалось звяканье, которое говорит продавцам, что вошел покупатель. Внутри было темнее, чем нужно, потому что несколько лампочек перегорело, а пахло – как те рулоны ткани, которые мама покупает, чтобы что-нибудь сшить. Повсюду стояли вешалки с цветастыми блузками, и я протиснулся сквозь них к кассам. Там никого не было, так что я ждал, пока не пришла какая-то бабка с кислой миной.

– Мария здесь? – спрашиваю я, пытаясь делать вид, что я в своей тарелке.

Бабка крикнула в подсобку, и появилась Мария, один килограмм за другим. Я как бы не хочу никого фэтшеймить, но она такая толстая, что выбиралась из подсобки как будто по частям. Она посмотрела на меня и сложила руки на груди.

– Ты не видела Ки? – спрашиваю я так спокойно, как могу.

– А что, ты ей что-то сделал? – Она почему-то всегда была настроена против меня.

– Ничего я не сделал! Я просто спросил, видела ты ее или нет?

– Не видела и не разговаривала. Но когда увидишься с ней, скажи, чтобы ответила на мои сообщения, – говорит она и уходит.

– Ага, – бросаю я ей в спину и выбираюсь из магазина, беспокоясь, что Ки не отвечает даже подруге. Не похоже, что Мария ее прикрывает. Она вроде даже не волнуется. Чего ей волноваться? Она же не считает, что Кира пропала.

Так что я опять сел в автобус и поехал к ней домой. С остановки я шел пешком, там недалеко, и сразу же снова начал мысленно с ней ругаться. Когда я стучал в ее дверь, ссора уже шла полным ходом. Я все еще надеялся, что она у себя, понимаете. Я ждал. Клянусь, я практически видел, как она идет к двери, бледная от недосыпа. Может, с опухшими глазами, потому что плакала. Но ее там не было. И в итоге я где-то полчаса просидел на полу у ее квартиры, думая, что делать дальше. Надо позвонить каким-нибудь ее знакомым, кому-то, кто знает, где она может быть.

Спукс, как я уже говорил, был в тюрьме, и его я спросить не мог, да я и не знал, как до него добраться. Я даже не знал, как его по-настоящему зовут, потому что даже Кира называла его Спуксом. Других родственников у нее нет, так что этот путь был тупиковый. И не то чтобы у Ки была куча друзей, так что после Марии идти больше не к кому.

На второй день, когда она так и не появилась, я реально заволновался. Она не позвонила и не написала. Я опять позвонил ей на домашний, но никто не ответил. Я пошел в салон связи, где она подрабатывала, но там ее не видели, хотя в тот день была ее смена. К этому времени я уже так запсиховал, что даже подумал, не пойти ли к федералам. Но тогда вся эта история превратилась бы во что-то, к чему я не был готов, так что никуда я не пошел. Опять позвонил маме и Блесс, но у них новостей от нее тоже не было. Что случилось? В надежде хоть на что-то я проверял телефон каждые две минуты. К тому времени я уже даже не злился, я просто хотел знать, где она и что она жива. Потом, когда я практически потерял надежду, я обзвонил все больницы в районе. Ничего. Хотя слава богу, понимаете?