Я сижу в небольшом углублении, закрытом огромными камнями, прямо в скале. Не помню, как я его нашла, и отсюда не видно почти ничего – только узкий, пустой край неба… Здесь на меня никто не смотрит. Я не в безопасности, хотя это можно считать передышкой.

Можно дождаться, пока я очнусь в другом мире. Но откуда-то во мне теперь живёт твёрдая уверенность – если не идти, то и выхода не будет. Рано или поздно у моего тела кончится заряд. Мне нужна еда, вода и сон, последнее в особенности. После такого мощного выброса адреналина, глаза слипаются сами собой.

Мне нельзя спать. Только не здесь.

Тишина давит. Снаружи больше ничего не падает, ничего не происходит, но затишье мнимое. Чудовищные глаза до самого горизонта только и ждут моего появления. Моего неверного шага, моей ошибки.

Как бы я хотела снова ничего не видеть… Я бы смогла идти, притворившись сильной и стойкой. Такой, как получалось у меня с Дэмианом. Странно, но я, правда, была сильнее рядом с ним. Одиночество, которое только начинало пожирать меня в другом мире, может молниеносно добить в этом.

Опираюсь головой о холодный камень и опрометчиво позволяю себе закрыть глаза. Это очень, очень плохая идея. Но у меня совсем нет сил. Сколько я бреду по мёртвой земле – день, два или неделю?

Прикрываю глаза на единственное мгновение… И проваливаюсь в сон.

Я уверена, что он длится не дольше минуты, но просыпаюсь я не от шума очередного падающего сверху "живого" валуна, а от топота копыт. Он дробью отдаёт по камню, бьёт по моим костям, прислонённым к нему.

Мои глаза сами распахиваются шире, сонливость растворяется в бешеной тревоге, обе руки непроизвольно упираются в стены крохотного укрытия. У меня есть буквально пара вздохов, чтобы выбрать.

Остаться здесь в надежде, что меня никто не заметит. Или продолжить путь, рискуя не успеть выбраться к настоящему солнцу до того, как ближайший всадник нагонит меня.

Выйти наружу под сотню сверлящих мёртвых глаз? Они проникают в самое нутро, выуживая всё, чем я наполнена, они смотрят только на меня…

А взаперти я уже не смогу бороться. У меня не будет и шанса выжить. Возможности вернуть то жалкое существование, в которое я пыталась превратить отведённый мне на земле срок. Никогда не пойти на работу, не увидеть белоснежные хлопья снега, укрывающие голые ветви перед окном, не получить нового сообщения на телефон и не улыбнуться знакомой мелодии.

Я поворачиваю голову от входа и вижу на пыльной земле внутри моего укрытия крохотный светильник. Он брызжет жёлтым мне под ноги и выглядит таким знакомым, что у меня кружится голова.

Не выключаю его, а просто отворачиваюсь и шагаю наружу. Два вздоха прошли и решение принято.

Сотни глаз во всё небо устремляются на меня, просвечивая до самых костей. Вижу маленькую точку вдали на дороге – пока ещё есть время. Но его немного.

Больше не дышу и иду вперёд. Не оборачиваюсь и не ищу новых укрытий. Не позволяю страхам и сомнениям руководить моим телом.

Если мой выбор окажется неверным… Что ж, я сделала его сама. Надеюсь, хоть это сможет меня утешить. Хоть что-то в этой жизни я решила самостоятельно.

Всё ещё чувствую дрожь во всём теле, чувствую капли ледяного пота на спине, чувствую, что ноги готовы подкоситься в любой момент. Но сейчас всё это уходит на второй план. На третий, на десятый.

Моё сознание целиком заполняет выбранная цель. Я максимально сосредоточена только на ней. Я иду вперёд по пыльной земле, на границе кошмара и всепоглощающей бездны, и ускоряю шаги. Делаю их твёрже, увереннее, быстрее.

Тридцать восемь. Тридцать девять. Сорок…

Ничего не происходит.

Топот всадников всё ближе, но я не позволяю себе оглянуться. Не позволяю побежать, испугаться или сбиться с нового счёта.

Тридцать девять. Сорок.

Огромное чёрное солнце надо мной моргает, совсем как живое. За ним вразнобой моргает всё небо. Это выглядит жутко. Глаза наверху не мертвы…

Двести двенадцать. Двести тринадцать… Тридцать девять. Сорок.

Сколько раз я не считаю, ничего не происходит. Только воздух наполняется сладковатым душком гнилого тела и металлическим запахом крови. Красные сумерки становятся гуще. Чудится, что вытянешь руку, и она тут же покроется мокрыми алыми подтёками.

За спиной о землю разбивается очередной жуткий ком полуживого мяса.

Я не оборачиваюсь. Больше совсем не оборачиваюсь.

Я всё ещё иду и разрешаю отчаянной надежде внутри окрепнуть настолько, чтобы превратиться в веру. Её щит укрывает меня и придаёт сил пореже смотреть наверх.

Я верю, что встречу следующий рассвет. Что увижу, как розовые лучи играют в белоснежных кронах деревьев под моим окном. Что смогу распахнуть окно и впустить в свою затхлую квартиру морозный воздух грядущего февраля…

В кармане вибрирует телефон. Я машинально опускаю за ним руку, моргаю и смотрю на экран.

"Доброе утро, Алиса".

Ноги подкашиваются, я судорожно хватаю ртом воздух и опираюсь на стену. На бежевую стену офисного коридора. Вокруг никого, часы на экране показывают без пяти девять утра.

Понедельник.

Глава 12. Алиса выходит в свет

С трудом принимаю окружающий мир. Ещё никогда мне не было так сложно выходить из трипа. Всё ещё ощущаю себя в том кровавом тумане, а в носу стоит запах гнили. Кажется, он навсегда.

Аккуратно трогаю стену, уже двумя руками. С трудом уговариваю себя, что она настоящая. Всё вокруг – настоящее, это и есть реальный мир, и в его суете сотрётся мой ночной кошмар. Развеется дымкой, исчезнет, когда подует ветер из приоткрытого пластикового окна…

Бреду не в кабинет – какой из меня работник. Толкаю дверь в туалет в надежде на отрезвляющую ледяную воду. И натыкаюсь на свою начальницу.

Алия Вадимовна поднимает голову от раковины и поворачивается в сторону распахнутой двери. Мы застаём друг друга врасплох. По её рукам в слив стекают чёрные дорожки мокрой туши, на лице еле видны разводы, которые она старалась оттереть. И даже глаза совсем живые и настоящие – в них мелькает ужас. Всего на долю секунды, но я не могу не заметить. Ведь точно такой же живёт внутри меня.

– Алиса, здравствуй, – она мгновенно берёт себя в руки и разводит губы в знакомой покровительственной улыбке. Но сейчас она так неуместна, как треснувшая маска на сверкающем карнавале. – Кошмарная погода, просто отвратительная! Когда этот дождь уже закончится, уж лучше снег, правда?

Её голос с каждым словом набирает обороты, и к концу фразы Алия уже похожа на саму себя. Хотя этим утром я бы не взяла на веру ничего.

Просто киваю в ответ. Моя вежливая офисная Алиса тоже не желает клеиться к пустоте под ней. Сцена затянулась, а я всё ещё глупо стою в распахнутых дверях.

Алия Вадимовна невозмутимо завершает приведение своего лица в порядок и вновь поднимается как ни в чём не бывало – идеально собранной, отточенной, уверенной. Только навязчивого запаха пудры больше нет.

– Хорошего дня, дорогая, – даже тон становится выше меня. В привычной спешащей манере она проходит мимо, и уже миновав меня в дверях, добавляет: – Без тебя в кабинете слишком тихо.

И вот эти слова будто щёлкают где-то внутри рубильник, я отмираю и оживаю. Тенью скольжу к дальней раковине, включаю холодную воду, дышу.

"Слишком тихо" – вертится в голове. Какая бессмысленная ложь.

Плещу в лицо холодную воду, хотя не испытываю необходимость в этом. Я уже вернулась. И только после поднимаю глаза на зеркало. Поднимаю и в испуге дёргаюсь.

Девушка, затравленно смотрящая из стеклянной глади совсем не похожа на меня. У неё аккуратно причёсанные волосы, облегающая фигуру бордовая кофта – достаточно яркая, чтобы живо напомнить мне недавно пережитый кошмар – и серая юбка по колено.

Мгновение спустя я узнаю только глаза – испуганные, мои. Потом кофту, затесавшуюся в мой гардероб неведомо как после очередного странного трипа, где я в гигантской шляпе бродила по зеркальным коридорам за исчезающей в воздухе улыбкой. Юбка мне совершенно не знакома.

Снова разлетаюсь на осколки и мучительно медленно собираюсь назад. Огромных усилий мне стоит признать, что незнакомая девушка в зеркале – это я.

Я, сбежавшая из одного из худших кошмаров в своей жизни. Я, с дырой в груди от одиночества и выпущенным на свободу из чулана сердцем. Я, всегда старавшаяся остаться незаметной серой мышью…

Я – и тело, нацепившее на себя чёрт знает что, пока сознание два дня тонуло в волнах безумия. О каком доверии к себе, о каком проклятом контроле может идти речь?!

С собой у меня только куртка, свёрнутая, висящая на рюкзаке. Я не могу переодеться, и в таком виде придётся сидеть весь день. Снова тру себя мокрыми холодными руками, так яростно, будто могу смыть с одежды эти яркие цвета. Спасибо, что я хотя бы не накрашена.

Больше не смотрю в зеркало, мне хватит потрясений на месяцы вперёд. Выйти наружу в таком виде кажется выше моих сил, но и здесь мне нет укрытия. Нужно пережить этот день, попасть домой… И запросить на завтра выходной.

На завтра, послезавтра, навсегда. Я не вывожу никакую из веток собственной реальности.

Толкаю дверь, шагаю в коридор как на эшафот – я на виду, все будут смотреть на меня. Все миры перепутались.

– Доброе утро, Алиса, – голос раздаётся не из моего телефона. Он живой и стоит совсем рядом – я буквально чуть не сталкиваюсь с Максимом нос к носу. – Ты красивая.

Эту фразу он говорит ровно в тот момент, когда я пытаюсь опустить глаза, сбежать от неожиданного контакта, к которому я не готова. Говорит спокойно, на его лице лишь лёгкая тень улыбки, зато глаза теперь такие тёплые. Будто именно они вытащили меня из преисподней силой своего притяжения.

Чувствую, как по лицу ещё текут ледяные капли. Как внутри на выжженную землю падает последняя бомба. Как в замедленной съёмке она плавно летит к пустой поверхности, где уже ничего не осталось от меня самой – если и было когда-то.

Видя моё замешательство, он улыбается чуть шире, ободряюще, теплее.

Бомба вгрызается в мёртвую землю. И бахает с оглушительной силой.

Я с трудом удерживаюсь на ногах. Приоткрываю рот, но не в силах вымолвить и слова. Ударная волна бьётся о стены моей груди, круша все преграды. Мне невыносимо больно. Мне тошнотворно хорошо от его улыбки.

Я хочу жить больше, чем когда-либо.

– Привет, – говорят мои губы, но я не могу выжать из себя ни звука.

Его улыбка выглядит…уютной? Нежной? Я не хочу искать подходящих слов. Но и глаз отвести больше не могу.

– Очень жду вечера, – рука Максима будто дёргается в мою сторону, или мне кажется. Он смотрит ещё мгновение, и первым разрывает наш зрительный контакт. Уходит по своим делам, скрывается за очередной дверью, и только тогда до меня доходит смысл сказанных только что слов – до вечера…

А что вечером?!

Иду вперёд, без стука распахиваю дверь к логистам – в кабинете только Дима. Он говорит по телефону, поэтому просто кивает мне в знак приветствия, а я занимаю своё рабочее место. В пустой звенящей голове тут же вспыхивает список задач на сегодня, и я приступаю.

Эмоциональный передоз за последние часы настолько велик, что организм отказывается выдавать реакции. Чувствую себя роботом, функцией с чётко заданной короткой программой. И мысленно благодарю все высшие силы за эту передышку.

Работа отвлекает, поэтому о странных словах Максима я вспоминаю только в обед, когда кабинет неожиданно пустеет. Гул компьютеров заменяет тишину, и я позволяю ему заполнить моё сознание.

Мерный гул – вот всё, что я готова испытать сейчас. Сделав несколько десятисекундных глубоких вздохов, как учили в каком-то сериале, названия которого я уже не помню, открываю телефон. Если я хочу знать ответ, то он кроется именно там. В буквах и словах, которые печатало моё тело, пока я бродила по своим кошмарам.