– Нет, – устало вздохнул Иван. За день он выдохся, чтобы еще спорить с женой. Да и надо понимать, Джеки тоже немного не в себе после пережитых волнений. Не встретив более машин, они добрались до корабля, стоявшего у въезда в Исту, и скоро остановились у Нининого садика. В окнах садика горел свет, слышались детские голоса, пахло овсянкой и печеньем с молоком. В Нинином доме за квадратной, просторной прихожей идет просторная гостиная с кухней. Она служит игровой и столовой. На часах доходило девять, разложив на полу диванные подушки, нянечка включила мультфильмы. Нина встретила их в коридоре: похудевшая, в платье-халатике она поставила руки в боки и осуждающе покачала головой: – Вы что действительно ее забыли?, – спросила Нина.

– Позови Аню, – велел Иван, и когда девочка появилась в той же пижаме, что исчезла, оба родителя застыли и, не веря своим глазам, несколько мгновений просто смотрели на нее. Потом Джеки зацеловала ее, крепко-крепко обняла, вдохнула аромат макушки и снова утирала слезы.

– Расскажи еще раз, как она появилась, – приказал Иван. Чуя неладное, Нина пожала плечами и призналась: – как обычно дети появляются, так она и появилась. Вошла, поздоровалась. Я спросила ты с родителями? Она еще ответила: наверное. Я подумала, шутит. Вот и все.

– Видела сегодня незнакомцев в Исте?

– Я и знакомцев не видела, целый день мело, вон только успокоилось.

– А в последние дни?

– Нет. Знаешь, Вань, никого.

– Обо мне кто-нибудь спрашивал?

– Ну о тебе нет-нет, кто-нибудь да вспомнит, – игриво сказала Нина и вздохнула, – но все больше знакомые.

– Понятно. Как вообще дела?, – спросил Иван, – соседи помогают?

– Да как сыр в масле. Все хорошо. Подбережный обещает новый садик. Детей, сам видишь, много. Надо расширяться.

– Поедем. Нам еще обратно возвращаться, – нацеловывая испугавшуюся такой бурной реакции Аню, позвала Джеки и начала ее переодевать.

– Какой ехать?! Ночь на дворе: оставайтесь ночевать в своем доме. Я вас накормлю, в доме у вас на первом этаже тепло. Вы как уехали, Подбережный держит дом на всякий случай.

– Да…, – задумчиво сказал Суровин и подумал, – переночуем в Исте, сейчас только обсудим с одной маленькой девочкой ее перемещения, – подхватил Аню и потащил к машине.

Глава 6

Суровин поставил дочь на пенек. К лету этому пеньку приделывают шляпу-тазик, а зимой – весной он так без шляпы стоит. Аня уже поняла, что что-то неладное. Стоит. Вот как вчера – один в один ребенок.

– Ты что на меня так смотришь?, – спросила девочка.

– Не надо вот этого. Как ты здесь оказалась?, – спросил Суровин.

– Я проснулась. Смотрю, очутилась в садике у….

– Хватит врать!, – рявкнул Иван, – тебе кто-то угрожал?

Анины глаза наполнились слезами. Но ее отец точно знает: она не так уж наивна, чтобы не понимать, что нельзя уснуть в одном месте, проснуться в другом и делать вид, что так и должно быть.

– Рассказывай. Давай. У меня чуть сердце не остановилась, мама себе места не находит. Ты уже большая девочка. Теперь все эти сказки «про не помню», не пройдут. Что случилось утром?

– Фея пришла и спросила, что я хочу. Сказала, закрой глаза. Я закрыла, а потом открыла и оказалась в садике. Мне так сюда захотелось. Я решила немного поиграть, – тараторила Аня.

– А обо мне ты не подумала?, – таким спокойным голосом сказал Иван, что она заплакала в голос и затараторила, запричитала: – Прости, папочка. Не подумала. Совсем о тебе не подумала. Ты – большой, умный, сильный. Я, наверное, подумала: день не подумаю о тебе, то ничего не случится.

– Опиши внешность феи! Фея? Я как впишу фею во всю эту историю? О!, – схватился за голову Суровин, – я могу защитить тебя от камней, от голода, от холода, а от людей не могу. Как ты не поймешь? Гарнизонных поднял, на всю республику объявили тебя пропавшей, пальцы Савве чуть не отрезал. Серов потребует объяснений! Фею потребует!

Аня рыдала. У нее случилась истерика и Джеки забрала и недовольно шепнула: – Ты прям прирожденный психолог. Перепугал ее. Пойдем, моя девочка, моя бубочка…., – в общем, пошли все эти женские наглаживания – поглаживания. Она забрала Аню в машину и укачивала. А Иван, чтобы успокоиться решил проведать свой старый дом, по пути позвонил Гофману, сообщил, что ребенок найден, выслушал, что, в общем-то и ожидалось: в ходе розыскных мероприятий не найдено ни улик, ни свидетелей. Потом сразу позвонил полковник Яровой, Иван как раз окинул взглядом свою бывшую гостиную: все-таки жизнь в своем доме ему больше нравилась, поднимаясь на мансардный этаж, чтобы проверить запас оружия, он ответил на вызов.

– Да.

– Нашел?

– Так точно. Без повреждений.

– Хорошо, это очень хорошо. При встрече расскажешь. К одиннадцати вечера ты должен находиться в аэропорту Морока. Захвачу тебя оттуда, полетим, кое-что посмотреть надо.

– Со мной гражданские.

– На временном их оставишь. Ясно?

– Так точно, – с ленцой ответил Суровин, – приказ ясен.

– Бывай, – положил трубку Яровой.

– Куда это он меня тащит?, – подумал Иван, разглядывая свой арсенал, сложенный в старинные, массивные сундуки. В каком-то музее нашли и подарили перед переездом из Исты. Он немного доделал систему запирания, оружие аккуратно прикрыл одеялом. Ключи на полочке у окна. Он давненько собирался перевезти оружие под охрану. Не хорошо оружие без охраны: рядом садик, да и мальчишки – без башенный «народец», могут залезть в пустующий дом.

– Иван, – послышался снизу голос Подбережного, – Иван! Не пристрели только. У тебя гости, не воры. Иван!

– Иду. Приветствую, – и, спускаясь по лестнице, присвистнул от вида Вити Подбережного.

Во-первых, он ни один, на руке сидит младший сын. Во-вторых, сидит на левой руке, которой раньше не было, ну и в-третьих, одет он в советскую шинель годов этак шестидесятых, черного цвета, с фиолетовым подворотом и на пуговицах изображен якорь. Еще, наверное, морская шинель. Погон не было. Они пожали руки.

– Сделали? А что даже не сказал?

– Поди своих забот хватает, – довольно улыбнулся Витя, как улыбаются, когда ждут ну по меньшей мере легкой зависти, снял перчатку и хвастливо поработал металлическими пальцами.

– Это …невероятно!, – потрясенно согласился Иван. Тут одной рукой можно камню голову пробить. А мальчишка, увидев металлическую руку, заплакал.

– Мелкий боится руки. Ношу перчатку даже дома, – вернул перчатку на руку, и погладил малого по голове. Тот, на удивление, как металлическая рука «исчезла» выключил голосовое оповещение.

– Привыкаю пока. Пробовал кочергу погнуть, погнул. А ты какими судьбами у нас? И сразу на второй этаж полез. Прячешь что-то?

– Проверяю, как ты добро моё бережешь, – нехотя согласился Иван, – а ты что следишь …

– Ээээ нет. Нет, подключил с ворот отчеты: кто заехал, кто уехал. Удобная штуковина, а так мы пешком после вьюги прошлись, за средним сыном в садик. Смотрю, кто-то приехал.

– То есть ты знаешь, кто сегодня приезжал в Исту! Сегодня с семи до десяти. Лучше весь день.

– Пожалуйста. А ты мне что?

– Спасибо уже мало?

– Да, шучу я, шучу. Что-то случилось?, – внимательно глянул он на Ивана, вздохнул, не дождавшись ответа и стал рыться в телефоне и подал Ивану отчет: за сегодня: в пять утра пробилась одна машина с провизией: молоко, хлеб. В девять часов с копейками, точнее в девять часов шесть минут – внедорожник со слов Подбережного принадлежит старшему лейтенанту Владимиру Большову. С семи вечера прибыли три автобуса: развозили со смен и забирали на смену, при том, что утром никого забирать не поехали. В девятнадцать сорок три прибыл Большов со своей – теперь уж со своей – группой.

– Как это так? С утра он заехал на личном транспорте, а вечером на служебном. Вот тут на кадре видно его лицо. А утром не видно, кто вел внедорожник.

– Сейчас узнаем. Узнаем, – и тут же на телефоне набрал старлея и скоро Иван узнал интереснейшую деталь: еще с вечера Джек и Алексей Большов выехали по заданию в Градоуральск, вернуться должны были утром в семь, но из-за тяжелых погодных условий вернулись только в начале десятого.

– Время не совпадает. Нина сказала, что когда Аня появилась в садике, еще не было девяти. А эти только в девять часов шесть минут приехали, – подумал Иван и спросил, – а время точное на камере?

– На пару минут спешит. Могу уточнить, понаблюдать.

– Это очень важно, – не сводя глаз с Подбережного, сказал Иван, – на тебя можно надеяться?

– Что-то ты какой-то странный. Надеюсь, не залил в себя камень, как этот ваш …пилот?, – и поиграл тяжелой рукой перед глазами Суровина, а на улице заплакал ребенок и они, не сговариваясь, вышли на плач, потому что прокараулили мелкого. Младший Подбережный дошел до ворот и упал. Калитку открыла Джеки и быстро подняла мальчика, отряхнула и вдруг даже прижала к себе и, утешая, пропела: – А-а-а, а-а-а, тихо – тихо. Всё хорошо.

Анечка стояла позади матери, шмыгнула носом и виновато посмотрела на отца.

– Ты в ночь ехать собрался?, – удивленно приподнял бровь Витя, глядя как Иван закрывает дом.

– До Морока. Там меня будут ждать, на перекрестке патруль стоит. Доедем. Я заеду в ближайшее время, проверю камеры. Запись сохрани и лучше мне вышли.

– Хорошо, – протянул Подбережный, соображая, как можно использовать ситуацию для своей выгоды, прям так сразу не сообразил, и от досады тяжело вздохнул и расстроенно смахнул с перилл капли воды.

Появилась Марина со средним сыном и потянула руки к младшему, а тот само собой потянулся к матери. А Джеки придержала ребенка, совсем незначительное движение, а малой взвыл и Марина удивленно глянула на «американку» и уверенно забрала ребенка из рук Джеки. Так уверенно, что можно сказать вырвала, и сказала мужу: – Ты почему не смотришь за Матвеем? Знаешь же, он не любит чужих рук. Привет, Иван. Как дела?

– Привет, Марин. Все нормально: служу России.

– Красавец, – вполне себе нейтрально улыбнулась Марина. Их средний пацан забашил Аню, и она, забыв обо всех печалях, побежала догонять приятеля.

– Он не спросил про Аню. Может и не знает, – удивленно подумал Иван и спросил, – ты чем сегодня занимался?

– Трактор перебирал, скотину кормил. Мне такая погода нравится. Никуда бежать не надо, спокойно можно дела доделать.

– Назову это эффект Подбереженого: когда каналы связи не согласованы между собой и старший не обладает свежей информацией, – подумал Иван и распрощался с градоначальником. Подбережный усадил младшего в коляску и, прогуливаясь променадом по вечерней Исте, отправился с семьей домой. Несмотря на позднее время, в затишье после утренней непогоды Истовцы наводили во дворах порядок. За поворотом Иван заметил одиноко идущего Костю Юдина. Даже не идущего: едва бредущего и разглядывающего звезды. Они поздоровались и обменялись парой фраз. Только машина проехала корабль на выезде, как Джеки очнулась от какой-то своей задумчивости и вспомнила: – Мы же вроде собирались остаться в старом доме?

– Мне надо в Морок. Подождете меня в перевалочном пункте: там есть сухпаек, охрана, душ, спальные мешки. На обратном пути заберу вас.

Джеки в ответ кивнула и легонько ущипнула Аню за щечку. Она тоже ей кивнула и подвинулась с заднего сидения ближе к отцу, чтобы покаяться и пообещать: – Прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду просить фею куда-нибудь меня увезти. Обещаю. Давай мириться, – и протянула мизинец.

Суровин протянул мизинец и замирился старым, добрым способом, и сказал:

– Опиши фею.

– Она как блестящий шарик, – начала признаваться Аня, смутилась, залезла под бочок Джеки и добавила, – может превращаться в зеленую комнату, в белочку, в девушку в длинном платье. Петь, как птичка и шуметь, как вода.

– Интересно, но бессмысленно, – подумал Иван и сказал, – продолжай. Ты – молодец.

– Так это всё. Честно. Я устала и хочу спать. Можно я посплю? Я теперь всегда буду думать о тебе, и о маме.