Позывной «Хоттабыч»#2. Узник Абакана (страница 11)
– Все может быть. – Я покивал головой: чему-чему, а профессиональному нюху командира я безраздельно доверял. Он иногда в самых обыденных вещах такое подмечал, что я просто диву давался. И, как ни странно, в большинстве случаев оказывался прав. Осечки тоже, конечно, случались, но их было мало.
– Я озадачил пару человечков, – произнес оснаб, – чтобы покопались, как следует, в этом дерьме. Чтобы придирались и подвергали сомнению каждую букву и каждое слово в этом деле. Думаю, ближе к вечеру, перед походом к этому милому дедушке-историку, какая-никакая информация, а пройдет.
Информация, действительно, прошла: в деле поволжского немца Шильдкнехта Вильяма Карловича, датированном тридцать седьмым годом, ни словом, ни полусловом не упоминался его уникальный Дар Тератоморфа, а вместо этого был указан самый низший класс Медика. Некий лейтенант Синицын, Мозголом из НКВД, проводивший, согласно предоставленным документам Ментальное воздействие на историка, был на данный момент недоступен – с самого начала войны он считался без вести пропавшим. И именно тот же тот же Синицын, но уже старший лейтенант, в тридцать девятом году проводил собеседование с Шильдкнехтом при устройстве старичка преподавателем в Силовое отделение училища.
– Не нравится мне все это! – ворчал оснаб. – Дар не определил! Без вести пропал!
– Война, Петрович! – напомнил я командиру. – С каждым может приключиться…
Но оснаб не успокоился и какими-то обходными путями (поскольку от училища не осталось камня на камне) сумел выйти, «сидя на телефоне», на генерал-майора Младенцева. Но подробнейшим образом расспросив и его, Петров так и не пришел ни какому выводу – Семен Иванович характеризовал историка только с положительной стороны и ни каком, а тем более уникальном, Даре тоже ничего не слышал.
– Да мне и слышать ничего не надо, – заявил в трубку генерал, – у меня на него целое досье… Вашей же, кстати, конторой и проверенное!
– Знаем мы таких проверяльщиков! – буркнул оснаб. – За ними глаз, да глаз…
– Ох и подкузьмил ты мне Петр Петрович со своим перезрелым курсантом! – Не выдержал Младенцев и сурово попенял командиру. – Все, что нажито непосильным трудом, в одночасье развалить…
– Командир, – толкнул я в бок оснаба, припомнив некую деталь моего обучения, – спроси, как нам старшего наставника Болдыря найти?
– Слушай, Семен Иванович, – понятливо кивнул Петров, – а как бы мне с твоим старшим наставником Болдырем поговорить? Есть у меня к нему пара вопросов.
– Так это, нет его сейчас в Москве. После того, как твой всесильный старичок все развалил, я Никанору Фомичу недельный отпуск выправил. У него мать-старушка совсем плоха. А пока нам новое место под училище не выделят, тут и делать-то особо нечего. И курсантов тоже, курсантов по домам, кроме… – Из трубки донесся такой сочный мат, что оснаб её подальше от уха отодвинул, чтобы «слюной не забрызгало».
– Спроси еще, – пользуясь моментом, шепнул я, – он сам Болдыря отправил или…
Дослушав матюки до конца, оснаб вновь поднес трубку к уху и спросил генерала:
– Понимаю, Семен Иванович, какой это для тебя удар! Только я вот что еще хотел спросить: ты Болдыря сам в отпуск отправил или он напросился?
– Я давно об этом думал… – как-то неуверенно произнес генерал.
– Значит, все-таки напросился, – констатировал он.
– Да какая разница, Петр Петрович? – послышался из динамика густой бас Младенцева. – Ему все-равно сейчас заняться нечем – так лучше пусть больную матушку проведает! Потом не до того будет…
– Спасибо, Семен Иванович! Сильно помог! – не стал расстраивать Младенцева Петр Петрович.
– И тебе, Петр Петрович не хворать! – попрощался генерал-майор. – И этому своему «потрясателю земели Московской» тоже привет передавай! Такой Дар как у него – точно Родине пригодится!