– Ну, вроде бы все у нас неплохо… Даже очень неплохо… Хм, а это интересно… Вы так и не рассказали, голубчик, что же вас так рассмешило вначале? – Виноградов вспомнил момент своего появления в моей палате. – Прямо-таки до икоты…

– Фраза товарища оснаба, с которой он меня сегодня поприветствовал, – пояснил я.

– Я вообще ничего такого не сказал, – пожал плечами оснаб. – Даже не знаю, с чего это Хоттабыча так «понесло».

– Ты сказал: да пребудет с тобою Сила! А это – один в один цитата из известного на весь мой мир фильма о «Звездных войнах». Эту фразу обычно произносили воины-джедаи – этакие Силовики в космосе, владеющие недоступной простым смертным Силой… Ну вот, как так… Вам, может, и не понять… но меня отчего зацепило такой нереальностью происходящего… Даже не знаю, как и объяснить… – Я вконец спекся – да и не мастак я для таких объяснений.

– Ничего особенного, – приободрил меня профессор Виноградов, – обычный нервный срыв. – На вашем месте многие и вообще могли отправиться в мир иной…

– А что со мной вообще произошло? И сколько я тут у вас без памяти провалялся?

– Провалялись вы, Гассан Хоттабович, – ответил на мой вопрос Виноградов, – не очень долго – около полутора суток. Обычная кома…

– Обычная кома? – встревоженно воскликнул я.

– Ну да, обычная, – обыденно произнес Владимир Никитич, пожав при этом плечами. – В своей практике мне часто приходилось диагностировать подобные случаи из-за нарушения мозгового кровообращения.

– Ох, ёш… – не удержался я от эмоционального восклицания. – Ифаркт микарда – вот такой рубец [2]? – И я сложил вместе пальцы на правой руке и, согнув их буквой «С», потряс перед самым носом Виноградова.

[2] Знаменитая цитата дяди Мити из фильма «Любовь и голуби». Реж. В. Меньшов. 1984 г.

– Нет, Гасан Хоттабович, вы что-то путаете! – попытался образумить меня профессор. – Кровоизлияние в мозг – это то, что в просторечии называется инсультом…

– Нешто я не знаю, что инсульт… – Меня опять начало потряхивать от накатывающих судорог смеха. Откуда ж им знать-то, про дядю Митю? До него, до фильма, если вообще снимут, лет сорок, поди!

– Вы видите это, Владимир Никитич? – вновь всполошился оснаб. – Какое-то у него неадекватное поведение после комы…

– Вынужден согласиться с вами, Петр Петрович… – задумчиво глядя на мои ужимки произнес профессор Виноградов. – Однако диагностика не показала каких-нибудь существенных изменений в структуре головного мозга. Да и я, надеюсь, все сделал правильно…

– Да не парьтесь вы, товарищи дорогие! – Мне, наконец-то, удалось победить удушающие волны смеха. – Это из той же оперы, как и… – Я состряпал напыженную физиономию и, все еще продолжая давиться смехом, вытянул вперед руку с раскрытой ладонью и бросил в пространство:

– Да пребудет с тобою Сила!

При этих словах послышался далекий неясный гул. Я ощутил постепенно накатывающую мелкую вибрацию, пронизавшую кровать на которой я находился. Стеклянная пробка на графине с водой, что стояла на прикроватной тумбочке протестующе зазвенела, а по поверхности воды начали разбегаться концентрические круги.

– А ну прекратить! – внезапно заорал оснаб, и его глаза моментально выцвели.

Либо от резкого оклика, либо от испуга, но меня неожиданно пробила настолько сильная икота, что я мгновенно позабыл обо всем. Да я даже вздохнуть нормально не мог!

Как только я отвлекся на икоту «дрожь земли» мгновенно прекратилась.

– Фух! – облегченно выдохнул Виноградов, что стоял рядом с моей кроватью, держась рукой за её спинку. – Пронесло…

– А уж как меня чуть не «пронесло»… – ответил оснаб, глаза которого вернулись к своему исходному состоянию. – Если бы Хоттабыч опять пошел «в разнос»… Боюсь даже представить, что осталось бы на месте Кремля.

– Та это что, я все устроил? – спросил, когда меня отпустила икота.

– А кто же еще? – усмехнулся Петров. – Среди нас других «Потрясателей» как-то не наблюдается! Это, – он указал рукой на Виноградова, – Медик. Это, – уже на себя, – Менталист. Вопрос: кто же из нас троих «Потрясатель»?

– А других кандидатур точно нет? – Попытался я пошутить. – Может, за дверью поискать?

– Несмешно, товарищ Хоттабыч! – Припечатал меня оснаб. – Если бы я «икотой» тебя не задавил… Даже боюсь предположить, чем бы все могло закончиться!

– А как вы, любезнейший Петр Петрович, это проделали? – задал вопрос профессор Виноградов. – Я как Медик могу, воздействуя на определенные органы и точки, вызвать икоту… Но вы же не Медик!

– Я ему просто внушил, – усмехнувшись, ответил оснаб, – он на самом деле лишь думал… Вернее думал и изображал, что очень сильно икает. Вот и отвлекся! Конечно, с опытным Силовиком такой фокус навряд ли пройдет. Но Хоттабыч-то только-только инициировался, и управлять Силой совсем не умеет.

– Хорошо, что вы так вовремя успели среагировать, товарищ Петров! – Виноградов достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

– Ну, как говорится, опыт не пропьешь! – ответил оснаб. – За тобой, Хоттабыч, глаз да глаз нужен – как за дитем неразумным…

– Ага, только неразумное дитя пару-тройку городских кварталов одномоментно не снесет! – Доктор даже на стульчик присел. Похоже, ноги его просто не держали.

– Ну, так-то – да! – согласился с ним Петр Петрович. – Он прямо бомба замедленного действия…

– Это вы сейчас о чем? – Я медленно поднял глаза на оснаба. – О каких снесенных городских кварталах идет речь? Что я вообще натворил?

Глава 5

Оснаб с Виноградовым подозрительно долго отмалчивались и переглядывались, не решаясь о чем-то сообщить.

– Значит, натворил… – глухо произнес я, хрустнув костяшками пальцев, сжатых в кулак. – Погибших много?

– Нет, – с печатью скорби на лице, – ответил Виноградов, – погибших немного, но они есть… Это бессмысленно скрывать: рано или поздно вы отсюда выйдете и сами все узнаете. Очень много раненых и покалеченных… – глухо продолжил он. – Ваше однократное и спонтанное Силовое воздействие оказалось намного разрушительнее даже многочисленных авиабомбежек вражеской авиации…

– Черт! – Я скрипнул зубными протезами, а вокруг меня распространилось какое-то марево и опять все вновь мелко завибрировало.

– Прекратить истерику! – Рявкнул едва ли мне не в ухо оснаб. – Ты офицер или плаксивый задрот, мать твою! Отпусти Силу! Сейчас же!

Легко сказать, «отпусти Силу», если ты и знать, не знаешь, как её «взял». Я закрыл глаза и постарался расслабиться, прогнать из головы копошащиеся там панические мысли и проклятия самого же себя в свой собственный адрес, отрешиться от всего. Если я сейчас в очередной раз психану, это может обойтись окружающим в стократ дороже! Я, действительно, кто? Офицер, или плаксивый задрот? Да и еще старый плаксивый задрот…

«А ну-ка взял себя в руки и сжал булки до французского хруста! – приказал я сам себе. – Рефлексировать и голову пеплом посыпать позже будешь – после победы! Фух! Отпустило… вроде…»

Я открыл глаза, в поле моего зрения продолжали маячить напряженные физиономии оснаба и профессора Виноградова.

–Я же говорил – он сам справится! – наклонившись к сидевшему Медику, удовлетворенно произнес оснаб. – Я этого старого мальчонку как облупленного знаю!

А он ведь правду говорит, что знает меня как облупленного. Так ведь и я его не хуже! Всему виной слияние наших сознаний, когда он в первый раз приехал меня допросить. Уникальный случай – даже матерые Мозголомы, майор Мордовцев и полковник Капитонов, подтвердили, что это действительно так – не было раньше в их практике таких вот прецедентов. Вот и выходит, что мы с командиром теперь знаем друг о дружке столько, словно прожили друг вместо друга свои, не очень-то простые и не особо счастливые жизни. Всякое в них бывало: и воевали, и горевали, и в местах, не столь отдаленных посиживать обоим доводилось… Однако была у нас с ним одна общая черта, что сковывала крепче булатных цепей: ни он, ни я ни разу в жизни и не помыслили родину предать, как бы трудно и горестно нам с ним не приходилось. Конечно, все очень сложно и непросто в этом вопросе… Вон, товарищу оснабу и с нынешней властью в Гражданскую порубиться насмерть пришлось…. Однако все взвесив, в конце концов, он к одному простому выводу пришел, хотя дался ему он, ой как не просто: что присягал командир на верность вовсе и не царю батюшке, а только лишь своему Отечеству… И Отечество то в тяжелый и черный час в его верной службе ох как нуждалось…

– Ох, и пугаете вы меня, Гасан Хоттабович! – не таясь, признался профессор.

– А я слышал, что мощного Медика-Силовика совсем не так просто на тот свет спровадить. Или наврали, демоны? – ненавязчиво спросил я.

– Ох, святая простота! – Эмоционально всплеснул руками Владимир Никитич. – Нет, не врали: при всех прочих равных условиях, упокоить Силовика-Медика даже средней категории, конечно возможно, но очень проблематично! Это еще как постараться нужно, чтобы прибить. Очень постараться.

– Ну, а вы-то явно не к средней категории относитесь, Владимир Никитич? И чего тогда переживаете?

– Так я же не за себя переживаю, – отмахнулся от меня, словно от неразумного младенца Виноградов. – Медиков у нас раз-два и обчелся, даже Силовиков других специализаций, если взять в отношении к общему уровню населения – мизер! Хоть в столице их концентрация повыше будет, чем в целом по Союзу. А сейчас и вообще – основная масса на фронте. Вот и прикиньте, кто от вашего воздействия, скорее всего, пострадает?

– Да тут и думать нечего… – Я опять скрипнул искусственными зубами. Конечно, те, кто ни в чем не виноват… – Я постараюсь, товарищи… Не допустить повторения…

– Послушайте меня, Гасан Хоттабович, – профессор положил свою руку поверх моих, сожженных на груди, словно у покойника, – если бы с «пробужденными» было все так просто… Хочу – не хочу… Вы очень мало знаете об окружающем вас мире. У вас очень огромный Резерв и мощнейший Источник. Вы слишком быстро инициировались… По-моему, история еще не знала инициации всего лишь за тридцать восемь часов? – и он вопросительно взглянул на Петрова.

– Я тоже ничего о таких случаях не слышал, – подтвердил слова Медика оснаб.

– Всё осложняется тем, что вы абсолютно не обучены, – продолжил Владимир Никитич. – Вы не умеете контролировать спонтанные всплески Силы… Вы опасны для общества, Гасан Хоттабович, и ничего не сможете с этим поделать. Пока не научитесь владеть Силой настоящим образом!

– Я понял, что мне нужно учиться, учиться и учиться, как завещал товарищ Ленин, – согласился я с доводами профессора Виноградова. – Я пока – та самая пресловутая обезьяна с гранатой.

– Очень очно подметили, Гасан Хоттабович! – произнес, улыбнувшись, Медик.

– Так, может, меня куда подальше закинуть, пока научусь? Например, в район вечной мерзлоты? Или в пустыню, какую, где людей поменьше? Чтобы, значит, если вдруг опять прорвет…

– А где гарантия, что радиус воздействия будет таким же? – возразил оснаб. – Что он не будет расти? Если он уже не вырос до невообразимых пределов? Никто ведь не знает точной величины вашего Резерва. С Высшими Силовиками, увы, это все равно, что гадать на кофейной гуще!

– А я Высший Силовик? – закинул я удочку.

– Ну, – развел руками оснаб, – выходит, что так.

– И типа Землетряс?

– В числе прочего, – подтвердил мою догадку оснаб.

– А еще что могу?

– Из того минимального набора, что мы смогли определить – есть зачатки Ментального Дара, Медицинского, чуть Огненной стихи, чуть Воздушной… Одним словом всего по чуть-чуть, ну очень солидный букет выходит.

– Так это, чего я – от пальца смогу папироску без спичек прикуривать? – Мне отчего-то стало смешно: вот же какой гребаный фокусник из меня получился – прям Гарри Гудини, еж твою, так!

Оснаб в очередной раз закатил глаза под лоб и удрученно покачал головой:

– Верно ж говорят, что старый, что малый! Хоттабыч, серьезнее надо быть!