Куросиво (страница 13)
Но этим не исчерпывались все горести госпожи Китагава. Был еще родной ее брат, Мотофуса, шестью годами моложе сестры. Когда Садако вышла замуж за Китагава, мать и брат поселились вместе с нею в Токио, и после смерти матери Садако заменила брату покойную мать. Послушная священной воле императора, призвавшего благородные семейства отдать своих отпрысков на защиту отечества, она, заставив брата закончить подготовительный курс, определила его в офицерское училище. В 1884 году, когда в Японии были учреждены титулы, муж получил титул графа, брат – виконта Умэдзу. Все это было, конечно, очень отрадно; одно лишь было плохо: в отличие от сестры брат Садако был совершенно неразумное, легкомысленное существо. Несомненно, вина за это лежала на матери, которая в противовес строгому воспитанию дочери всячески лелеяла и баловала сына. Двенадцати-тринадцати лет он пустился в развлечения и стал так сорить деньгами, что нередко ставил сестру в весьма затруднительное положение. Пока виконт считался братом взятой по любви жены, его опекун, граф Иосимити, охотно заботился о шурине, но едва любовь графа к жене остыла, поблажки прекратились. Сестра вздохнула с облегчением, когда Мотофуса поступил в офицерское училище: теперь, казалось ей, она может быть спокойна за него. Напрасные упования! Незадолго до выпуска его исключили из училища за кутежи и попойки, и с той поры он превратился в беспутного гуляку, титулованного шалопая – виконта, аристократа пятого ранга. Много раз пыталась сестра создать ему возможность снова подняться – все было тщетно. Наконец, в конце прошлого года он связался с дурной компанией, завел дружбу с подозрительными людьми; действуя под влиянием ловких проходимцев, виконт совершил нечто вроде аферы – обманным путем получил деньги. На этот раз ему с трудом удалось избежать сетей закона, но дворянских привилегий он был лишен. Госпожа Китагава оттолкнула брата, когда он в слезах прибежал к ней за помощью: «Больше я ничего не хочу слушать!» Однако как ни велико было ее негодование, дело шло о ее родном брате, единственном отпрыске рода Умэдзу, и она выдвинула условие: «Если ты действительно хочешь исправиться, я постараюсь похлопотать, чтобы тебе вернули дворянское звание, и поищу тебе подходящую службу…» Обещать было легко, но выполнить это обещание в ее теперешнем положении было далеко не так просто: муж – главная опора женщины – уже не мог быть ей советчиком, открыться и попросить помощи у кого-нибудь из бывших вассалов ей не хотелось – не такое это было дело, чтобы открывать его посторонним; старая фрейлина, когда-то оказывавшая Садако покровительство – впоследствии она стала статс-дамой, – как раз незадолго до этой истории умерла; графиня могла бы обратиться к семье Сасакура, но только не с такой просьбой – говорить о брате ей было и больно, и стыдно. И вот, поскольку другого выхода у нее не было, ей пришлось дважды побывать с визитом у графа Фудзисава и просить его помочь ее брату снова выйти в люди.
7
Госпожа Сасакура невольно вздохнула в ответ на слова графини; беседа ненадолго прервалась. В эту минуту раздался топот обутых в туфельки ножек, и в беседку, заливаясь слезами, вбежала девочка в розовом платье.
– Тэруко! – воскликнула графиня Китагава. – Что с тобой?
– Это, право, уж слишком… – остальные слова потонули в коленях матери. Маленькие плечики вздрагивали от горьких рыданий.
Следом за Тэруко, задыхаясь от бега, появились Митико, Тиё, а за ними и Нэд.
– Что случилось? А, поняла… Опять поссорилась с братом?
– Потому что он… он… Все видели… Нэд…
– В чем дело? Как не стыдно так плакать! Ведь ты уже большая! Погляди, погляди! Даже Нэд над тобой смеется! Правда, Митико?
– Митико, уж не ты ли ее обидела? – спросила госпожа Китагава.
– Нет, мама. Тэруко хотела покататься верхом на Нэде, а Киёмаро слишком сильно дернул за ошейник, Тэруко упала и стала плакать. Я не виновата.