Поскольку у сына был день рождения, Вернер старался не обращать внимания на недопустимое поведение сына до определенного момента. Но когда один из гостей обиделся и уехал, а негодующая дама, чей огромный бюст плыл перед ней, словно форштевень корабля, подошла к Вернеру и пожаловалась, что Майкл позволил себе вольности с ее дочерью на темной веранде, Вернер понял, что нужно употребить власть.

Он нашел Майкла освежавшимся из коньячной бутылки у сервировочного столика в бальном зале. Он хотел сделать сыну выговор за недостойное поведение. Сделав над собой усилие, Вернер обуздал свой гнев и обнял сына за плечи, сказав:

– Майкл, думаю, сейчас самое время, чтобы ты получил подарок на день рождения.

Майкл пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное.

– Что, сынок?

– Неважно… Отец. – Майкл тряхнул головой, ему на лоб упала черная прядь волос. – Ты сказал – подарок на день рождения?

– Да. Надо выйти на улицу.

Когда они дошли до конюшни, Вернер понял, что подарок не станет особым сюрпризом для Майкла. Сын любил лошадей, которые для него были одной из привлекательных сторон жизни на плантации, и был прекрасным наездником.

За несколько недель до этого их пригласили на воскресный ужин на соседнюю плантацию. У ее владельца было увлечение – он разводил хороших верховых лошадей. Майклу сразу же понравилась одна из них – горячий вороной жеребец, только что достигший зрелости. Огромный конь был чернее безлунной ночи, за исключением белой звездочки между глаз. Его звали Черная Звезда.

При виде великолепного скакуна Майкл просиял, и на мгновение Вернер вспомнил, каким славным мальчишкой некогда был его сын.

Майкл пошел к стойлу Черной Звезды, мурлыча себе под нос:

– Ах ты, черный красавец! Ах ты, мой милый!

– Осторожнее, парень, – сказал тогда владелец конюшни Барт Майерс. – Этот коняга с норовом, боюсь, у него зловредный нрав. Недели две назад он укусил меня за руку почти до кости.

Не обращая внимания на его слова, Майкл продолжал идти к стойлу, что-то мурлыча и вытянув вперед руку. Конь ржал и всхрапывал сквозь раздувающиеся ноздри, потом встал на дыбы, рассекая копытами воздух.

Однако через несколько секунд, после того как Майкл подошел к стойлу, конь тыкался носом в его протянутую руку.

– Чтоб мне пусто было! – восторженно вскричал Барт Майерс. – Будь там кто другой, он бы сразу его затоптал. Твой сын просто колдун, Вернер!

– Да, к лошадям у него есть подход, – не без гордости ответил Вернер. И подумал: «Нечасто я им горжусь», но тотчас же устыдился своей недостойной мысли.

Чуть позже Вернер сторговался с Майерсом о покупке Черной Звезды. Он понял, что Майерсу очень хочется избавиться от коня, однако заплатил ему хорошие деньги, чтобы избежать долгих пререканий.

И теперь, когда Вернер открыл двери конюшни в «Малверне», заморгали свечные фонарики. Джона и еще одного раба предупредили ждать их появления.

В конце конюшни заржал конь, дернул головой и горделиво встряхнул гривой.

– Черная Звезда!

Майкл бросился к нему.

Вернер неторопливо последовал за ним снисходительно улыбаясь. Перед его внутренним взором предстала картина: Майкл Вернер, его сын, едет по плантации верхом на вороном жеребце. Возможно, выбор подарка оказался более символичным, чем он думал. Именно такой подарок нужен, чтобы привязать сына к дому и очагу.

Когда Вернер подошел к стойлу, Майкл гладил коня по шее, что-то шепча ему на ухо. Затем он обернулся.

– Спасибо, папа, – просто сказал он. В тусклом свете глаза его блеснули, возможно, от слез. Затем Майкл повелительно взмахнул рукой, и мгновение задушевности исчезло. – Джон, уздечку и седло! Я должен его объездить! Сейчас же!

– Но, сынок! – в смятении воскликнул Вернер. – Сейчас, ночью? У нас еще гости!

Майкл сверкнул глазами. Презрительно тряхнул головой.

– Гости! Сборище хихикающих баб, у которых все мысли о том, как бы выскочить за сына хозяина «Малверна»! А мужчины… разговоры у них только об урожае да о ценах на табак! Папа, разве ты не видишь, что с меня хватит всего этого? Там ведь целый мир существует. – Он широко повел рукой. – Я должен увидеть хоть частичку его. Должен!

Вернер молчал. Он сначала подумал запретить сыну ехать, но понял, что слишком долго медлил в ожидании чего-то. Джон, приняв молчание хозяина за согласие, уже накинул на вороного жеребца уздечку и вывел его из стойла. При помощи второго раба они надели на Черную Звезду седло и затянули под огромным животом коня подпругу. Конь стоял на удивление послушно, не отрывая от Майкла влажных глаз словно в ожидании быстрого пролета сквозь темную ночь с Майклом на спине.

Майкл с улыбкой принял у Джона поводья. Одним мощным прыжком взлетел на коня. Кроме белой рубашки с кружевным воротником, вся одежда на Майкле была черного цвета, делая его единым целым с лошадью. Юноша натянул поводья, и конь встал на дыбы. Вернер мимолетно подумал о кентавре, но отогнал эту мысль как нелепую фантазию.

Земля вздрогнула под копытами опустившегося на нее жеребца. Майкл легонько стукнул каблуками по бокам лошади.

Вернер отступил в сторону.

– Сынок, подожди! Куда ты?..

Слишком поздно. Черная Звезда уже мчался к дверям конюшни, Майкл сидел в седле с легкостью опытного наездника.

Он повернул лицо к Вернеру, сверкнув белозубой улыбкой. Что-то прокричал, но его слова потонули в грохоте копыт, и конь со всадником исчезли в ночи.

Вернер подошел к двери конюшни и прислушивался к удалявшемуся топоту копыт, пока тот не остался лишь в его воображении.

Наконец, он развернулся и тяжелой походкой пошел к дому, по дороге пытаясь придумать оправдание внезапному исчезновению сына, которое нужно изложить оставшимся гостям…

Раньше Майкл исчезал на ночь, а иногда на две или три. Но когда прошла неделя, а от сына не было ни слуху ни духу, Вернер встревожился. Он сел в коляску и направился в Уильямсбург. Почти все отводили глаза, когда он расспрашивал о сыне. Наконец, он разыскал его в одной из самых низкопробных таверн на улице герцога Глочестерского, где тот играл в карты. Партнерами его были жуткие типы, настоящие подонки. Лицо у Майкла опухло от вина, он был небрит, одежда была измятой и грязной.

Вернер мимоходом заметил, что перед Майклом лежала горка выигранных монет, и на минуту задержался вне поля зрения игроков. Он знал, что избаловал Майкла. Разве неестественно для отца баловать единственного сына? Но Вернер всегда внушал себе, что мальчик с возрастом станет серьезнее. Теперь оказалось, что он ошибался.

Вернера охватила черная злоба, которой он никогда раньше не испытывал. Он подошел к столу.

Майкл заметил его и откинулся на спинку стула. Он улыбнулся язвительно, даже какой-то жестокой улыбкой.

– Ну, папа?

Вернер так разозлился, что боялся взорваться. Наконец, он взял себя в руки.

– Майкл, можно с тобой поговорить?

Сын легкомысленно взмахнул рукой.

– Давай, папа.

– Наедине, если можно.

Их взгляды на мгновение встретились. Майкл отодвинул стул от стола.

– С вашего позволения, господа. Я скоро вернусь.

Вернер резко развернулся и вышел на улицу. Он не видел, встал ли Майкл из-за стола, но слышал за спиной его шаги.

Стоя на булыжной мостовой, Вернер повернулся к сыну.

– Когда ты вернешься домой, мальчик?

– Мальчик? Мне уже двадцать один год, папа. Забыл? – Майкл наклонил голову набок. Изо рта у него кисло пахло вином. С подчеркнутой дерзостью он произнес: – Я подумывал вернуться домой. Мне еще предстоит принять решение.

– Ты намерен оставаться здесь и предаваться разгулу? – дрожащим голосом спросил Вернер.

– У него есть привлекательные стороны. В конце концов, папа, я взрослый человек. И могу распоряжаться своей жизнью как хочу.

– На что ты будешь жить? От меня ты денег не получишь!

– Я смогу легко прожить картами. Похоже, я неплохой игрок.

– Мой сын – картежник, повеса! Я этого не допущу! Это позор!

Майкл улыбнулся еще шире.

– Папа, ты уверен, что боишься опозорить доброе имя Вернеров?

– Твое место в «Малверне»!

– Хочешь сказать, что там я должен вкалывать, как раб в поле, и уработаться до смерти, как мама?

Вернер разинул рот, сраженный таким обвинением.

– Твоя мать умерла от лихорадки! Если она и трудилась усердно, то по своей воле.

– В «Малверне», папа, хозяин ты, – с откровенной насмешкой ответил Майкл. – И ничего не делается против твоей воли.

– Это неправда! – Малколм Вернер не просто злился, он был потрясен и глубоко уязвлен. Говорило ли это в Майкле выпитое вино или же он лелеял в себе такие мысли все эти долгие годы? Вернер умоляюще протянул к нему руку: – Ты сам не ведаешь, что говоришь, сынок! Прошу тебя, скажи мне, что это злая шутка!

Майкл отвернулся, равнодушно махнув рукой. Вытащил тонкую сигару и стал вертеть ее в пальцах.

– Это не шутка, папа. Я говорю, что думаю.

Вернер смутно понимал, что рядом толпятся какие-то люди, несомненно, слушавшие с нескрываемым любопытством. На выручку ему пришла гордость, он выпрямился.

– Если ты продолжаешь на этом настаивать, у меня нет иного выбора, кроме как отречься от тебя…

– Слишком поздно, папа. – Майкл оборвал его взмахом руки. – Я здесь и сейчас отказываюсь носить фамилию Вернер.

Не думая, Вернер замахнулся и раскрытой ладонью ударил сына по лицу, выбив у него изо рта сигару. Удар был настолько сильным, что Майкл отшатнулся и отступил на несколько шагов назад. Его черные глаза вспыхнули огнем, кулаки сжались. Майкл шагнул вперед, и в это мгновение Вернер решил, что он ответит ударом на удар. Потом Майкл презрительно взмахнул рукой и вернулся обратно в таверну.

Некоторое время Малколм Вернер стоял, опустив плечи. Его переполняло отчаяние. Ему казалось, что за несколько минут он постарел лет на десять. Наконец, он поднял голову и огляделся по сторонам. Рядом по-прежнему толпились люди, таращась на него. Вернер бросил на них испепеляющий взгляд, и они опустили глаза, после чего почти все разошлись. Однако он знал, что еще до захода солнца по Уильямсбургу поползут сплетни о ссоре между отцом и сыном Вернерами.

Вернер устало дошел до коляски и вернулся в «Малверн».

Через три дня привели Черную Звезду. Нанятый для доставки конюх привез Вернеру короткую записку. Она гласила:

Сэр, поскольку я более не считаюсь вашим сыном, я счел своим долгом вернуть вам ваш подарок. Вскоре я уеду из Уильямсбурга.

Майкл

Через несколько дней до Вернера дошли слухи, что Майкл и вправду уехал из Уильямсбурга. А через год ему сообщили, что его единственный сын погиб в море.

У Малколма Вернера больше не было сына, который продолжил бы род Вернеров. Он подумывал жениться, чтобы обзавестись еще одним сыном – Бог свидетель, было много женщин, с радостью вышедших бы за хозяина «Малверна». Но с повторной женитьбой у него как-то не сложилось. Вместо этого он сидел в конторе и напивался до бесчувствия…

Осторожный стук в дверь отвлек его от горьких воспоминаний. Он поднял голову.

– Да? Кто… кто там?

Он осознал, что сильно пьян.

– Мистер Вернер, – неуверенно произнес женский голос. – Можно с вами поговорить, сэр?

Это девушка… как там ее? Ханна, Ханна Маккембридж.

– Нет! – крикнул он. – Уходите! Оставьте меня в покое!

Через мгновение он услышал ее удаляющиеся шаги. И громко вздохнул.

Что ему с ней делать? Оставить ее у себя, не сообщив об этом в суд или этому Амосу Стритчу, – значит нарушить закон. Но Вернер знал, что ничего никому не сообщит. Не сейчас. От одного воспоминания об отметинах у нее на спине его передернуло.

Ее предложение шантажировать Амоса Стритча представлялось ему омерзительным. В то же время его чувство юмора потешилось от ироничной справедливости такого действия.

Тут Вернер вспомнил, как его огорошил вид ее неприкрытой груди, и ощутил волну стыда. Почему она вдруг появилась в его жизни, нарушив ее размеренный, пусть и скучный уклад?

Он на мгновение закрыл глаза. Перед его внутренним взором плясали картины его плотского соития с ней. А какого сына она могла бы ему родить…

Нет!