Стритч отпустил его, и Дики выбежал на улицу. Затем хозяин таверны поставил на стойку бутылку лучшего французского коньяка. А потом вдруг вспомнил, в каком он сейчас виде. Парик остался наверху, на рубахе и штанах красовались винные пятна, к тому же утром он забыл побриться. Разве так нужно принимать хозяина «Малверна»? В панике он захромал к лестнице, но остановился, поняв, что уже слишком поздно. И тут он впервые задумался: а с чего бы это Малколм Вернер к нему приехал? Конечно же, он о нем знал, в Уильямсбурге все знали Малколма Вернера как самого преуспевающего плантатора во всей Вирджинии, но Стритч за всю жизнь ни разу с ними и словом не перемолвился.

Не успел он чуть больше над этим задуматься, как вошел Малколм Вернер, немного задержавшись на пороге. Он великолепно выглядел в камзоле с прямыми полами, в атласном жилете, рубашке с кружевным воротником и бриджах. Серые чулки были вышиты стрелками, на ногах – башмаки с медными пряжками. Голову венчал расчесанный напудренный парик. Стритч не припомнил, чтобы к нему в таверну заходил столь изысканно одетый посетитель.

Он поспешил навстречу Вернеру, подобострастно улыбаясь. Поклонился.

– Добро пожаловать в «Чашу и рог», сквайр Вернер. Большая честь для меня, большая честь!

Вернер брезгливо оглядел заведение. Он не был завсегдатаем таверн, предпочитая выпивать в «Малверне». Но те немногие, в которых он побывал, были по крайней мере чистыми. Здесь пахло разлитым вином и пивом, и Вернер был уверен, что уловил запах рвоты. Он сморщил нос и подавил в себе желание прикрыть его платком.

А это что за образчик сильного пола, стоявший перед ним? Жирный, в мятой и грязной одежде, с заискивающей улыбочкой на красной физиономии. От одной мысли о том, что он спал с Ханной, совокуплялся с ней, избивал ее и заставлял работать в этой жуткой дыре, в Вернере закипала злоба. Он едва сдерживался, чтобы не отходить Стритча тростью.

– У меня к вам важное дело, хозяин, – ледяным тоном произнес он.

– Конечно, сэр, к вашим услугам. – Стритч показал на стол у камина: – Возможно, бокальчик коньяка, пока мы говорим? У меня есть прекрасный французский коньяк…

Вернер скорчил гримасу и взмахнул тростью.

– Думаю, будет лучше, если мы поговорим без выпивки. Должен вас предупредить, что это не дружеский визит. – Он снова оглядел таверну. – Разве у вас нет кабинета, где можно побеседовать с глазу на глаз?

Кабинета у Стритча не было. Зачем он, если не сможет приносить доход? Каждый сантиметр площади служил извлечению прибыли.

– Мой кабинет, э-э-э, красят, сквайр Вернер, – соврал он. – Однако тут нам никто не помешает, даю вам слово. Я велел мальчишке у входа никого не впускать.

– Мальчишке, да. Чудесный мальчуган, – заметил Вернер, похлопывая по мыску башмака прогулочной тростью. – Как его зовут?

– Ну как, Дики, сэр, – растерянно ответил Стритч.

– Дики? Без фамилии?

– Она мне неизвестна. Парень и сам не в курсе, – засмеялся Стритч. – Он незаконнорожденный, не знает имени отца. Прислали его сюда из Англии, да. Его мне отдала по договору родившая его женщина.

– Я так понимаю, что у вас по договору работает еще и некая Ханна Маккембридж.

– Ханна? – У Стритча отвисла челюсть. – Что вы знаете о Ханне? – нетерпеливо спросил он. – Если знаете, где она, я назначил вознаграждение. Она сбежала, неблагодарная девка!

– Неблагодарная? А за что ей быть вам благодарной, скажите на милость? За битье палкой, от которого у нее вся спина – сплошная рана? Благодарной за то, что вы ее изнасиловали, а потом обращались с ней хуже некуда? Или за то, что вы против ее воли продавали в пользование пиратам?

Стритч, разинув рот, отступил на шаг назад и плюхнулся на стоявшую у камина лавку.

– Не знаю, где вы все это услыхали, сэр. Но это ложь, гнусная ложь до последнего слова!

– Неужели? – холодно отозвался Вернер. – А что вы скажете, хозяин, если я предоставлю доказательства?

Стритч открыл рот, потом закрыл его. В голове его родилось ужасное подозрение. Он злобно вскричал:

– Это вы! Вы прячете эту сучку Маккембридж!

Вернер небрежно взмахнул рукой.

– Это вас не касается.

– Не касается? Еще как касается! – взвизгнул Стритч. Внутри него вскипел праведный гнев. Больная нога дернулась. – Ханна принадлежит мне. У меня есть на нее договор! Это преступление – укрывать беглых слуг по договору!

– Не считайте меня идиотом, Амос Стритч. Есть еще законы, защищающие слуг по договору. Думаете, я этого не знаю? Если я притащу вас в суд и сообщу обо всех ваших издевательствах над бедной девушкой, на вас могут наложить крупный штраф. Возможно, настолько крупный, что вам придется… – Вернер обвел тростью таверну: – …продать свое заведение.

«Как вам такой шантаж, дорогая моя Ханна?» – насмешливо подумал Вернер. Странно, но от этой мысли он воодушевился. Казалось, что впервые за долгое время он совершил решительный поступок, пусть даже таковой джентльмену совершать не пристало.

Что же до Стритча, то мысли его путались. Он глядел на этого с иголочки одетого джентльмена, угрожавшего самому его существованию, на бледного, истощенного человека, похоже, недавно поднявшегося с ложа больного. На мгновение Стритч ощутил безумное искушение вскочить и палкой выгнать его из таверны. Затем он вовремя вспомнил, кто такой Малколм Вернер, и понял, что этого не сделает.

Словно прочитав его мысли, Вернер произнес:

– Если вы сомневаетесь, кому поверит суд, не забывайте, кто я такой. Поверят мне, уж будьте покойны. Я человек с хорошей репутацией и некоторым влиянием в Уильямсбурге.

Это была правда, и Стритч это слишком хорошо знал. Кто поверит слову хозяина таверны против слова этакого джентльмена?

Стритч угрюмо спросил:

– Что вы от меня хотите?

– Во-первых, вы передадите мне договор на девушку. Взамен я – хоть мне это и противно – промолчу о вашем скотском к ней отношении.

Стритч сделал вид, что глубоко задумался, но уже знал, что согласится на любое предложение Вернера.

– Согласен, – наконец, проговорил он.

К тому же, может, будет и лучше наконец избавиться от этой сучки. Если ее вернут, она вполне может прокрасться к нему ночью и оттяпать его мужское достоинство.

– В дополнение к этому у вас в услужении находятся еще двое, – отчеканил Вернер – Работающий по договору мальчик Дики и рабыня по имени Черная Бесс…

От негодования Стритч подался назад.

– Вы слишком много от меня хотите, сэр. Они недешево мне обошлись!

– Прошу вас, выслушайте меня. Я не прошу вас их мне отдать. Я хочу заплатить за них достойную цену. Но их продажа мне станет дополнительным наказанием, которое вы должны понести как плату за мое молчание.

– Достойную цену? А что вы считаете достойной ценой?

Стритч выпрямился, готовясь торговаться, но лишь для приличия. Эта тетка, Черная Бесс, всегда доставляла ему заботы, и ему, возможно, будет лучше избавиться и от нее. А вот Дики… просто мальчишка, вставший ему в небольшую сумму. Если он выторгует за них достойные деньги…

– Женщина уже в годах, а парнишка слишком мал и годится лишь для подсобных работ. Однако я готов предложить вам рыночную цену. Но не пытайтесь надуть меня, хозяин. Я прекрасно знаю, сколько они стоят!

Чтобы извлечь из этой встречи хоть какую-то выгоду, Стритч немного поторговался. Но в конце разговора, когда они договорились о цене, она оказалась – и Стритч это знал – более чем приличной.

Стритч с трудом оторвал свою тушу от скамьи и скривился, когда перенес вес тела на больную ногу.

– Я сейчас принесу договор…

Он захромал к стойке. Все его ценные документы вместе с накопленными деньгами хранились в винном погребе за вынимаемым из стены камнем.

– Постойте… и вот еще что!

Стритч остановился и оглянулся.

– Да, сквайр Вернер?

– Я не стану вас позорить разглашением подробностей нашей сделки. Взамен я ожидаю от вас того же. Если вам станут задавать вопросы, вы можете похвастаться, что продали мне всех троих втридорога. Я не стану с этим спорить.

Поскольку у Стритча и в мыслях не было делиться с кем-то деталями сделки, он с радостью согласился.

Вернер раскурил сигару от уголька в камине, стоял и курил, пока тучный владелец таверны, пыхтя и кряхтя, протискивался в дверцу-люк погреба. Вернер устал. Его отвращение к только что имевшему место разговору выкачало из него слишком много сил. В иных обстоятельствах он чувствовал бы такое же отвращение и к себе. Продажа и покупка людей, как скот, всегда действовали на него удручающе. Вернер знал, что экономика Вирджинии в теперешнем ее состоянии рухнет без рабства и использования подневольного труда свободных людей, но от этого знания легче ему не становилось.

Как бы Вернер ни устал и ни вымотался морально, он решил, что ни за что не присядет в этой таверне. Он тяжело оперся на трость и ждал.

– Сэр? Масса Вернер? – раздался у него за спиной робкий голос.

Вернер обернулся. В паре метров от него стоял мальчик Дики. Его сильно трясло то ли от страха, то ли от волнения. «А может, и от того и от другого», – подумал Вернер. Он улыбнулся.

– Да, малыш?

– Прошу прощения, сэр, я не хотел, но так уж вышло, что я со своего места у двери услышал, что вы сказали… Это правда, сэр? Вы выкупили Бесс и меня? Мы будем жить с вами и с мисс Ханной?

– Будете-будете, малыш – ответил Вернер, по-прежнему улыбаясь. Потом заставил себя строго сказать: – Но только ни словечка об услышанном здесь Ханне. Обещаешь?

– Ой, конечно, сэр! Я ни словечка не пророню!

И тут, к великому смущению Вернера, мальчуган взял его за руку, наклонился и поцеловал ее.

Высвободив руку, Дики отступил на шаг назад и поднял на Вернера полные слез глаза. Потом прошептал:

– Спасибо вам, сэр. Каждый вечер буду Бога за вас молить.

– Ладно-ладно, парень. – Поддавшись внезапному порыву, Вернер опустил руку и погладил мальчугана по спутанным волосам. Потом поднял руку и весело произнес: – Так, беги-ка и сообщи новость Черной Бесс. Соберите вещи оба и приготовьтесь ехать вместе со мной в «Малверн».

Дики кивнул и выбежал из таверны, поскальзываясь и чуть не падая от спешки.

Вернер глубоко затянулся сигарой и широко улыбнулся.

И тут же все случившееся предстало ему в лучшем свете. Возможно, он все-таки не зря приложил нынче столько усилий, но вот методы – будь они прокляты!

Глава 7

Ханне казалось, что буквально в одночасье в «Малверне» произошли огромные перемены. Он стал счастливым домом. Началось все с того самого момента, как по комнатам разнесся рокочущий смех Черной Бесс.

Изменился даже сам Малколм Вернер. Он больше не запирался у себя в комнатенке, пытаясь коньяком заполнить пустоту и боль. Вместо этого он рано поутру выезжал из дома и осматривал плантацию, снова погружаясь в хозяйственные заботы и общаясь с людьми, обеспечивавшими его благополучие.

По вечерам ужин подавали в столовой, ярко освещенной свечами и блеском серебряной посуды. Свет отражался в хрустале и играл на тонком фарфоре.

Раньше Ханна часто гадала, дома ли Вернер, поскольку никогда не видела его за едой. Теперь же он с удовольствием поедал все, что с любовью и в достатке готовила Бесс, и потихоньку начал расставаться с худобой. Ханне казалось, что с каждым прибавленным килограммом он, похоже, становился по крайней мере на год моложе.

Ханна пребывала в восторге от такого поворота событий. Впервые она была довольна своей жизнью…

Дики и Бесс были крайне благодарные Ханне за проявленную заботу. В тот вечер, когда Бесс вылезла из коляски Вернера, девушка сбежала по парадной лестнице особняка, и негритянка заключила ее в свои крепкие объятия.

– Боже правый, деточка, я уж думала, что мои старые глаза никогда больше тебя не увидят!

Ханна заметила в глазах Бесс слезы. Она поняла, что никогда не видела Бесс плачущей, и была тронута.

– Ты богоугодное дело сделала, милочка, что освободила нас от этого старого черта Стритча!

Ханна с удивлением обнаружила, что тоже плачет. Она взяла Бесс за руку.

– Добро пожаловать в «Малверн», Бесс.