На встречу боярскому войску устремились стрелы. Были видны только десять, не больше, стрелков из угрюмовцев. Но стрел летело не менее чем в два раза больше, чем могли бы выпускать десять воинов. Часть моих союзников стреляли из-за укрытий.

По полусотне Угрюма начали стрелять кучковские лучники. Я чуть не чертыхнулся, когда увидел, что первой жертвой в этом обмене стрелами, стал воин-угрюмовец, который защищал ворота. Если бы мои сопровождающие не взирали на происходившее столь внимательно, что и не отвлекались на меня, так могли заметить, за кого я болею. Это как кричать «Гол», когда забил Зенит, а при этом находится в фан-зоне Спартака.

Такие ассоциации выдавили у меня улыбку на лице, но она сразу же сошла на нет, как только я увидел, что еще один мой союзник оказался сраженным стрелой. У боярина отличные лучники, жаль, что они у боярина…

Воины-кучковцы слаженно подходили к воротам и к лестницам, ведущим на стены. Я не заметил, что кто-то из них был ранен, или же убит стрелами, которые непрекращающимся дождем сыпались сверху. Идущие на приступ грамотно прикрывались большими щитами.

Вот они остановились перед лестницами в метрах десяти от них. Теперь нужно размыкать строй, так как таким построением на лестницу никак не взобраться. Защитников ворот не было видно, хотя именно тут должна была быть оборона наиболее насыщенной. Узкий проход можно и нужно защищать.

Кучковцы разомкнули ряды, часть щитов покинула построения и в только сто образовавшиеся бреши, которые не успели закрыть боярские воины, устремились стрелы. Вот теперь эффективность стрельбы угрюмовцеврезко повысилась.

Одному воину стрела впилась в шею, но он продолжал свой забег к вожделенной лестнице, теряя стремительность только уже на самих ступеньках. Такой предсмертный героизм кучковца мог быть похвальным, если бы не то, что он, все же рухнувший у ступенек, становился преградой для своих собратьев, спешащих следом. Вот еще одному воину бронебойная стрела пробивает кольчугу в районе плеча и воина, замешкавшись, так же мешает другим себя обогнать.

И тут… Кипящая смола полилась на головы атакующих.

– Перун Громовержец! – простонал один из воинов, стоящий рядом со мной.

Я промолчал. А внимание охранников стало еще более сконцентрировано на происходящем у ворот.

Идею о том, чтобы начать уговаривать своих соглядатаев отправиться в бой, я отмел. Слишком это будет выглядеть подозрительно. Но почти уверен, что окажись так, что меня рядом с ними не станет, так еще и спасибо скажут, что могут с чистой совестью и с огнем в груди спешить в бой, на встречу со смертью.

Между тем, к атакующим кучковцам все пребывали новые силы, воины бежали с других участков стен, оголяя оборону.

Этот вариант, ударить еще и с другой стороны детинца, также рассматривался, и была вероятность, что Геркул высказал князю Юрию Владимировичу идею о том, что можно было атаковать с двух-трех сторон, отправляя отряды на приступ стен с противоположной стороны от тех ворот, которые до сих пор удерживали угрюмовцы.

Полетела вверх стрела с черной лентой. Этот сигнал предвещал уже скорую атаку основных княжеских сил. Возможно, я этого не видел, но стрела с черной тканью была уже пущена в который раз.

– Вперед! – услышал я крик боярина Кучки и его воины, только что растерявшиеся, взирая на ужасную участь своих со-ратников, облитых смолой, вновь устремились к воротам, лестницам.

Кучковцы переступали, отталкивали обожженных, мечущихся в предсмертном ужасе, своих собратьев, которые не сразу умирали от вылитой на них кипящей смолы, но явно большинство воинов, попавших под воздействие такого ужасного оружия, не жильцы. Бывшее только что стройным построение рассыпалось и образовало, скорее, толпу, но кучковцы настырно шли на приступ ворот и участка стены. Эти воины погибали, получали ранения, но шли вперед. Постоянно работали боярские лучники, которые выцеливали угрюмовцев, но стреляли кучковцы так опасно, вблизи от своих собратьев, что наверняка задевали и союзников.

У ворот начался рукопашный бой. Не менее двух десятков из полусотни Угрюма выдвинулись навстречу кучковцам и заняли пространство в воротах, образовав лишь две линии. Эти воины были с копьями, наиболее эффективным оружием в складывающейся ситуации, когда нужно скорее сдержать, чем победить.

На лестнице закипел бой. Тут так же применялись копья, которыми угрюмовцы старались колоть противника сверху, находясь на ступеньках выше. А еще к баррикадам, выстроенным на участках стен так же подошли воины боярина, и там закипело противостояние.

«Долго не выдержат братья», – подумал я, начиная пятиться в сторону.

Нужно было воспользоваться тем, что мои соглядатаи, как завороженные смотрели на происходящее, лишь периодически поминая то Перуна, то Велеса, чуть реже Христа. Шаг, еще один, еще… Я знал, где должны были находиться мои воины, туда и нужно бежать.

Два десятка ратников, которые, если грамотно подойти к делу, могли бы многое совершить в сложившейся ситуации, например, можно создать еще один очаг сопротивления и оттянуть на себя силы кучковцев, были оттеснены в один из домов-казарм Кучково.

Пройдя незамеченным уже шагов семь, я развернулся и побежал в сторону одной из казарм в Кучково. В городкератники жили в двухэтажных домах, я бы сказал, что в многоквартирных помещениях. А еще добавил бы, что эти помещения были просто катастрофически пожароопасными, так как и на первом этаже, и на втором, были сложены печки из камней, лишь обложенных глиной, но все равно являясь почти что открытым источником огня.

Нужен кирпич и нормальные печи – это очень многое значит для жизни и важность печей становится понятна только лишь тогда, когда их нет. О чем я думаю?! Вокруг хаос и смерть с трудом успевает собирать свою обильную жатву, а я о кирпиче.

Поступь конной лавины я не увидел, услышал. Началась атака Кучково и княжескими силами. Где-то там, рядом с князем Юрием Владимировичем, должен находиться и Геркул. Выстраивалась во дворе детинца и боярская конница. Уверен, что Кучка сейчас поведет в бой именно их.

Отвлекшись лишь на те секунды, которые понадобились мне, чтобы осознать творящееся вокруг, я уже не таясь побежал к дому-казарме. Сейчас все вокруг бегали, суетились еще пуще прежнего, так что на меня, мало чем, если только не ростом, отличающегося от других воинов, никто и не обратил внимание.

– Боярин требует всех к себе! – кричал я еще издали. – Князь прорвался. Воины бегут! Кучку убили!

Больше крика, больше невнятной, но сдобренной паникой информации. Да и не было тут много воинов, двери в дом-казарму охраняли всего-то трое ратников. Правда замок тут, на входных дверях, висел, и был он не менее массивный, чем тот, который я вешал в кровавой горнице.

– Ты из Братства? – спросил один из трех воинов-охранников у дверей. – Ты же гость боярина? Нас предупреждали, что можешь прийти.

И звучали слова растерявшегося бойца неуверенно. Страх… он тут ощущается везде. Не был бы я на стороне побеждающих, также мог поддаться панике и сам. Много воинов у Кучки было из пришлых, не все готовы умирать за амбиции боярина. Но клятвы… они враги здравому смыслу, конечно, если к такой форме присяги относится ответственно и боязненно.

– Воин, не погибай понапрасну. Я возьму тебя с собой и после посмотрю на что ты годен, может и войдешь в мою тысячу и станешь братом. Но сейчас отстранись! – сказал я, извлекая и второй меч из ножен.

Не то, что бы я амбидекстр, правая у меня рабочая, а левой рублюсь хуже, но с опорой на правую руку, научился подрабатывать и вторым мечом. Вот только проливать кровь тут, во дворе, – это крайний вариант, даже пробегающие мимо воины обратят внимание на бой у дома. А еще, признаться, не хотелось дразнить Судьбу. И так я уже вышел победителем из такой схватки, что кроме как Удачу и благодарить особо некого и нечего.

– Бран, ты слышишь рубку у ворот? Это уже княжеские войска подошли, не иначе. Мы шли в Братство служить, как повелел князь Пинский, а остались у боярина Кучки служить за серебро. Так за что нынче воюем, за обещанные гривны? – нашелся в тройке воинов трусоватый, но здравомыслящий человек.

Нет, такие мне в со-ратники не нужны, много сомнений… трусости.

– Бран, – обратился я к воину, который, видимо, был за старшего. – Не уйдешь, будете убиты. Просто отступи и я слово даю, что не убью вас, а еще и князя упрошу этого не делать.

Бран думал, а я решил, что в какофонии множества звуков не будет слышно одно воззвание. Может мои браться под дверьми стоят, услышат меня, да и ударят по двери, вышивая ее.

– Эй, Боброк, Фома? Не засиделись вы там? – кричал я.

Стоящие трое охранников озирались, крутили головой, но никто более не реагивал на мой крик, да и вовсе рядом не оказалось больше никого. Все силы, все отряды Кучки были задействованы для отражения атаки.

– Хорошо, мы уходим! – сказал Бран. – Будем недалеко. Помни свое слово, что оставишь в живых.

Мне протянули ключ, я не сразу попал в замочную скважину замка, но с третьей попытки открыл дверь.

– Красавцы! – я даже прихлопнул трижды руками.

Двадцать воинов были связаны и сидели кучками спина к спине с кляпами во ртах.

– И как позволили себя охомутать? – просил я, разрубая толстую веревку и высвобождая Боброка, почти одновременно высовывая кляп изо рта десятника Фомы.

– Не было силы смолчать, тысяцкий, посекли мы четверных кучковцев. Но они так нас принижали, что нельзя было смолчать… – оправдывался Фома.

– Вот заладил: «нельзя смолчать». Понял я. Но говорил же всегда, что можно и нужно стерпеть все унижения, хоть бы и просить о пощаде и уверять врага, что предал своих, но выполни задачу, сделать, что должно! А потом уже шкуру снимай со своего врага, – говорил я, помогая высвобождаться воинам.

Хотя… Воины… Повязали их, еще и половина из братьев с синяками под глазами сидели. Если уже драться начали за обиды свои, так надо было идти до последнего

– Потери есть? Оружие где? – задавал я вопросы.

– Нас не убили, но помяли. А по оружию… знаю я, видел, как сносили его. Все тут, в этом доме, там, наверху. Не беспокойся, тысяцкий, – говорил Фома, а у самого глаза пол дырявили.

– Стыдно? Но не красные девицы, кабы стыдится нынче. Служить нужно. Вот задача вам: быстро облачиться в брони и занять боярский терем. Никого не впускать, никого не выпускать. Кто будет на пути вашем, бить, но не убивать, только связывать. И веревки – вот они, – говорил я. – Главное – то женская половина. Там Улита, там младший сын боярина Яким. Ни волоска с их головы, кабы не упало!

– Все сделаем, тысяцкий, – выкрикнул Боброк, первым побежавший наверх за вооружением и доспехами.

Я поспешил за ним. Нужно было иметь представление, что происходит за стенами дома-казармы. По моим расчетам, я уже опаздываю и могу не успеть взять под свой контроль терем боярина. Бои уже должны были перерасти в избиение кучковцев и сдачи в плен отдельных отрядов-наемников. Но звуки боя доносились только со стороны ворот.

Выбив на втором этаже дома пузырь в оконце, я подставил лавку, так как даже моего роста не хватало, чтобы смотреть в вырубленное отверстие, стал смотреть.

Сражение велось у ворот, прорыва княжеской дружины не случилось. При этом я не видел огромного количество воинов. Складывалось впечатление, что князь прибыл сюда всего может с двумя сотнями воинов, или того меньше. Это создавало некоторый паритет сил, так как две сотни у князя, полсотни, наверняка уже меньше, у Угрюма, а против них было не менее трех сотен воинов боярина.

В кутюрьме сражений среди княжеских стягов, я не увидел Андреевского флага – стяга Братства. Но это не значило, что братьев среди сражающихся не было. Несколько знакомых воинов, узнанных мной скорее по вооружению, я увидел.