Оба его дружка тут же подобрались, оставили в покое Кузю и стали по обеим сторонам от говорливого… Снаги! Снага-хай – вот кто это были такие. Зеленые орки, если по-простому. А я, стало быть… А я… А я кто? Черный урук? Наитие подсказывало – близко, но не совсем.

– Шел бы ты отсюда, снага, – воспользовался я новообретенным знанием.

– А ты-нах, сопляк-х, на кого-врот… – Похоже, этот обормот был в курсе ученического статуса моего реципиента, и это придавало ему смелости.

Я просто дал ему в рожу: крепко, с размаху, с оттяжечкой! И, словно в замедленной съемке, увидел, как соприкоснулась с моим кулаком его голова, а потом дернулась, подавшись назад и потянув за собой всё тело.

ГДАХ! Снага отлетел метра на полтора, ударился в груду какого-то металлолома и застыл там, под кучей железяк и всякого мусора, с лязгом и грохотом осыпавшегося ему на плечи и голову.

– Валим, валим-нах! – Снаги, похоже, храбростью не отличались.

Внезапное и резкое поражение вожака обескуражило и деморализовало зеленых гопников. Они тут же обратили тыл, но меня-то это не устраивало! В три прыжка я настиг одного из них и придал зеленокожему ускорение – пинком ноги прямо по жопе.

– Ы-ы-ы-а-а-а-а… – Это получилось феерично.

Этот снага впечатался всё в ту же кучу металла, что-то мерзко хрустнуло, и он затих.

– Низко пошел, – не удержался от комментария я, глядя на последнего снагу. – Видать, к дождю.

– Вали, вали его! Сбоку, сбоку заходи! Давай, давай, пацаны! – Стоило врагу остаться в одиночестве, как гоблины поперли изо всех щелей и принялись месить его подручными предметами – дрекольем, какими-то бутылками, камнями…

Вскоре последний снага обмяк, но гоблины еще долго пинали его ногами и плевались, что-то бормоча.

– Кхе-кхе, – сказал Кузя, подбираясь ко мне в подобострастной позе и почесывая ушибленные ребра. – Так вот, по поводу мяса… Вам нужно мясо? Свежее съедобное мясо, убоина! Три тушки килограмм по шестьдесят-семьдесят…

Тьфу, мерзость какая! Вот же действительно: в чужой монастырь со своим уставом… Кстати – мне показалось или он и вправду спрятал в задний карман рваных штанов какой-то гаджет типа смартфона? Да что вообще здесь происходит?

Глава 3. Орк в рваных джинсах

Схватка с орками-снага, попытки навести порядок в разгромленном жилище, погребальная церемония – всё это меня здорово вымотало, да и желудок уже не урчал – рычал! Дико хотелось жрать, да и привести себя в Божеский вид не мешало бы: штаны превратились в дерюгу, рубаха – в рубище.

Учитель догорел, гоблины были заняты: копошились, верещали, хрюкали, наслаждались жизнью. Мерзкие твари? Ну да, ну да… Я поднялся по узкой лестнице на второй этаж, к своей комнате. Взялся за ручку дважды выбитой за сегодня двери и задумался – что же тут всё-таки произошло? Если сложить всё, что я узнал и услышал за прошедшие пару часов – по всему выходило, что в комнате с недавних пор проживал Резчик – урук-хаевский мастер волшебных татуировок – и его ученик. Я-здешний, в общем.

То ли Резчик оттоптал кому-то великому больную мозоль, то ли одним фактом своего существования создавал неразрешимую проблему, а может – сделал не тому человеку или не-человеку не ту татуировку, но факт оставался фактом: его прикончили. Еще до погребального костра при беглом осмотре тела Резчика серьезных повреждений я не обнаружил. Правда, у учителя явно текла кровь из глаз и ушей – присохшие бурые пятна на лице и одежде были хорошо заметны. Да и опричники-спецназовцы говорили что-то о менталисте и при этом многозначительно друг на друга шикали. Менталист – это что-то с ментальностью, сознанием, разумом. Предположим, эдакий свирепый боевой гипнотизер. Тем более Козинец этот высказывал сомнения в способностях любого другого чародея прикончить Резчика.

Значит – менталист вскипятил мозги матёрому орку, запомним.

Получается, он приперся в какую-то заштатную ночлежку, в весьма неблагополучный район города… Как ротмистр сказал? Сан-Себастьян? Вот – в сан-себастьянские трущобы приперся жутко сильный и жутко редкий маг породы менталистов и разделался с жутко редким и жутко сильным Резчиком из породы урук-хаев. Первый вопрос на данный момент для меня звучал примерно так: хотел ли он прикончить и меня тоже и захочет ли это сделать в будущем?

Поскольку у меня из ушей кровь не текла, из глаз – вроде тоже, то я склонялся к отрицательному ответу, который был для меня гораздо более предпочтительным.

Второй вопрос был таким: могли ли опричники-спецназовцы появиться тут в тот же самый вечер по чистой случайности? И тут ответ был более чем однозначным: могли! Есть такая дурацкая теория великого сракопада. И каждый с ее проявлениями сталкивался. Ну, это когда на кухне убегает молоко, ты сидишь на унитазе, а в это время на мобильный звонит шеф, а по видеосвязи в зум стучится любимая девушка, и туалетная бумага как раз кончилась. Вот что такое великий сракопад. Вот эта вся хрень с шаровой молнией и плотная череда событий уже тут, по эту сторону, в теорию вполне вписывались. Более того – ночь еще не окончилась, и сракопад мог продолжиться – легко и запросто.

К неприятностям следовало быть готовым, и если физические кондиции тела меня вполне устраивали, то внешний вид – откровенно пугал. Да, с дикой рожей и горящими бельмищами вместо привычных карих глаз ничего поделать нельзя, но умыться и надеть что-то приличное – это вполне в моих силах. И перекусить!

– Жра-а-ать! – Я принялся бродить по комнате в поисках воды, еды и одежды, продолжая при этом перекладывать бардак с места на место.

* * *

Пачка кондитерских сухарей «Ванильные с изюмом» – что может быть более нелепым в текущих обстоятельствах? Тем не менее под обломками буфета я обнаружил единственную целлофановую упаковку с этим лакомством и сначала долго пялился, пытаясь осознать – что я только что прочел-то?

«VANIL’NYE S IZYUMOM» Sostav: muka pshenichnaya, moloko suhoe, obezzhirennoe… И дальше в том же духе. Они тут писали на латинке! Ни одной кириллической буквы я так и не увидел, как ни вертел пачку. Что-то вроде арабской вязи было, и состав дублировался на нескольких языках – как и у нас. Один язык был похож на немецкий, второй – кажется, на латынь или итальянский, но… Но гребаная пачка ванильных сухарей была самым лучшим доказательством: я находился в другом мире. Что касается хронологии – тут можно было поспорить. Например – конвертоплан, боевая экипировка опричников и их технологические приблуды выглядели футуристично, а эта халабуда, которую гоблиненок Кузя назвал гостиницей, весь ее экстерьер и интерьер напоминали скорее разруху девяностых… Однако дата изготовления стояла вполне очевидная: 02.10.2008. Ого! Какая древность. Сколько пролежали сухари в запасниках у Резчика – черт его знает, и от какого события мерила новую эру нынешняя историческая наука – оставалось только догадываться.

Я сунул в рот ванильный сухарик и принялся работать челюстями, продолжая искать одежду. И – о чудо! Нашел неразбитый комод! Там в верхнем ящике обнаружились вполне себе демократичные джинсы, правда – рваные на одной коленке и весьма потрепанные не моды ради, а изношенности из-за. На свет Божий вылезла также безразмерная черная футболка с крупной белой надписью через всю спину – «KRASOTA STRASHNAYA SILA!»

Стараясь сдерживать приступы хохота, я переоделся, сунул ноги в самые обычные синие резиновые сланцы, которых тут имелось аж четыре пары, в одну руку взял шуршащую упаковку ванильных сухариков, а вторую сунул в карман джинсов – там что-то заманчиво позвякивало!

В ладони моей оказались монеты достоинством одна, пять и двадцать денег. Так и было написано на реверсе – «20 deneg. Kazennyj monetnyj dvor Gosudarstva Rossijskogo». И тот самый геометричный орел с мечом и молотом там, где и полагается быть орлу – на аверсе. Уф! Однако!

Местных цен я не знал, но выхода не было: пачки сухарей весом в двести пятьдесят грамм для насыщения этой махине было явно недостаточно!

– Вперед, за колбасой! – сказал я и, бренча монетами в кулаке, принялся спускаться по лестнице.

Во дворе гоблины жарили на костре из всё тех же покрышек мясо и перекусывали, не дожидаясь, пока оно пропечется как следует, и отхватывая с импровизированных шампуров из арматуры огромные куски пищи своими кривыми зубами.

– Бабай, а ты куда? – уточнил Кузя. – Ваще-то ночь на дворе, шатаются по Маяку всякие-разные…

Маяк? Это нужно запомнить. А вот про всяких-разных – это прозвучало даже смешно, так что я хохотнул, почесал подбородок и, обойдя обшарпанное здание гостиницы, выперся на главную улицу. Интересно – в гоблинской ночлежке кроме меня постояльцы были? Или – только эти самые гоблины?

Утром прояснится, наверное.

* * *

Сухари закончились в тот самый момент, когда появилось уличное освещение. Не в том смысле, что фонари загорелись, нет. Просто этот участок местного Бродвея мог похвастаться тем, что фонари на нем в принципе физически существовали.

Неровный, мерцающий электрический свет приподнял завесу тайны над окружающей действительностью: вокруг царила разруха и мерзость запустения. Дома не выше четырех этажей зияли пустыми глазницами разбитых окон, многие двери были заколочены, стены – исписаны граффити, изгажены и заплеваны. В подворотнях и на обочинах громоздились груды мусора, попискивали крысы, копошились бродячие собаки. Плафоны фонарей атаковал рой насекомых. Ночные бабочки, мошкара и жуки стучались в толстое стекло и падали на землю. Нарезали круги на этой благодатной пажити летучие мыши – вот уж у кого не было проблем с продовольствием!

Контрастно, чуждо рядом со всей этой матерой гнилью, развалинами и древними лампами накаливания смотрелись яркие неоновые вывески и закрытые тяжелыми рольшторами витрины магазинов и рекламные голограммы. Пляшущие полуголые барышни, термоядерные надписи, холеные рожи каких-то медийных личностей – всё это иллюзорное великолепие мелькало тут и там, излучаемое проекторами, которые были установлены на недосягаемой для вандалов высоте: на фонарных столбах или под самыми крышами зданий.

Мир другой – проблемы те же! Пиво, прокладки, шампуни, станки для бритья, средства от изжоги, косметика. Косметику рекламировала самая настоящая эльфийка – стройная, неземная, белокурая, с большой грудью, аппетитной задницей, фиалковыми глазами и теми самыми остренькими ушками. Мечта фетишиста!

Я прошел сквозь эльфийку, следуя указаниям моего носа. Новообретенные органы чувств отличались восприимчивостью: я совершенно точно вычленял из окружающих миазмов и зловония ароматы растворимого кофе и свежего хлеба! Не то чтобы я любил растворимый кофе – просто наверняка там имелось еще что-нибудь съестное. Скорее всего, впереди меня ждало круглосуточное кафе или хотя бы – магазин!

– Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу! 

– принялся в такт шагам мурлыкать себе под нос я, вдохновленный скорой возможностью наконец пожрать вдоволь.

«И-и-и-и-и-и-и!!!» – Собачий визг раздался чуть ли не со всех сторон, помоечные псины из подворотен ринулись врассыпную в панике, наводя суету и завывая на все лады.

– Твою мать! – огорчился я.

Вообще-то это несправедливо! В какой момент поющий на ходу человек стал сродни сумасшедшему? Все наши предки, пока работали или там в походы ходили – пели песни! Это ведь свойственно нам – людям!

– Эй, образина! – раздался злой голос откуда-то сверху. – Шел бы ты отсюда! У нас тут люди спят.

– А? – По мнению местных, похоже, мне до человека было далековато.

– Говна! Щас пальну дуплетом, поговоришь у меня! – Послышался звук взводимых курков, едва слышно скрипнуло открываемое окно.

– Я магазин ищу, круглосуточный.