Этот чёртов график, который ну никак нельзя было нарушать, так вот он гласил, что у нас еще несколько населённых пунктов, которые нужно посетить с выступлениями и пропагандой. Причём в обязательном порядке. И вот два дня тому назад мы прибыли в городок с поэтическим названием Хлябов. Глава этого поселения собирался забабахать большой праздник в пику христианской пасхе. С демонстрацией, маршами, речёвками, транспарантами и театральной пропагандой, куда и пригласили присоединиться нашу Агитбригаду. Гудков никак не мог пропустить такое мероприятие, так что пришлось задержаться.

Дело усугублялось приездом неких полуответственных товарищей, которые должны были выступить с пламенными речами на демонстрации в поддержку праздника. А так как все бегали, суетились, готовились и разучивали слова, то встретить товарищей Гудков отправил меня. Нет, вы не подумайте, что никого более ответственного не нашлось, но я же говорю – в городе царили суета, кавардак, все «красили траву», так что да, пришлось «сбегать» мне. Благо тут всего три километра.

И вот результат – шесть трупов и полностью опустевшее село… А я брожу тут и не знаю, что делать.

– И что ты собираешь мне тут показывать? – начал было Енох, но закончить ему не дали. Во дворе послышался какой-то звук.

– Хозяева вернулись? – удивился и я выскочил из дома.

Енох устремился за мной.

Я огляделся: во дворе было всё по-прежнему.

– Глянь туда, – сказал Енох и кивнул на забор.

Я обернулся. Верхом на заборе сидела маленькая девочка с трогательными косичками и увлечённо баюкала замурзанную тряпичную куклу.

– Генка, это же ребёнок! – удивился Енох. – Что он тут один делает?! Одна, то есть…

– Тихо ты! Напугаешь, – шикнул на него я, мучительно размышляя, как заговорить с нею, чтобы не испугать.

– Придётся с собой забирать, – вздохнул Енох, – вот Гудков «обрадуется», когда ты вместо этих ответственных товарищей приведёшь её.

– Да не собираюсь я её никуда тащить! – огрызнулся я шёпотом, наблюдая за девочкой.

– Сам посуди, ну разве можно ее здесь бросить? – вопрос был важным и не давал покоя. – Такую маленькую. В этой странной деревне. Одну.

Я вздохнул и покачал головой. Обзаводиться ребёнком мне не улыбалось.

– Маленькие дети должны быть рядом со взрослыми, – продолжал убеждать меня Енох. – Иначе они становятся непредсказуемыми. Шумят. Бегают. Нет ничего хуже, когда шумят и бегают. Мда… вот как-то меня временно приютили в одном монастыре, и у нас там был один маленький ребенок. Правда не девочка, а мальчик. Но тоже шумел и бегал. Настоятель от такого беспокойства совсем не мог спать и постоянно пил вино. Уфффф… хорошее вино было у настоятеля…

Енох сглотнул, но тут вспомнил о маленькой девочке, которая продолжала сидеть на заборе и баюкать куклу.

– Да, хорошее вино…

От забора послышалось сдавленное хихиканье.

– Генка! Она меня слышит! – удивился Енох и крикнул ей, – эй, девочка! Ты меня видишь?

Девочка, не поднимая низко опущенной головы от куклы, кивнула.

– Ты правда видишь меня и слышишь? – не унимался донельзя удивлённый Енох.

Девочка кивнула опять.

– Генка, нам нужно её отсюда забирать, – тревожным шепотом сказал Енох. – Она меня видит! Ты представляешь?!

Пока я мучительно думал, как поступить, Енох опять окликнул её, строго сдвигая брови.

– Ты пойдёшь с нами?

Девочка хихикнула и кивнула.

– Она согласилась! – сообщил мне Енох и опять крикнул девочке, – Обещаешь вести себя хорошо?

Девочка, чуть помедлив, кивнула, от чего обе косички весело подпрыгнули.

Солнце припекало, старательно освещая забор, двор и избу. От этого света и весь хутор Хохотуй, и маленькая хрупкая девочка казались золотисто-прозрачными, почти розовыми. Густо и безмятежно пахло весной. Большие шмели с сердитым жужжанием носились над дворами.

– Тебя как зовут? – не унимался Енох. – Где твои родители?

Девочка не ответила, продолжая играть с куклой.

– Ну что ж, – вздохнул Енох и задумчиво замерцал. – Без имени никак нельзя. Нужно дать тебе имя. Хотя бы временное.

Он засмотрелся на покрытую дранкой крышу дома, беззвучно шевеля губами. С сердитым жужжанием у самого лица пролетел шершень. И хоть он пролетел сквозь Еноха, но тот всё равно нетерпеливо от него отмахнулся и сообщил результат:

– Будешь Маруся?

Девочка повернула голову и кивнула. Бледно-восковое лицо ее искажал косой рваный шрам, тонкие губы разошлись в оскале, обнажив два ряда длинных и острых зубов. Нижней части подбородка у нее и вовсе не было, и позвоночная кость алебастрово белела сквозь зияющую дыру.

– Эммм… в-вот и с-славненько, – охнул Енох.

Глава 2

– Ты в этом точно уверен? – я очумело посмотрел на чёртового Еноха, – что-то я в сомнениях…

– Ты у нас главный, вот ты и решай! Не надо на меня перекладывать! – сварливо выкрутился Енох и заторопился куда-то, по одному лишь ему понятному делу.

А я остался во дворе с Марусей. Между прочим, наедине. И, между прочим – в странной деревне, где недавно совершили ритуальное убийство шести человек. Причём не просто человек, а ответственных товарищей.

Я посмотрел на Марусю. Маруся посмотрела на меня. Меня аж прошиб пот и зазнобило.

– Ну пойдём, что ли… – промямлил я непослушными губами, в надежде, что ну а вдруг она где-то по дороге потеряется.

Маруся кивнула. При этом отсутствующая часть подбородка полыхнула перламутрово-белым. Я поёжился и оглянулся. Гадского Еноха и след простыл.

– Спросить тебя, кто ты и что ты здесь делаешь бессмысленно, да? – спросил я Марусю.

Она повернула ко мне лицо. Тонкие острые зубы ощерились в оскале (улыбкой назвать это язык не поворачивается).

– Ну, ладно, – сказал я, про себя костеря Еноха на все лады. – Пока пошли, а дальше будет видно…

Маруся схватила куклу и сильно прижала к себе. Затем она спрыгнула с забора на землю. Выглядело это так, словно сверху сбросили мешок цемента (я потом посмотрел, там, на земле была вмятина, словно точно мешок с цементом со всей дури швырнули наземь).

Но маленькая девочка, даже пусть и такая, не может столько весить!

Маруся не дала мне времени на раздумья и бодро пошагала вперёд, только косички взметнулись. Я, соответственно, поплёлся сзади.

– Ну, где вы столько ходите! – набросился на меня истосковавшийся по живому общению Моня. – Сколько вас ждать можно?! Бросили тут меня с мертве…

Он осёкся на полуслове, внезапно узрев Марусю.

– К-кто эт-то? – выдавил он из себя.

– Да это Енох тут по случаю подружкой обзавёлся, – тут же наябедничал я и не удержался от сарказма. – Видимо, удочерить хочет.

– Почему сразу Енох?! Чуть что, там Енох! – сварливо маякнул прямо в воздухе передо мной Енох и тут же исчез.

Повисла тяжелая пауза.

Точнее для нас она была тяжелая, так как девочка стояла и с любопытством рассматривала натюрморт из мертвецов в круге. Ноздри её при этом хищно раздувались.

– К-как тебя з-зовут, девочка? – выдавил из себя Моня, внезапно решив поиграть в воспитанность.

– Ми-ми, – довольно членораздельно ответила Маруся и с гордостью посмотрела на меня.

– Молодец, – похвалил я.

Маруся, или как она себя сама назвала, Мими, одобрительно кивнула и переключила внимание на мертвецов в круге. Глаза её при этом загорелись красным и замерцали, примерно, как Енох в волнении.

– Даже и не думай, – на всякий случай сказал я ей. – Иначе наши пути разойдутся. Если ты хочешь идти с нами, то будешь выполнять общие правила и мои приказы.

Мими внимательно посмотрела на меня. Безэмоционально.

– Пойми, Мими, я никого возле себя не удерживаю, и ничего не заставляю. Но если кто-то решил идти со мной, то он прежде всего должен делать то, что я скажу.

Мими продолжала пристально на меня смотреть.

– Так что сама делай выбор. Или ты с нами и подчиняешься общим правилам, или мы расходимся, и дальше каждый сам за себя.

Мими задумчиво рассматривала меня, склонив голову набок. Под этим взглядом я аж взмок.

Наконец, очевидно, приняв для себя какое-то только одной ей понятное решение, Мими кивнула и сказала:

– Ы!

– Это означает согласие? – на всякий случай решил уточнить я.

– Ы! – настойчиво повторила Мими и потеряла ко мне интерес, переключившись на чашу с рыбой. Заключалось это в том, что она, пьяно покачиваясь, бродила вокруг ритуального круга и, хищно раздувая ноздри, принюхивалась к чаше с дохлой рыбой.

– Ты вилы взял? – тут же влез Моня, бросая на неё опасливые взгляды.

– Какие там вилы! – возмутился я, – чёртов Енох сбежал, сбросив на меня Мими.

– Кто бы сомневался, – ядовито хихикнул Моня.

– Между прочим, я бы попросил! – возмущённо проревел Енох, появляясь прямо из воздуха. – И за спиной обсуждать – это признак невоспитанности…

– Енох, – мстительно перебил я его словоизлияния. – Проведи Мими инструктаж, как тут у нас и что. Теперь мы с Моней сходим за вилами. И не отходи отсюда никуда!

Моня довольно захохотал, Енох что-то сварливо пробурчал, что, очевидно, означало крайнюю степень негодования, но я его слушать не стал, ибо это будет надолго.

Мы с Моней вернулись в деревню.

– Здесь все дома пустые, – пояснил я ему. – Люди исчезли, скот с хлевов исчез. Даже следов на земле нету. Только еда в печи горячая осталась и сено свежее в хлеву.

– Этого не может быть, – растерянно вякнул Моня.

– Согласен, – подтвердил я, – но это именно так и есть.

– Они не могли просто взять и испариться.

– Да? – я аж остановился и скептически посмотрел на Моню, – тогда что здесь произошло, по-твоему?

– Ну, я не знаю, – дипломатично увильнул Моня, – ты у нас главный, ты и решай.

– А на что оно мне? – задал резонный вопрос я.

– А зачем ты тогда всё это затеял?

– Возьму вилы, заберу чашу и камни и свалю отсюда.

– А Гудкову что скажешь?

– Ну… что они мертвы… – пожал плечами я.

– И он сразу же возьмёт и тебе поверит, да? – язвительно хмыкнул Моня.

Меня аж досада взяла. Как ни крути, а он прав, Гудков мне не поверит. Более того, зная Зубатова, вполне могу допустить, что эти убийства могут повесить и на меня. А если и не сами убийства, так то, что бросил трупы здесь.

Чёрт! Куда не кинь – всюду засада.

И что делать?

Решение возникло, как ни странно, в момент, когда я выбирал вилы среди наваленных скопом инструментов в одном из сараев.

– Вот эти бери! – одобрил мой выбор Моня, – у них ручка длиннее и крепче.

Я взял вилы и, на всякий случай прихватил топор.

И тут появилась Мими.

Сонно щурясь на солнце, она подошла к нам почти вплотную, так, что Моня, тоненько взвизгнув, растворился в воздухе.

И этот гад бросил.

– Ну, что тебе? – нелюбезно спросил я. Спросил, внутренне замирая. Но подавать вид, что я опасаюсь, было неправильно. Нужно сразу продемонстрировать, кто в стае главный, иначе пойдет разброд и шатание, а я этого допустить не могу.

– Ы! – сказала Мими.

– Я тебя не понимаю, – пожал плечами я.

– Ы! – настойчиво повторила Мими и поманила меня пальчиком.

Ну ладно, пойдём поглядим.

Я вышел со двора на улицу. Мими пошла вперёд, а я опять поплёлся следом.

На окраине деревни она показала на слабо накатанную дорогу:

– Ы! – сказала она и показала пальцем куда-то вдаль.

Я посмотрел в ту сторону. Но сколько я бы не прищуривался, проклятое солнце слепило глаза и рассмотреть, что там за «ы», не представлялось возможности.

– Дым, – сказал материализовавшийся сзади Моня.

От неожиданности я чуть не подпрыгнул.

– Тише ты! Так и до инфаркта довести можно! – рассерженно прошипел я.

– Дым от печи. Не костёр, а дым. Там изба, или избы, – повторил Моня, которому солнечные блики совершенно не мешали.

– Ты хочешь сказать, там деревня? – переспросил я.

– Именно так, может, просто пятихатка на отшибе, но избы там точно есть и они сейчас топятся, – сказал Моня, а Мими согласно кивнула.