– Это он молодец, – повторил я, – правильно понял мой приказ.

– Иамунеджех, ты лучше его знаешь, чем я. Что можно ему подарить такое, чему он будет больше всего рад?

Воин задумался.

– Менхеперресенеб – честолюбивый человек, которому больше всего нравится общественное признание, чем сама материальная награда, – наконец ответил он, – так что мой совет, любую награду, которую захочет дать ему твоё величество, лучше вручать при большом стечении людей.

Это было весьма ценное знание, поэтому я поблагодарил военного, что поделился им со мной. Он низко поклонился, затем извинился, сказав, что пора кормить крестьян.

– А мы их ещё не отпустили, что ли? – удивился я.

– Нет, мой царь, – удивился он, – твоего приказа ведь на это не было. Мне их разогнать? А то жрут без меры, скоты.

– Погоди, – я почесал подбородок, посматривая на городские стены, – пожалуй, они нам ещё пригодятся.

Кивнув, он пошёл распоряжаться о еде. Я же стал вспоминать, как в Средневековье обрушали стены, и навспоминал достаточно, чтобы улыбнуться. Наконец у меня появилась идея, что можно делать дальше.

– Мой царь, от твоей улыбки у меня холодный пот начинает течь по спине, – признался Меримаат, находившийся рядом, – каждый раз, когда ты улыбаешься, происходит что-то плохое.

Я рассмеялся от его шутки.

– Ты прав, мой юный друг, – повернувшись, я похлопал его по плечу, – на закате солнца собери совет, я поведаю им свой план.

– Будет сделано, мой царь, – склонил он голову.

Было, конечно, странно после той запомнившейся всем казни, что Меримаат и Бенермерут – оба прекратили называть меня просто Менхеперра, перейдя на более официальное именование, но это был их выбор.

Когда все военачальники собрались после захода солнца у меня в шатре, я почти всю ночь рассказывал, что хочу от каждого, выслушивал замечания, предложения, но главное мы сделали. Военачальники поняли, для чего я хочу заставить всех крестьян и свободных легионеров рыть траншеи, узнав при этом новое для себя слово, и заверили, что прямо с утра начнут претворять в жизнь мой новый план.

И правда, когда на следующий день пришёл проверить, как идут дела, я с удовлетворением увидел, как зигзагообразные траншеи зазмеились в сторону города. На его стенах было видно очень много людей, которые не понимали, что мы затеяли. Лучники пытались достать до копающих, но, поскольку траншеи были глубокими, а землю выбрасывали в сторону города, кроме самого факта проведения земляных работ, враг не видел ничего. Но, разумеется, они понимали, что ничем хорошим это для них не закончится, а потому предприняли атаку на копателей, однако сразу наткнулись на наших копейщиков, которые стали выныривать из глубоких переходов, вступая в сражение, а затем из лагеря по безопасным траншеям в бой были переброшены и лучники. Враг дрогнул и, теряя раненых, вернулся в город, а ещё через два часа на стене появилось белое полотно. Противники, видимо, решили не досматривать, чем закончится это рытьё земли в их сторону, и я не мог их винить.

***

– Великий царь Верхнего и Нижнего Египта, – обширная делегация из двадцати глав самых богатых семейств города рухнула на колени, стоило мне только прибыть на колеснице на переговоры. Я ещё даже не подъехал, а они уже сидели на коленях, лбом упёршись в землю.

– Вон как запели, – хмыкнул я, спускаясь с колесницы и подходя ближе к ним, – а месяц назад даже разговаривать со своим царём не хотели.

– Великий царь, прошу милости для твоих заблудившихся во тьме детей, – не очень натурально запричитал старший из них на отличном египетском, и я понял, что это просто спектакль для красивого зрелища.

– Ты встань и иди за мной, – тыкнул я в него пальцем и, когда он, ничего не понимая, поднялся, в сопровождении охраны отвёл его за границу общей слышимости.

– Мой царь, – он подумал, видимо, что его отвели на казнь, и попытался снова упасть, чтобы поцеловать мои ноги.

– Так, дед, хватит придуриваться, – огорошил я его, – всё, что меня интересует, так это размер выкупа за город, чтобы мои солдаты не стали его разорять, а также количество воинов, которых ты мне отдашь.

Глаза старика округлились, когда он посмотрел на меня снизу вверх.

– Вставай давай, я же вижу, что ты хе…й маешься, – я сделал жест рукой, и он, отряхиваясь, поднялся на ноги, широкими глазами продолжая смотреть на меня.

– В общем, всё просто, дед, – продолжил я, – если мы не договоримся, через неделю от твоего города останутся только каменные остовы, а все его жители, из тех, конечно, что останутся в живых, попадут на невольничий рынок.

– Мой царь, – хрипло сказал он, на что я отмахнулся.

– Оставь свои почести на празднование моего возвращения в город, пока для меня ты лишь жертва.

Он тяжело сглотнул ком.

– Царь Менхеперра, – осторожно сказал он, – нам сказали, что больше всего ты любишь золото, поэтому мы готовы отдать всё, только чтобы не пострадал город.

– И металл! – добавил я. – Мне нужно много металла.

– Мы отдадим всё, что у нас есть, – тут же заверил он меня.

– Отлично, тогда мои военачальники пройдутся по домам и проверят выполнение наших договорённостей. Я понимаю, что часть вы, конечно, успеете спрятать, но постарайся, дед, сделать так, чтобы эта часть была не столь значительной, чтобы меня этим оскорбить.

Он смутился, было видно, что они так и сделают, но мне было всё равно. Даже если они часть припрячут, впереди всё равно ещё целых три города.

– Молчи, не оскорбляй мои уши враньём, – поморщился я, когда он попытался оправдаться, заверяя, что они так никогда со своим царём не поступят, – или хочешь, чтобы я проверил твои слова, подвесив тебя и всех остальных жариться на медленном огне?

Старик этого не хотел, так что быстро сказал, что они подумают по поводу увеличения выплаты выкупа.

– И насчёт воинов первые два города явно пожадничали, – заключил я, – а у вас тут, я смотрю, слишком много бездельников, которые не хотят работать, зато любят воевать, так что завтра жду тысячу нормальных мужчин у себя в лагере. И не вздумай мне доходяг каких прислать.

Старик осторожно кивнул. Я протянул ему руку.

– Пожав ладонь, ты скрепляешь договор с богом, – широко улыбнулся я, отчего он ощутимо вздрогнул, – думаю, не нужно напоминать, что будет, если ты нарушишь его?

Осторожно, словно пожимая ядовитую змею, он подержал меня за руку.

– Ну, вот и отлично, – я разжал рукопожатие, – завтра с утра собери народ на площади, я приму их клятву верности и, получив своё, пойду дальше.

– Мой царь не остановится у нас в городе? – удивился он.

– Я уже в одном остановился, – проворчал я, – так что нет. Думаю, ты теперь понимаешь, что в твоих интересах быстрее мне предоставить выкуп, людей и припасы, чтобы отделаться от войска под своими стенами. Всё понятно?

– Да, мой царь, – старик от нашего разговора всё ещё находился в лёгком шоке.

– Вот и отлично, – я завершил разговор, поворачиваясь, – завтра утром прибуду в город, подготовь там всё по красоте.

Когда колесницы египтян удалились в лагерь, к одиноко стоящему главе города подошли главы семейств, обступив его.

– Уважаемый, о чём вы говорили? – обратился один из них к замершему старику, который смотрел вслед уехавшему кортежу.

Тот вздрогнул, словно только сейчас отошёл от недавнего разговора.

– Это бог, – безапелляционно сказал он, смотря на свою руку, которой недавно пожимал ладонь высшего существа, – это и правда бог. Лутфи был прав.

Его слова заставили всех вздрогнуть и переглянуться.

– Нам нужно поспешить, – старик опустил руку, – прикажите немедленно доставить в его лагерь свежую еду.

– Так что случилось? Зачем царь отозвал тебя одного? – не понимали остальные.

На что старик покачал головой.

– Я всё расскажу, но сначала быстрее предоставьте ему припасы, после этого разговора я не хочу его злить.

Мужчины, всё ещё не понимая, пошли обратно в город, по пути выслушав разговор, который не мог никогда произойти между царём Египта и главой восставшего города. Этого не было нигде и никогда.

***

То, с какой скоростью в лагерь стали поступать еда и вино, потрясло всех военачальников, они попытались осторожно узнать у меня, что я такого сказал главе города, что его так проняло, на что я лишь хмыкнул и ответил, что это всё моя природная харизма. Они не сильно этому поверили, но другого ответа не было.

Буквально с утра к лагерю стали десятками стекаться обнажённые, грустные нубийцы, которых тут же распределяли по контуберниям, заново переформировывая легион, который наконец стал прибавлять в численности. Тех, кто хорошо стрелял из лука, тут же проверяли на это умение и распределяли в когорту сагиттариев. На первых порах они будут тренироваться одинаково с пехотинцами, затем их пути разойдутся. Об этом, правда, ещё мало кто знал, я сам в голове только продумывал, как совместить все имеющиеся у меня рода войск. Ведь, в отличие от настоящего Рима, я не планировал делать отдельно ауксилариев из неграждан и легионеров только из выходцев из Египта. Я помнил, какую мину это заложило в конце концов под римские войска, и не сильно хотел этого повторять. Пока же такого понятия, как «гражданин», не существовало, хотя двухгодичные переписи проходили веками, переписывали вообще всё: количество собранного зерна, скота, крестьянских общин в наделах и прочее, прочее. Но это всё были дела будущего, пока же я сосредоточился на формировании единого войска, которое будет действовать по единым правилам с единообразным вооружением. В этом я видел первую и самую важную свою задачу.

Следом за воинами стали подтягиваться многочисленные повозки с металлом, к приёмке которых я привлёк лично Иамунеджеха. Ценности описывали, взвешивали и определяли на хранение. Об этом мне можно было не волноваться, у египтян проблем с учётом всего и вся вообще не было. Вскоре и за мной прибыла огромная процессия с музыкой, красивыми, нарядно одетыми девушками и парнями, которые на носилках и под большой охраной доставили меня на площадь, где при огромном стечении людей я принял их клятву верности. Когда всё закончилось, я толкнул краткую мотивирующую речь и, часок попировав, убрался обратно в лагерь. Откреститься от новых наложниц мне не удалось, главы семейств явно знали, что мне дарили до этого, так что не только вручили мне четырёх девушек, но и добавили ещё четверых, когда я начал отнекиваться, думая, куда мне вообще столько. Они же подумали, что я обиделся на то, что мало дали, отгрузив мне ещё, вот так я и вернулся в шатёр сразу с восемью девственницами. Свой долг по отношению к ним пришлось честно выполнить, и следующим утром моего пробуждения ждали покорные наложницы с тёплой водой, косметикой и новой одеждой.

«Если так дальше пойдёт, придётся заводить себе евнухов», – с грустью подумал я, смотря, с какой скоростью разрастается количество моих наложниц.

Глава 4

Вечером мы собрали лагерь и выдвинулись в сторону Абиско, везде встречая следы разорения караванов и убийства людей. Грифы и гиены хорошо попировали здесь, ведь убрать тела было некому.

– Менхеперресенеб действительно славно потрудился, – заметил я, когда первый раз увидел подобные сгоревшие повозки и трупы.

– Да, мой царь, – согласился Ментуиуи, едущий рядом со мной на другой колеснице, – надеюсь, он не попадёт в засаду, ведь войска нехси вернулись в свои города.

– Я тоже на это надеюсь, – согласился я с ним.

Оказалось, что волновались мы не зря, поскольку через два дня мы встретились с Менхеперресенебом и его бандой колесниц. Оказалось, что да, его действительно поймали в засаду и ему с трудом удалось улизнуть, потеряв десять колесниц. Всё это он рассказал первым делом, как поравнялся с нами.