– Танини, переодень её в чистое и помой, – приказал я, – и пусть вернётся на кровать, на полу дует.

Он согнулся в поклоне, вышел из шатра и вернулся через десять минут.

– Вода для твоего величества ещё не согрелась, – сказал он, – а ей хватит и холодной. – Встань! – приказал он девушке и, когда та поднялась на ноги, показал снять с себя балахон.

Я увидел, как краска заливает её щёки и уши. Девушка изо всех сил вцепилась в одежду обеими руками.

– Сейчас прикажу, и тебя палками так изобьют, что на ж…у неделю сесть не сможешь, – разозлился парень, видя, что она стоит и ничего не делает.

По лицу девушки покатились слёзы, но она стала снимать с себя ночную рубашку, оказавшись полностью обнажённой. У меня, несмотря на усталость и лёгкую сонливость, от удивления открылись глаза. Фигура девушки под широкой одеждой, скрывавшей её пропорции, оказалась совершенной, по моим стандартам, конечно: двоечка грудь, не сильно широкие бёдра, узкие плечи и аккуратные ноги, – всё приковывало к себе мой взгляд. Если только побрить её стоило в определённых местах. Я привык уже к египтянкам, которые везде себя бреют, так что тут явно было для брадобрея много работы.

Танини, сам немного офигевший от увиденного, стал омывать её холодной водой, что вызвало набухание груди, и её соски встали. Девушка, красная от стыда, закрыла глаза. Парень быстро её помыл, дал завернуться в одежду, которую раньше принёс для меня, и она быстро нырнула в мою кровать, укрывшись одеялами.

– Так быстро, мой царь, в вашу кровать ещё, наверно, никто не залезал, – пошутил он, вызвав у меня лёгкую улыбку.

– Неси завтрак, помоюсь я чуть позже, – кивком поблагодарил я его за помощь. – Есть будешь? – повернул я голову к пленнице, когда он вышел.

– Мой царь, – с тем же ужасающим акцентом начала она, но я остановил её.

– Я не твой царь, поэтому обращайся ко мне «твоё величество» или «твоё величество Менхеперра». Ты не Танини, которому можно меня так титуловать.

– Прошу меня простить, твоё величество. – Сев на колени, с наброшенным одеялом на плечи, она выглядела комично.

– Кто ты?

– Верховная жрица Царицы Небесной, богини Ашер, твоё величество, – быстро ответила она.

– А-а-а, ты храмовая проститутка? – вспомнил я.

Глаза девушки мгновенно наполнились слезами.

– Нет! – мгновенно возмутилась она. – Все жрицы богини девственны!

– Да? – Я погладил подбородок. – Ты уверена? Мне всё время рассказывали, что те, кто поклонялся этой богине, должны за деньги принимать в себя мужчин, лучше, если это будут иноземцы.

– Ложь! – абсолютно искренне возмутилась она. – Наглая ложь! Откуда у твоего величества подобные сведения?! Кто их распространяет о нас? Мы даём обет невинности, становясь жрицами Царицы Небесной!

– Боюсь, что конкретно твоя невинность сейчас под большим вопросом, – хмыкнул я, вызвав у неё испуг, но уточнять что-то по этой опасной для себя теме она, разумеется, побоялась. – Что ты делала в войске?

– Выполняла свою роль верховной жрицы, твоё величество, – тихо ответила она, испуганно косясь на меня, – проводила обряды поклоняющимся богине Ашер, вдохновляла воинов.

В шатёр вошёл Танини с подносом, на котором дымилась еда. Он поставил его на стол, порезал мясо, а затем принёс всё к моему столу.

– Прошу, мой царь, – сказал он.

Я сел ровнее, подвинул к себе золотые предметы и повернул голову к кровати.

– Ты голодна?

– Нет, твоё величество, – как-то не сильно уверенно ответили оттуда.

– Танини, поставь второй стул, – приказал я, и это тут же было исполнено, а девушка, понимая, что это было неспроста, встала с кровати и, аккуратно надев поданные ей мои банные сандалии, села напротив, впервые попав на яркий свет ламп.

Мои глаза сами собой снова расширились, я даже отложил вилку и нож. Подняв руку, приказал ей приблизиться и затем, взяв её за подбородок, стал поворачивать её лицо влево и вправо, внимательно его рассматривая. Девушка была абсолютно прекрасна, а если вспомнить ещё и её фигуру, то где-то в глубине души моя любовь к Хумай внезапно отодвинулась куда-то далеко, а страсть к новой девушке медленно стала подниматься от низа живота вверх, к самому горлу.

– Как тебя зовут? – Мой голос стал хриплым, я отпустил её лицо и вернулся к еде, чтобы моё состояние не стало ей понятно.

– Ада, твоё величество, – смутилась она, опустив лицо.

– Ешь, силы тебе понадобятся, – приказал я и сам стал есть и наблюдать за тем, как ест она, совсем уж маленькими порциями.

Где-то вдалеке раздались звуки рогов, которые не умолкали десяток минут, пока наконец не затихли, а в шатёр не вошёл Ментуиуи.

– Мой царь. – Сначала он склонил голову, а затем с любопытством посмотрел на сидящую напротив меня девушку.

– Что случилось? – поинтересовался у него я.

– Иудеи обнаружили пропажу жрицы, – улыбнулся он, – прислали парламентёров, спрашивают, у нас ли она, и если да, то просят отпустить за богатый выкуп. Центурионы легионов попросили меня сообщить об этом твоему величеству.

– Не прошло и дня, как они заметили, – хмыкнул я, – а насчёт выкупа, найдите среди простых легионеров человека, умеющего сквернословить, и пообещайте ему сто шетит, если он отправится к этим парламентёрам и без единого приличного слова расскажет, как сначала я тра…л их жрицу, затем это сделала моя охрана и завтра это сделает вообще любой желающий, пока она не умрёт от разрыва женских органов.

Глаза у иудейки при моих словах расширились, и она, теряя сознание, соскользнула со стула на пол. Я не обратил на это внимания, показав Танини заняться ею, сам же продолжил говорить с Ментуиуи.

– Боюсь, мой царь, начнётся драка за такое щедрое предложение, – улыбнулся военачальник.

– Пусть тянут жребий и победит самый везучий, – хмыкнул я, – главное, чтобы сделали это побыстрей.

– Мой царь, – поклонился он и вышел.

Не успел я доесть, как снова заиграли горны и в палатку вошёл уже Эхор.

– Мой царь, – склонил он голову, – иудеи собираются идти в атаку, после того как их парламентёры вернулись обратно.

– Да? – сильно изумился я, хоть и рассчитывая на нечто подобное, когда отправлял легионера с заданием, но то, что они поведутся на это, было всё же удивительно.

– Похоже, легионеру тогда нужно будет увеличить награду, он сэкономил нам кучу времени.

Эхор улыбнулся.

– Я слышал, что он сказал, и это было…

Он перевёл взгляд на девушку, которая стала приходить в себя, задумался и закончил явно более дипломатичнее, чем хотел сказать вначале:

– Впечатляюще, мой царь.

– Нужно будет тогда услышать это от него самого. – Я поднялся с кресла, подзывая Танини. – Мои доспехи.

– Слушаюсь, мой царь, – бросился он к сундуку и манекену, где находилась моя боевая одежда и снаряжение.

– Если твоё величество не против, я хотел бы помочь, – предложил помощь центурион.

– Хорошо, сэкономлю время, – согласился я.

С его помощью я быстро надел на себя броню и, подхватив щит, пошёл к выходу.

– Не подпускайте её к острому, – предупредил я охрану.

– Конечно, мой царь, – за всех ответил с поклоном опцион, отдавая приказы и выходя за мной следом. Две сотни уже ждали меня снаружи, и я, поднявшись на колесницу, показал центуриону встать рядом. Что он с поклоном и сделал, а Танини с завистью посмотрел, как мы уезжаем от шатра.

Глава 6

Уже долгое время мы не принимали бой в защищённом лагере, так что я приказал поставить всех лучников на стены и, главное, не жалеть стрел. Пехотные когорты заняли места возле деревянных рогатин у бруствера, и только конница сразу не участвовала в бою, поскольку её я приберёг до лучшего момента.

Мы прибыли как раз тогда, когда под завывания рогов огромная масса людей уже подходила в зону поражения лучников. На секунду солнце заслонили тысячи стрел, когда восемь тысяч лучников выстрелили почти одновременно, и затем на поле поселилась смерть. Стрелы сотнями выкашивали из рядов людей, которые, несмотря на потери, всё шли и шли вперёд, поскольку было их ну очень уж много. Трудно сосчитать, сколько именно, может, и все шестьдесят тысяч, которыми мне угрожали купцы.

Потери иудеев были просто ужасающие. Даже когда они подошли ко рву и стали закидывать его корзинами с землёй, стараясь засыпать несколько участков для прорыва дальше, лучники со стен города добивали до них и косили одного за другим. Лучники из лагеря занимались более дальними толпами иудеев и убивали не меньше.

Я, находившийся недалеко от первой линии, видел, что действительно это были вчерашние крестьяне и ремесленники, поскольку желания умирать у них не имелось совсем, и только воля их военачальников, а также их острые мечи гнали ополчение вперёд. Лучники и пращники у них были, но они ничего не могли сделать против хорошо защищённых легионеров. Да, изредка кого-то ранило, кто был не слишком осторожен и высовывался из-за щита слишком сильно, но в целом огромная толпа застряла возле рва и не могла пройти вперёд, а их всё это время убивали и убивали.

Мне казалось, именно из-за огромного скопления людей и слабой организованности понять сразу это они не смогли, хотя трупов и раненых кругом было предостаточно, но войско иудеев было слишком большим, так что воинов, стоящих на ногах, всё время оставалось больше, чем тех, что лежали на земли. Это их и подвело.

Когда заиграли рога, призывая всех отступать, очень много тел лежало во рве или у него, а ещё больше оставалось на поле, когда слабо организованная толпа отступила, всё теряя и теряя людей под непрекращающимися обстрелами лучников. Первая атака была нами отбита, практически одними лучниками.

«Хорошо, что я отменил отрубание рук», – подумалось мне, когда я смотрел, как легионеры по переброшенным лестницам перебрались через ров на поле и стали добивать раненых, собирать их вооружение, а также наши стрелы, которые понадобятся нам очень скоро в следующей атаке.

Я думал, что сегодня будет ещё одна, но нет, иудеи, видимо, подсчитав потери, на неё не решились. Так что, подождав ещё два часа и обговорив с центурионами наши дальнейшие действия, я покинул поле боя, вернувшись к своему шатру. Меня встречал Танини с весьма кислым лицом, и я знал причину его настроения.

– Я тебе уже говорил, ты мне нужен здесь, – соскочив с колесницы, я передал одному из легионеров поводья, – легионеров у меня много, а ты такой один.

– Пишу о победах твоего величества, – он жалобно на меня посмотрел, – а как я это буду делать, если сам их не вижу?

– Поспрашивай у тех, кто видел, – я пожал плечами, – всё, устал я уже от этих разговоров, в бою тебя не будет, и точка.

– Прошу меня простить, мой царь, – поклонился он.

– Как дела у нашей пленницы?

– Поела, сходила, хм… – он покраснел, – в общем, по женским делам. Я выдал ей необходимое, а охрана не сводила с неё глаз, хотя она и просила их хотя бы отвернуться.

– Надеюсь, таких идиотов не было? – хмыкнул я.

– Конечно, мой царь, – согласился Танини, – она пыталась нож украсть со стола. Опцион заметил это и, забрав его, пообещал рассказать твоему величеству.

Это и произошло, когда я вошёл в шатёр. Охрана доложила, что девушка пыталась украсть золотой нож, а поскольку она была моей личной пленницей, наказать её они не могли, оставив это на моё усмотрение.

– Благодарю, молодцы, – похвалил я опциона и посмотрел на иудейку, которая сидела на кровати, при моём появлении слегка побледнев. – Ещё раз попробуешь что-то подобное выкинуть, я тебя накажу, – предупредил я её спокойным тоном, – и поверь, это тебе не сильно понравится, как, впрочем, и в принципе испытывать предел моего терпения и миролюбия. Он в последнее время стал уж очень небольшим.

– Слушаюсь, твоё величество, – глухо ответила она, поклонившись.

– Танини, смой с меня пот, – приказал я, но в шатёр уже заносили горячую воду и чистую одежду, видимо, он ждал меня и распорядился подогреть её заранее.