Крест Марии (страница 34)

Страница 34

Похвалив Васю, я закрыла бутыль и отнесла её на место. Затем пошла и полила мои овощи и айвовые деревца. Садик всё разрастался, и меня это ужасно радовало.

И тут я услышала опять знакомый звук.

Ещё одна стыковка?

Я заторопилась к люку.

Из соседнего креста на меня смотрел мужчина. Примерно моего возраста. Одет в тёмно-синий вельветовый костюм, белую рубашку. И даже галстук повязан! Волосы аккуратно острижены. Лицо холёное, красивое той мужской красотой, которая присуща лишь самым породистым представителям мужского пола. Красиво очерченные карие глаза с длинными ресницами, аккуратный нос, мощный подбородок с ямочкой. Чуть золотисто-смуглая кожа.

При виде меня он широко улыбнулся приятной улыбкой:

– Здравствуйте, – сказал он, – меня здесь все зовут Архитектор. Вы новенькая?

Не знаю почему, но меня он жутко раздражал. Сама не пойму, как может настолько красивый мужчина бесить меня, женщину, которая уже третий месяц сидит в одиночной камере? Но тем не менее он меня раздражал. Хотелось схватить кирпич и бить, бить по этому породистому лицу.

Сама не знаю, что на меня нашло…

Глава 23

– Нет, не совсем новенькая, – нахмурилась я и, не сдержавшись, едко добавила: – А вы только со старенькими общаетесь?

– Да ну что вы! Как раз наоборот! – заливисто расхохотался Архитектор.

Мимоходом я отметила, что смех у него очень красивый, густой, с глубокой такой хрипотцой, и это мне отчего-то не понравилось.

– Расскажите свою историю, – сказал Архитектор, – и как, вы сказали, вас зовут?

– Мария, – ответила я сухо и посильнее запахнулась в вязаную шаль, – а история у меня вполне заурядная: жила там, попала сюда. Теперь вот выживаю, как и все остальные.

– Ох, темните вы что-то, Мария, – усмехнулся Архитектор и вдруг подмигнул, – все вы, девушки, напустить таинственность любите. Но я ведь всё равно узнаю.

Мне это опять не понравилось, но я промолчала.

Он хитро погрозил мне пальцем и добавил:

– А ведь мы вполне можем здесь стать с вами друзьями.

Моё лицо от удивления вытянулось. Ещё чего не хватало. У меня уже был один такой желающий, который тоже хотел стать мне «другом». Фавн.

– Согласитесь, хорошие люди должны держаться вместе, – с милой, но чуть неестественной улыбкой пояснил он, и я с досадой поняла, что до конца стыковки еще много времени.

– Так вы говорите, что вы здесь давно? – не отставал Архитектор.

– А что?

– Вы Людоеда знаете?

Я отрицательно покачала головой.

– А Стервятника?

Я развела руками.

– А Щукаря?

Не знаю, как моё лицо не дёрнулось и удалось сохранить безмятежный вид, но ответила я твердым равнодушным голосом:

– Н-нет.

А мимоходом подумала: «Это что ж, получается, что здесь, наверху, о гибели Щукаря и Фавна еще ничего не знают?» И получается, существует еще какая-то группа, куда, кроме Щукаря, входят какие-то Стервятник и Людоед. В общем, информации много. Надо будет обдумать всё это после стыковки.

– Можно тогда вас попросить о небольшой услуге? – перебивая мои мысли, спросил Архитектор и, не дожидаясь моего ответа, тут же заявил: – Если вы встретите кого-то из этих людей, попытайтесь выяснить, куда делся черный чемоданчик старика, который умер вчера от удара Столпа. Старика звали Борис. Запомнили?

Я кивнула.

– Узнайте, кому он его передал и что там в нем было.

– Но почему я? – удивилась я. – Вы разве сами спросить не можете?

– Всё просто, – вздохнул Архитектор, – вы девушка. И к тому же красивая девушка…

Архитектор подчёркнуто сделал мхатовскую паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. Не дождавшись, он слегка раздраженно пояснил:

– Они не доверяют никому из чужих.

– Можно подумать, они мне сразу всё выложат, – фыркнула я.

– Ну, если вы постараетесь обаять кого-то из них, не сомневаюсь, что вам они выложат всё, – попытался грубо польстить мне Архитектор.

Я не стала уточнять, зачем мне всё это делать для постороннего человека, вместо этого сухо спросила, чтобы перевести тему разговора:

– Обмен проводить будете?

– Обмен! – недовольно покачал головой Архитектор. – Какие меркантильные устремления! Давайте поговорим о прекрасном!

– О чем? – не поняла я.

– О поэзии. О живописи, о философии… – вздохнул Архитектор и посмотрел на меня с жалостью. – Да, в конце концов, и о математике поговорить можно. Смотря к чему у вас лежит душа.

– Я не сильна в науках, – соврала я, – предпочитаю решать бытовые вопросы.

– Бытовые вопросы! – скривился Архитектор, явно утрачивая ко мне интерес, но всё же нравоучительно произнёс, с явным превосходством: – Нельзя, чтобы мещанские интересы вытеснили всё прекрасное из души, Мария. Тогда человек резко деградирует.

Я пожала плечами и с простодушным видом сказала:

– Могу обменять две бутылки вина. Есть вязаные носки. Есть вязаный шарф. Есть сухари. Есть зелень.

– Ого! – изумился Архитектор. – Вы явно делаете успехи в своем мещанском мирке, Мария! Зелень, говорите?

– Да, зеленый горошек, укроп и помидоры. Но помидоры еще только-только завязались.

– Несите! – велел Архитектор.

– А на что вы будете менять? – наученная горьким опытом, не повелась на манипуляцию я.

– Я сперва погляжу на эту вашу зелень! – фыркнул Архитектор.

– Если меня не устроят предметы обмена, то я даже нести не буду, – упёрлась я.

– Я найду, на что обменять! – проигнорировал мои слова Архитектор. – Несите живей, а то время уже на исходе.

Но я продолжала настаивать.

Когда лязгнул люк, мы так ни о чем и не договорились.

Кресты разъединились, а я поёжилась от накрывшей меня досады. Гнусный тип. Явно аферист какой-то. И странная группировка ещё какая-то. И чемоданчик.

Мне уже и самой стало любопытно. Особенно странно, что Архитектор не хочет сам спрашивать. Увидел меня, решил, что я подходящая дурочка, и подсылает всё выяснить.

Однозначно, нужно быть осторожной. Кто его знает, в курсе ли Людоед и Стервятник о гибели Щукаря и о моей роли в этом.

Я задумчиво прошлась по периметру каземата. Лупрос Вася, заслышав мои шаги, заметался в бутылке, явно привлекая внимание, но я настолько глубоко погрузилась в размышления, что даже не стала подходить.

Меня аж жгло изнутри – что же там, в том чемоданчике? Золото? Да зачем оно здесь?! Нет, я уже хорошо знала, что все узники копят золото, в слитках, изделиях и даже золотые коронки собирают, чтобы потом выйти на свободу и жить безбедно. Но вряд ли из-за столь простой причины, как золото, Архитектор развел бы такую таинственность.

Кроме того, получается, что и сам Архитектор не знает, что там внутри. Но зато очень хочет выяснить это.

И как же мне узнать?

Я заметалась по кресту, мысли прыгали в голове, толкаясь и сменяя друг друга.

Немного пометавшись, я так ни к чему не пришла. Зато чуть не пропустила время дёрганья за рычаг.

С досадой чертыхнувшись, сбегала, дёрнула. И второй раз дёрнула, и сразу третий. У кормильни звякнула награда. Я получила, кроме сытной еды, дополнительный приз – бутылку вина и бисквит.

Бисквит?

Значит, там может быть ещё один лупрос. Торопливо, дуя на пальцы, которые проваливались в обжигающе горячее, поддатливое тесто, я разрезала насыщенный маслянистой пропиткой запечённый бисквит – ничего. Я разрезала каждый кусок. Затем получившиеся кирпичики разрезала опять. И опять. Ничего.

Странно.

В этот раз лупроса мне не прислали.

То ли таинственные почтальоны разочаровались во мне, то ли лупросы закончились.

Ну ладно, поживём – увидим.

 Я поделилась с Василием крошками от бисквита, остальное порезала ещё мельче и положила сушиться, а сама тем временем принялась размышлять над возникшей передо мной проблемой, которую задал Архитектор.

Однако долго предаваться рассуждениям мне помешал очередной звук от стыковки.

Сегодня прямо урожай свиданий!

Я метнулась к люку, по дороге одёрнув одежду и поправляя волосы.

* * *

И совершенно неожиданно увидела за стеклом… Веру Брониславовну!

За прошедшее время она совсем не изменилась.

– Мария! Я так рада тебя здесь видеть! – воскликнула Вера Брониславовна и от радости аж засмеялась. – Как ты тут?

– Хорошо! А вы как? – я тоже была в восторге. – Потихоньку вот поднимаюсь наверх. Не ожидала вас здесь увидеть…

– К сожалению, я сейчас должна спускаться вниз, – развела руками она, – моя очередь, как ты понимаешь. Но там, наверху, тебя встретит и введет в курс дела Анатолий.

Я кивнула, улыбаясь.

– Жаль, конечно, что так вышло, – между тем со вздохом продолжала Вера Брониславовна, – очень хочется поболтать. Но это ничего страшного. Я недели через две-три вернусь, и тогда у нас с тобой будет достаточно времени, чтобы всё подробно обсудить.

Мы поболтали о том, о сём, я посетовала, что крем для рук заканчивается, похвасталась своим зелёным горошком, Вера Брониславовна посоветовала, как делать лосьон из вина, затем мы ещё немного поболтали о всяких мелочах, при этом я еле-еле удержалась, чтобы не спросить о странном черном чемоданчике и группировке Людоеда и Стервятника.

– Ты нашла две кандидатуры? – спросила Вера Брониславовна.

– И да, и нет, – ответила я. – Сначала нашла. Это мужчины – Николай и дядя Лёня. Но дядя Лёня недавно погиб…

Внезапно возникший комок в горле помешал говорить дальше.

– Жаль. Очень жаль, – огорчилась Вера Брониславовна, а я не поняла – то ли от того, что кандидатуры не две, то ли от того, что погиб человек.

Думать об этом не хотелось.

* * *

После встречи с Верой Брониславовной я ещё больше захотела подняться туда, наверх. Тайны этого «Олимпа» манили меня, как манит ребенка темный зев подвала – и страшно, и любопытно.

Чтобы не думать обо всём этом, я пыталась отвлечься тем, что читала лупросу Васе куски из луковианского словаря, а потом отдельные предложения из толстых тетрадей. Я научилась уже довольно бегло читать на луковианском, могла переводить большие фрагменты текста. Однако при встречах с луковианцами, когда я пыталась разговаривать с ними, они не всегда понимали меня – моё произношение было ужасно. Но тем не менее я могла общаться с ними посредством того, что писала на листочке, а они мне также отвечали.

Как-то так совпало, что стыковки с луковианцами пошли одна за другой. Очевидно, на этом уровне их находилось больше всего. Людей здесь было очень мало. Это позволило мне немного подтянуть их язык, и я уже могла здороваться, благодарить и даже разговаривать самыми простыми фразами. Моё усердие (а, возможно, и то, что я вязала им вещи на обмен) послужило мне хорошую службу – луковианцы ко мне стали относиться значительно лучше, чем к остальным узникам.

Как-то в разговоре с Флорином, молодым (почти юным) луковианцем, я спросила о том, знает ли он, как погиб старик по имени Борис.

Флорин знал. К моему немалому изумлению, он как раз был на стыковке с луковианцем по имени Пахот, когда в крест Бориса ударил Столп. В окно они оба видели, как крест, кружась и дымя, падал вниз, унося своего узника с собой.

– А чемоданчик? – спросила я.

– Что чемоданчик? – не понял Флорин.

– Там был черный такой чемоданчик, – сказала я, – ты не знаешь, кому Борис отдал его?

– Не отдал, а передал, – с важным видом поправил меня Флорин и от великой важности надулся.

А у меня от этих слов аж сердце ёкнуло и затрепетало в груди.

– Да, я не так выразилась, – торопливо поправилась я, – конечно же, я имела в виду, что передал.

– Дак тому же Пахоту и передал.

– А что он ему сказал? Кому просил дальше передать?

– То мне не ведомо, – растягивая слова, сказал Флорин. – Спроси у него сама. Как раз следующий крест за моим будет его. Так что сегодня-завтра ты с ним поговорить сможешь. Вот и спроси.