Крест Марии (страница 35)
Мы еще немного поболтали. Я сменяла у словоохотливого луковианца на вязаные носки большой куль с шерстью, правда она была крученая-перекрученая, частью даже рваная, но на носки вполне сойдёт.
* * *
Следующей стыковки я ждала, словно манны небесной.
Чтобы не зацикливаться на этой тайне, я пыталась себя отвлекать всякими бытовыми делами: заново вымыла пол во всем кресте (дважды!), перестирала все тряпки, одежду и даже старую рассыпающуюся дерюжку, которую всучил мне один из узников на нижних уровнях взамен на четверть бутылки вина, а я взяла её лишь для того, чтобы она сгнила и превратилась в компост (но гнить она не хотела, зато начала рассыпаться в труху). Так вот даже её я, как смогла, вымыла.
Крест сиял стерильной чистотой. Больше мыть и стирать было нечего, и меня опять начали одолевать всякие мысли. Вообще, находясь в неволе, я вдруг поняла, что больше всего на свете люблю всякие тайны. А еще больше – распутывать их. Возможно, в прошлой жизни я была Агатой Кристи. Или даже доктором Ватсоном. Шерлоком Холмсом я быть не могла, иначе давно бы уже всё выяснила.
Когда мыть больше ничего не осталось, я принялась за расхламление своих завалов. Моё почти ненужное в прошлой жизни умение вязать сослужило мне здесь, в неволе, хорошую службу – считай, на пустом месте, с нуля, я обзавелась неплохим хозяйством. В обмен на вязаные вещи я выменивала всё самое необходимое. И хотя я, как и раньше, нуждалась в некоторых вещах, таких, как хорошая косметика или кофе, но зато в остальном у меня было всего в достатке. Постепенно всё это накапливалось, я обменивала с запасом, в таких условиях нельзя быть уверенной в том, что завтра будет такая же возможность обменять что-то, поэтому не отказывалась от лишних обменов. Поэтому у меня накопилось куча барахла: тюки, куски и отрезы тканей, мотки ниток всевозможных материалов, от шелка до шерсти, одежда, обувь и даже меха. Да, да, памятуя слова дяди Лёни, я потихоньку готовилась к будущей свободе. А так как свобода была там, за стеклом, где царили стужа и ветер, снег и лёд, то готовилась я основательно, и меховая одежда входила в приоритет.
Поэтому разбирать всё это мне пришлось не один день.
Когда же я закончила, невольно сама себе удивилась – стяжательство никогда не было характерно для Машеньки Покровской, зато Мария, узница из креста, оказалась словно заправский хомяк-плюшкин.
В общем, скажу так: нельзя чего-то сильно хотеть – в результате можно получить совсем не то, о чем жаждешь. Еще недавно я мечтала о тайнах и интригах, которые я буду разгадывать, о всевозможных загадках и непонятных событиях.
Накаркала.
Проснулась от какого-то шума. Долго приходила в себя. Голова была словно чугунная. Когда немного опомнилась и ожила – первое, что обнаружила – разбитая бутыль и мой лупрос Вася, который валялся на полу раздавленным.
Я бросилась к нему, но нет, он был мёртв. Лежал среди веера стеклянных осколков.
Вне себя от потрясения я оглянулась – в кресте не было никого. Я бы почуяла. Я вскочила и обошла все углы, заглянула в санузел, в чуланчик – нигде ничего. Внимательно всматриваясь на пол, я выискивала малейшие следы – ничего.
Как назло, пол я перед этим вымыла до скрипа и даже малейших признаков пыли там не было. Так что следов было не видно.
Бутылка сама упасть со стола явно не могла. Лежала почти у стены. Кроме того, даже если она и случайно свалилась, то не разбилась бы на миллионы столь мелких, почти в пыль, осколков. Да и Васю явно раздавили.
Кто это был?
Ответ очевиден. Мои тюремщики. Чертур приходил.
Волосы зашевелились у меня на голове.
И вот зачем он приходил?
Что искал?
И не потому ли я так крепко спала? А сейчас голова, словно налитая чугуном?
Что ему было от меня надо?
И зачем он убил Васю?
Хотел напугать меня? Предупреждение? Дал понять, что за мной следят? Или просто не любит лупросов?
Мысли носились в голове туда-сюда, и ничего внятного придумать я не могла.
Было страшно.
Настроение, которое появилось в последнее время, опять рухнуло куда-то под плинтус.
Спать я не могла несколько ночей подряд. Боялась, что только закрою глаза, как надо мной встанет и будет стоять Чертур. Я вполне отдавала себе отчёт, что если он захочет войти, то опять напустит газу, или что они там ещё делают, что спишь как под наркозом, и зайдёт, и сделает всё, что хочешь. Я это понимала.
Но всё равно глаза закрыть долгое время очень боялась. Такой себе детский иррациональный страх.
И так продолжалось до тех пор, как в один прекрасный момент меня буквально вырубило. Хорошо, что реакция у меня отточена – так что, когда подошло время дёргать рычаг, я очнулась, сходила, дёрнула, вернулась к топчану и опять отключилась. И так несколько раз.
Когда окончательно проснулась, поняла, что в кресте ничего больше не изменилось – мой зелёный садик продолжал расти, как и рос. Все вещи на месте.
Так зачем он приходил и подчёркнуто-демонстративно убил Васю?
Это ещё предстояло разгадать.
Но сейчас все эти разгадки я отложила – послышался звук стыковки.
Я подбежала к люку.
За стеклом мне широко улыбался пожилой луковианец.
– Добрый день, – улыбнулась я ему и сказала на луковианском: – Меня зовут Мария. А вас?
– Пахот, – ответил он.
Глава 24
– Пахот? – я с жадным любопытством разглядывала пожилого толстого луковианца и еле-еле удержала равнодушную маску на лице.
– Да. А что? – забеспокоился тот. – Что-то не так?
– Мне про вас рассказывал Флорин, – улыбнулась я.
– Надеюсь, ничего плохого? – вернул улыбку Пахот.
– Да нет же, наоборот, – ответила я (и решила дальше без реверансов, мол, будь, что будет), – он сказал, что Борис, ну это тот старик, что недавно погиб от удара Столпа, так вот, Борис оставил вам кое-что…
– Да-да. Оставил, – медленно кивнул Пахот, и моё сердце забилось. – Это для вас разве?
Размышляя, что делать дальше, я машинально кивнула.
– Тогда опишите этот предмет, и я с радостью его вам отдам.
– Черный чемоданчик, – торопливо сказала я, затаив дыхание.
– Правильно, – кивнул Пахот. – Подождите немного, я сейчас принесу.
Я подождала.
Когда Пахот вернулся с чемоданчиком, сердце мое билось, как сумасшедшее. Я даже не ожидала, что все будет вот так просто.
Не может быть!
Но так было.
Я забрала чемоданчик, оставленный Борисом, и спросила:
– Обмен будет?
Пахот с удовольствием выменял у меня вязаные носки и мокасины на книгу об известковании кислых почв (я читала всё подряд, в таких условиях выбирать не приходится) и жестяное блюдо-поднос, и на этом наша стыковка закончилась.
Я, конечно, сильно переживала, что если кто-то, кому передавал чемоданчик Борис, узнает, что это я завладела передачей, – результат может оказаться хуже, чем с Фавном и Щукарем. Для меня, конечно же.
Но на этот случай я могу сказать, что меня Архитектор попросил забрать.
Если спросят, конечно.
А не как Щукарь – сразу травить начнут.
Я повертела в руках чемоданчик. Вместительный, тяжеловатый. Он был из чёрной, слегка потёртой недешевой кожи, что свидетельствовало о том, что чемоданчик прожил долгую и полную всяких событий жизнь. Я отстегнула крупный латунный замочек и заглянула внутрь.
Честно скажу – ожидала увидеть всё, что угодно. Но реальность превзошла все мои ожидания. В чемодане была большая радиокоробка и пять небольших, размером чуть меньше, чем школьный пенал, раций. Это что же такое! Неужели я смогу теперь слушать радио? Передачи с Земли? А, может, я смогу даже посылать сигналы домой и меня спасут?!
Дрожащими руками я извлекла все предметы и принялась их рассматривать. Радиокоробка не особо впечатляла, но это было уже что-то! Кто же этот умелец, что смог из подручных средств сделать радио? Этого я уже никогда не узнаю. Может, даже сам Борис. Но он погиб, а расспрашивать кого-либо ещё – чревато последствиями. Проделка Щукаря все ещё не выветрилась из моей головы.
Я аккуратно поставила коробку на стол, осторожно, стараясь не повредить, вытащила усик антенны вверх и покрутила ручку. Сперва ничего не происходило. Тогда я обнаружила чуть ниже, под «окошком» со шкалой небольшой рычажок. Я его прощёлкнула до самого упора, и радио внезапно ожило – послышался треск, какое-то клацанье. Я напряженно вслушивалась в звуки, но – увы, это был белый шум. Затем я начала медленно и осторожно прокручивать ручку со стрелкой туда-сюда.
И вдруг на одной из частот раздался сухой щелчок, и я услышала явные звуки голоса! Они были чуть искаженными, механическими, но там однозначно разговаривали!
С ума сойти!
Я вслушивалась, вслушивалась, но помехи были столь сильными, что единственное, что мне удалось, – это выловить какие-то отдельные слова.
«…на завтрак… хочу котлету… молоко… как надоел этот гратен…».
Я не знала, что значит слово «гратен», но, очевидно, что-то съедобное. Слово похоже на французское, но могу ошибаться.
В ответ второй голос произнес длинную торопливую тираду, но сквозь хрипы и щелчки я расслышала всего два слова: «рыба» и «пюре».
В общем, обычный трёп двух человек на примитивные бытовые темы.
Не думая, я взяла одну из раций и щелкнула тумблером.
Раздался мелкий треск, и рация вдруг ожила.
Я услышала разговор двух, очевидно, этих же человек так явственно, словно они находились в двух шагах от меня:
– А я все вино выпиваю сразу же.
– Ну и зря! Я вот люблю сперва немного отпить, а остальное – растягивать по глоточку на весь день.
– Вино – ерунда, лучше бы давали виски. Или самогон.
Я с алчным любопытством слушала их разговоры. И нравственные сомнения не одолевали меня. Да-да, я знаю и вполне отдаю себе отчет, что подслушивать чужие разговоры неправильно и некрасиво. Но сейчас я ничего не могла с собой поделать.
Это же была человеческая речь!
Тем временем собеседники подробно обсудили меню тюремной кухни и переключились на другую тему. И тут я аж затаила дыхание. Говорили о пропавшем Щукаре и о том, что сейчас ищут, кто был причастен к исчезновению Щукаря. Среди имен, что назвали, мне было знакомо только имя Людоеда. Его недавно упоминал Архитектор.
Хм, странно, что же это за группировка такая? У них есть даже свои рации. Они подготовились прекрасно и могут общаться между собой даже на расстоянии. И боюсь даже подумать, что будет, если они проведают о моей причастности к гибели Щукаря.
Хоть это и не гуманно, но в данный момент я крепко так порадовалась, что устранила Щукаря руками дяди Лёни. И что его больше нет, и все ниточки ко мне оборваны.
Голова закружилась. Я выдохнула. И только сейчас обратила внимание, что вслушиваюсь в разговор, затаив дыхание. Чуть не задохнулась сдуру!
Когда эти двое начали опять трепаться, обсуждая какую-то Анечку и ее выдающиеся формы, я сбегала, дёрнула рычаг и затем торопливо вернулась обратно к столу.
Далее разговор перешел на такое, что я аж взмокла. Обсуждали меня.
– Так ты говоришь, бабёнка эта, что носки вяжет, ничего так? Мария вроде? Только дура, да? – спросил первый
– Все бабы дуры! – захохотал второй.
– А давай её проверим… – предложил опять первый, – на спор?
Они мерзко расхохотались, и кровь бросилась к моим ушам.
Дальше они стали говорить о каких-то технических гайках, я половину вообще не поняла. И в этот момент раздался лязг от стыковки.
Впервые досадуя на помеху, я метнулась к окну люка.
Это оказался Архитектор.
– Здравствуй, Мария, – сказал он, растягивая слова своим невозможно красивым голосом. – Как у тебя дела?
– Хорошо, – сухо ответила я и сразу перевела разговор в деловое русло. – Обмен будет?