Именно о таком я мечтал в детстве, но строгие правила Приюта это категорически запрещали. Портрет же аристо из игровой вселенной мог стоить мне пары недель карцера.

– Одного не понимаю! – с усмешкой говорю я, еще раз оглядывая комнату. – Где фото порно-звезд?!

– Здесь! – отвечает Андрей и стучит указательным пальцем по виску. – А у тебя в сиротском доме они висели на всеобщем обозрении?!

Андрей на мгновение замолкает, а затем пытается сгладить неловкость.

– Расскажи мне о своем детстве в сиротском доме! – смущенно просит Трубецкой.

Я знал, что рано или поздно услышу этот вопрос, но аристократическое воспитание моих новых друзей сдерживало их любопытство. Все они не хотели подчеркивать разницу в происхождении и делали вид, что я такой же, как и они. Все за исключением Олега Апраксина.

Набор фальшивых воспоминаний я заготовил давно и мог бы поделиться ими с фальшивой же искренностью, достойной актеров лучших имперских театров, но не хочу так поступать с Андреем.

Я вскакиваю с кресла, подхожу к стеллажу с пластинками и застываю перед виниловым изобилием.

– Ты сериалы смотришь? – спрашиваю я, ведя пальцами по глянцевым корешкам коллекционных изданий.

– Только «Кремлевские Курсанты» смотрел, – смущенно отвечает он, сразу догадавшись, на что я намекаю.

Я размышляю о том, как озвучить правду, не разоблачив себя.

– В раннем детстве я жил так же, как они, – тихо говорю я. – Меня били каждый день. Били из-за моих фиолетовых глаз. А я бил в ответ потому, что глаза мучителей были серыми. Ты же понимаешь, что вас, – я запинаюсь и исправляюсь, – то есть, нас, аристократов, ненавидят?!

– Догадываюсь, – отвечает Андрей. – А ты? Ты тоже ненавидишь?

– Нет! – твердо отвечаю я, хотя на самом деле еще не определился. – В последние годы все изменилось. У меня были крутые преподаватели, прикольные друзья и любимая девушка. Я часто тоскую по той жизни…

Преподаватели врали и манипулировали, друзья и девушка пытались убить, а сам я ничем не лучше их. Можно вытравить мальчика из Приюта, но вытравить Приют из мальчика невозможно. Я хочу завершить этот разговор. Когда-нибудь я обязательно расскажу все, но не сейчас.

Я достаю с полки пластинку группы «Осколки Мечты» и поворачиваюсь к Андрею. Он улавливает мое настроение, подходит к проигрывателю, берет из моих рук пластинку и устанавливает ее на вращающийся диск.

На винил опускается головка звукоснимателя и меня обволакивают тяжелые гитарные аккорды.

– Нет, так музыку не слушают! – говорит Андрей и недовольно кривит губы.

Он усаживает меня в одно из двух кресел, стоящих перед колонками у противоположной стены, открывает винный холодильник, встроенный в тумбу с аудиотехникой, и достает бутылку красного вина.

– Отказ не принимается – даже не думай! – говорит он, перекрикивая музыку. – Знаю, что ты не любишь, когда прислуживают, поэтому открою ее сам! Семейные виноградники в Крыму – ты просто обязан попробовать!

Трубецкой достает из шкафчика два тонкостенных стеклянных бокала, ставит их на тумбу и разливает кровавые слезы виноградной лозы.

– Угощайся! – предлагает он, садясь в соседнее кресло, и протягивает бокал.

Я подношу его к носу, закрываю глаза и вдыхаю легчайшую смесь божественных ароматов. Вино превосходное, это я понимаю уже по запаху. В Приюте нас учили не просто пить спиртное, но и разбираться в нем.

Делаю маленький глоток и перекатываю вкус на языке, прислушиваясь к ощущениям.

– Великолепно! – восклицаю я. – Виноградники Трубецких укладывают виноградники Шуваловых на обе лопатки!

– Ну, не скажи! – возражает Андрей улыбаясь. – Я слышал, что ты не против пропустить бокальчик другой семейного коньяка!

– Ольга сдала? – спрашиваю я и выпиваю остатки вина.

– Она самая! – Андрей кивает. – Надеюсь, сестра не выдала главную тайну Великого Рода Шуваловых?

– Я скучаю по ней, – признаюсь я, расслабившись в мягком кресле. – И к тебе пришел с надеждой ее увидеть…

– Когда ты был с Темной, тоже думал об Ольге?

В голосе Андрея слышна горькая насмешка, и он смотрит не в лицо, а в бокал, будто надеясь прочитать там ответ на свой вопрос.

– Думал! – подтверждаю я. – Хочешь – верь, хочешь – не верь…

Стереосистема великолепна, и звук обволакивает меня плотной колеблющейся пеленой. Парни из «Осколков Мечты» поют о рассыпающейся на фрагменты жизни, и настроение песни сейчас полностью созвучно моему.

В постели с Алиной я не просто думал об Ольге, а закрывал глаза и представлял ее на месте девчонки. Я мог бы оправдаться перед Андреем и рассказать о свободных отношениях, которые связывали меня с его сестрой, но не хочу. Это будут ничего не значащие слова. Слова ненужные и неуместные.

– Почему она не отвечает на мои звонки и сообщения? – спрашиваю я вместо объяснений.

Андрей берет из моих рук бокал, наливает вино и протягивает обратно. Затем поворачивает голову к окну и задумчиво смотрит на сквер во дворе высотки. Смотрит долго, явно о чем-то размышляя и принимая решение. Я ему не мешаю. За окном, как раз на высоте расположения его апартаментов находится бронзовое лицо основателя Рода Трубецких. Бронзовое лицо, которое так похоже на мое.

– Я отвечу тебе, если ты пообещаешь остаться здесь и не рваться к ней, что бы я ни сказал! – Андрей поворачивается ко мне и пристально глядит в глаза.

– Обещаю! – я киваю и чувствую поднимающийся по спине холодок.

Я уже догадался, что услышу сейчас от Андрея, и прилагаю все силы, чтобы сохранить безмятежное выражение лица.

– Они с отцом заключили сделку, – говорит Андрей и замолкает, не решаясь продолжить. – Он принимает ее в Род в обмен на замужество…

Я замираю без движения и смотрю в синие глаза Трубецкого не мигая. В такие же глаза, как у нее – глубокие и завораживающие. Только не за Апраксина, только не за этого жирного ублюдка…

– Мы породнимся с Великим Родом Апраксиных, – заканчивает Андрей и напрягается как взведенная пружина, чтобы броситься на меня и скрутить, если у меня сорвет крышу.

Я встаю с кресла и махом осушаю бокал. Затем медленно, будто во сне, бреду к широкому панорамному окну. Прижимаюсь лбом к толстому стеклу и смотрю в глаза еще одного Трубецкого, на этот раз бронзовые.

Андрей неслышно подходит сзади, становится рядом и кладет руку мне на плечо.

– Такова жизнь проклятых аристо, бастард, – с горечью произносит он. – Нам не суждено быть с теми, кого мы любим…

– И по-настоящему дружить с теми, с кем дружить хотим, – добавляю я. – Ольга предостерегала меня от общения с тобой, говорила, что ты гениальный и чрезвычайно опасный манипулятор. А со мной ты ведешь себя как легкомысленный мальчишка. Какой ты – настоящий?

– Оба! – не задумываясь отвечает Трубецкой. – Тот же вопрос я мог бы задать тебе…

– Чтобы получить такой же ответ…

Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу сильнее. Хочу выдавить его и взлететь в голубое августовское небо, но меня удерживает горячая ладонь одного Трубецкого, крепко сжимающая плечо, и холодный взгляд бронзовых глаз другого, пронзающий до глубины души.

Глава 6 – Лик Апостола

Музей Великого Рода Шуваловых занимает добрую половину стилобата высотки и расположен на двух этажах. Хранитель Рода добросовестно провел меня по открытой части экспозиции и показал много интересного. Экскурсия вышла замечательной, и я с удовольствием внимал рассказам старика, терпеливо дожидаясь, когда мы перейдем в хранилище, закрытое от посторонних глаз.

За десять веков Род Фиолетовых накопил огромный объем экспонатов, но на всеобщее обозрение выставлено не более двадцатой их части. Полуистлевшие берестяные свитки, одежда и оружие воинов, ювелирные украшения, макет городища, заложенного Разделенным на берегу Ильмень-озера, картины и фрески, на которых запечатлены знаковые сражения прошлого – все призвано подчеркнуть величие и древность аристократической фамилии.

Настоящие же сокровища спрятаны за несколькими бронированными дверьми, открыть которые можно только с помощью комплекта амулетов. Доступ сюда есть лишь у Великого Князя и Хранителя Рода.

Я видел полную родословную Шуваловых, включающую в себя всех Темных и Светлых, как невинно убиенных, так и казненных или изгнанных из Рода за тысячелетие. Я держал в руках макет первого фиолетового меча, созданного Основателем с помощью Акта Творения. Я разглядывал его Осколок, хранящийся в вакуумной стеклянной капсуле за несколькими листами брони.

Все это было очень познавательно, но эффекта разорвавшейся бомбы на меня не произвело. Я проанализировал полную родословную в попытке вывести зависимость появления Темных и Светлых от родовой принадлежности жен Фиолетовых предков, но в этом не преуспел. Цвет глаз избранниц никак не влиял ни на магические способности детей, ни на их принадлежность к Свету или Тьме.

А вот портрета Разделенного Бога в архиве не нашлось. Его сына, основателя Великого Рода Фиолетовых, каждый художник изобразил по-своему. Сотни лет и сотни изображений Патриарха Рода ясности не добавили. Лица настолько разнились, что узнать в них одного и того же человека не представлялось возможным.

Экскурсия закончилась, мы с Хранителем сидим в его рабочем кабинете, и старик молчит, обозревая бесконечные ряды древних фолиантов у меня за спиной. На столе стоит неизменный самовар, в пузатых чашках плещется травяной чай, а стальной поднос завален всевозможными видами баранок и бубликов.

Хранитель хмурит седые брови и напряженно раздумывает о чем-то, поглаживая бороду. Я с трудом сдерживаю желание обернуться. У меня возникает иррациональное ощущение, что я увижу статую Основателя Рода Фиолетовых и столкнусь со взглядом бронзовых глаз, направленным мне в спину. Воображение рисует лицо Патриарха, похожее на мое до степени смешения.

Я отгоняю бесплодные мысли и обращаю взгляд на собеседника, не проронившего ни слова после окончания осмотра экспонатов. Хранитель Рода все еще не считает меня своим, несмотря на все приказы и объяснения Великого Князя Шувалова. И старик явно чем-то обеспокоен или расстроен – чем-то, имеющим прямое отношение ко мне.

Я молчу и терпеливо жду. Жду, когда он решиться заговорить и задать терзающие его вопросы. Судя по затянувшемуся молчанию, вопросы волнуют старика сильно. Наконец, взгляд темно-серых глаз обращается на меня.

– Как вы могли?! – с упреком спрашивает он, и я догадываюсь, что речь идет о нападении на Храм Разделенного. – Вы понимаете, что поставили на карту безопасность нашего Рода и всей Российской Империи?!

– Я не планировал уничтожать Кристаллы, если вы об этом…

– Специально вы и не смогли бы этого сделать, но окажись вы Светлым…

Я подаюсь вперед, не в силах скрыть свое любопытство. Молча смотрю на старика, прикидывая, как лучше выстроить диалог, чтобы получить максимум столь необходимой мне информации. Намечается тяжелейшая спецоперация по преодолению недоверия.

– Светлые способны навредить Кристаллам?! – удивленно спрашиваю я. – Вы мне этого не говорили! Да и как бы я стал Светлым, не надев на грудь соответствующий Осколок?!

– Юноша, не считайте меня глупее, чем я есть на самом деле! – обиженно заявляет старик, оглаживая седую бороду. – Осколок Светлых висел на вашей груди, когда мы с вами и Великим Князем поднимались к родовому Кристаллу! Чуть позже вы задали мне множество недвусмысленных вопросов, касающихся возможности стать Светлым!

– У меня нет Осколка Светлых, – заявляю я в ответ и пристально смотрю в глаза старику.

Я не вру, и он это чувствует. Сейчас у меня, действительно, нет Осколка, и я ничуть не грешу против истины. В любом разговоре можно не сказать ни слова правды и при этом не быть уличенным во лжи. Меня этому хорошо научили.