Хранители – перерождение (страница 13)
– Ну да, не стоило так бить, – посетовал один из них и вздохнул.
– Надо было просто оглушить. – Грустно добавил другой и шмыгнул носом, – ну и что с ним делать? Зачем тогда тащили, надрывались?
– Ты что ли надрывался? – бросил третий.
– Не я, да какая разница, куда его теперь девать? – произнес раздосадованный первый.
Воцарилась тишина, пацаны задумались.
– А малой на воротах видел, как именно он входил в город? – поинтересовался второй.
– Точняк, такого не спутаешь. Один был, приблудился в наш город, так что проблем не будет, искать некому, – пояснил третий.
– Тогда надо пользы с него поиметь, – задумчиво проронил первый. – Чего лыбишься, придумал что, давай, Штырь, колись.
– Да есть одна мыслишка. – Усмехнулся он. – Пальцы ты ему хорошо поломал, гляди, как их вывернуло и растопырило. Под колено я тоже металлическим прутом саданул, теперь точно калекой будет. К тому же он тощий, страшный, вот и мыслю, может нам его банде старших продать? На площади посадят, милостыню просить будет.
– Марик будет недоволен, – ответил главный. – Мы ему и так задолжали, а тут раба продать решили.
– Тогда в счет долга. Отличный вариант! – Оживился второй.
– Возможно, – задумчиво подтвердил старший. – Возле храма слепой богини можно посадить, да вот только кто ему там подаст?
– Ха! – Выдал третий. – Богиня слепая, так ему тоже зенки выколем. Как раз будет в тему, тогда и подавать начнут.
– Ага, глаза можем раскаленной железкой выжечь, язык тоже вырезать, чтобы не болтал лишнего и мычал, тогда точно никто мимо не пройдет. Всяко мелочь, но кинут, – заржал второй.
Остальные захихикали, им было весело, а у меня от их слов внутри все сжалось и похолодело.
– Мысль неплохая, – поддержал старший. – В таком виде Марик точно возьмет и посадит его возле храма.
– Только как он слепой ходить станет? – поинтересовался третий.
– Да его мелкие отведут, потом назад притащат, делов-то. – Первый усмехнулся. – Тогда завтра подумаем, что и как с ним лучше сделать, может, еще что оттяпаем. – На последних словах пацаны заржали и пошли к костру.
– А не сбежит? Может, свяжем? – Поинтересовался на ходу первый.
– Да куда он денется, – усмехнулся главный, – Он же в отключке, нога не гнется, по башке нехило прилетело, до утра не очухается. А коль придет в себя, все равно уйти не сможет, куда хромому бежать? Пусть так валяется, а если переживаешь, боишься, что сбежит, сам и вяжи, а мне спать охота. – Он громко зевнул.
– Да фиг с ним. – Третьему явно одному не хотелось этим заниматься.
– Да, – вспомнил главный, – кислота у нас еще осталась? Которой ржавчину оттирали на железках, чтобы дороже продать?
– Да, стоит где-то флакон. Едкая зараза, не пользуемся давно, руки моментом разъедает. А нафига она тебе? – поинтересовался первый.
– Выжигать каленым железом глаза не стоит, неправильно поймут. Лучше ее закапаем, зрачки моментом побелеют, станет слепой, но с целыми глазами. Как будто от рождения такой.
– Неплохо придумал. – Воодушевленно подтвердил третий. – Белые зрачки будут офигенно смотреться. А может, сейчас ослепим? Тогда точно не сбежит.
– Достал уже. Сказал завтра, значит завтра, – раздражено произнес старший.
Некоторое время вдалеке, где-то за спиной еще слышались голоса, но вскоре все стихло, ребята разошлись и улеглись спать.
Я остался один, стало жутко, по телу прокатилась дрожь. Уткнувшись лицом в землю, тихонько заскулил, слезы сами покатились из глаз. В голове призывно звучала только одна мысль – бежать! Как и куда, не имело значения, главное, подальше отсюда.
Пацаны могут сделать со мной что захотят. Мало ли еще какие мысли к ним завтра в голову придут. От того, что уже наговорили, и так в дрожь бросает. Давить на жалость бесполезно, у них ее просто нет.
Лучше сдохнуть где-то в канаве, чем лежать и ждать, когда с довольной ухмылкой на лице мне безжалостно выжгут кислотой глаза. Затем вырежут язык, веселясь, еще чего удумают, издеваясь над дергающимся в жуткой боли уродцем.
Фантазия услужливо нарисовала яркие, красочные образы возможных последствий, и от этих мыслей стало совсем плохо. Все, к чему стремился, рушилось в одночасье. Нет, этого не должно произойти!
Закусив губу, чтобы не вырвался крик боли, я осторожно и медленно попытался подняться. Вот только едва не заорал, колено так сильно прострелило, что нога подкосилась. Только чудом, держась за стену рукой, буквально вцепившись ногтями в каменную кладку, не рухнул на землю.
Дальнейшее происходило как в тумане, не знаю, что сказать, я совершенно ничего не помню. От дикой боли сознание начало мутиться, все плыло, было как в тумане.
Очнулся уже в лесу, лежа в густой траве возле поваленного дерева. Светило солнце, день стоял на дворе. Рука ужасно ныла, тело нещадно болело, колено распухло, даже не представляю, как я шел, да и где оказался тоже. Голова гудела, потрогал рукой, большая шишка на затылке, хорошо, что не пробили.
Попытался вспомнить, как очутился в этом месте, но лишь мелькнул странный образ той женщины, что когда-то уже спасла меня, ее звали Мара. Будто она, держа меня под руку, сюда привела. Но это в принципе невозможно, скорее всего, в бреду привиделась.
Попытавшись подняться, голова тут же закружилась, затем и вовсе в глазах потемнело. К горлу подкатила тошнота, я прерывисто и часто задышал и, вновь рухнув на землю, провалился в беспамятство. Очнулся лишь под вечер. Во рту все пересохло, ужасно хотелось пить.