Раздался гулкий свист, и в грудь птицы впилась стрела. Ава в ужасе закричала, когда на неё посыпались обагрённые кровью перья. Ястреб окровавленным комком повалился на землю. Кто сотворил такое? Кладбище было священным местом, кому бы пришло в голову охотиться здесь?

Ава попятилась, машинально протягивая руку, чтобы опереться на знакомый камень, но рука ухватилась за пустоту. Должно быть, она просчиталась и отошла не туда. Ава обернулась в поисках могилы своей матери.

Но её там не было.

Кладбище исчезло. Ава стояла в мрачном густом лесу, и к ней приближалась высокая бледная фигура. На мужчине был кожаный плащ, а его лицо было покрыто листьями и колючками. Нет, это борода. При слабом свете глаза обманывали. Девочка не могла отвести взгляда от мужчины. Он был и человеком, и деревом одновременно – громадная фигура с яростно пылающими глазами. Его кожа отсвечивала в темноте.

Он уверенно шёл прямо на Аву, и она попятилась, в горле у неё пересохло. Он смотрел прямо на неё.

– Отойди от моих крыльев или я растопчу тебя, козявка!

Бледной рукой он отшвырнул Аву в сторону, как будто она было веточкой. Девочка споткнулась и упала, когда он вынул нож из кожаных ножен на боку и наклонился, чтобы подобрать птицу. Он держал её за кончик роскошных золотистых с тёмными крапинками крыльев, таких длинных, что даже ему приходилось высоко держать руку, чтобы поднять тело над землёй. Один взмах, второй. Отточенными движениями он отделил крылья от обременявшего их тела. Обезображенная птица упала на землю, и охотник поднял над головой свой трофей, и его лицо исказилось гримасой яростного торжества, пока он смотрел, как кровь стекает вниз.

– Я получу свои крылья, Малайка! – прорычал он.

Внутри Авы всё сжалось от ужаса. Мужчина улыбнулся чему-то прямо над её головой и прикрепил крылья к своему ремню. Теперь Аве было отчётливо видно, что его одеяние, которое она в полумраке приняла за плащ, на самом деле было юбкой из перьев. Они трепетали и шуршали на ходу. На некоторых ещё хорошо были видны совсем свежие розовые пятна, на других кровь запеклась и потемнела. На его поясе были только крылья – никаких тел, никакой плоти. Что же это за охотник? Каким безумцем надо быть, чтобы убивать птиц ради одних крыльев? Да любой уважающий себя мясник тут же утащил бы эту упитанную тушку в Лондон, чтобы продать страждущим толпам.

Его улыбка была ужасающей, а зубы – жёлтыми, как у хищника. Он вскинул вверх сжатый кулак, обнажая налитые мышцы и вздувшиеся вены на руке. Охотник круто развернулся на месте, взмахнув перьями, и направился в ту сторону, откуда пришёл.

Ава отрывисто дышала, страх и ужас мёртвой хваткой вцепились в беззащитную девочку. Надо выбираться отсюда. Она силой заставила себя подняться, смахнув с юбки капли росы с влажной земли. Где она? Ава огляделась. Деревья росли так плотно, что свет едва пробивался сквозь них. Стояла гробовая тишина, слышалось только слабое шуршание листьев за спиной.

Но ведь не было даже слабого дуновения ветерка.

И тут сам лес заговорил:

– Лютодел крыльежаждущий! Чреводушие твоё тленом подёрнуто, и скорбь с гневом пылают в жилах моих!

Из-за стволов деревьев выступил крылатый человек, вскинув руки к небу. Это был широкоплечий тёмнокожий мужчина с растрёпанными седыми волосами и гигантскими крыльями, свисающими за спиной. Он завис над Авой всего на несколько мгновений, но казалось, что он стоит там целую вечность. Лицо его было спокойным и печальным. Ава поняла, почему приняла его за лес: казалось, что он был его первоосновой, самой природой, из другого мира. При этом в его присутствии не бросало в дрожь, как от жуткого охотника. Он взмахнул крыльями и взмыл вверх.

Ава бросилась на землю и прикрыла голову руками. Вокруг неё бушевал ветер. От мокрой земли намокла юбка, влага успела пропитать даже чулки, но девочке было всё равно. Она дрожала от дикого восторга, который отгонял прочь все тревоги и волнения текущего дня. Ава оказалась в новом и неизведанном мире, и ей тут нравилось.

– Живая там, крошка? Лови-лови смертушку, доловишься.

Ава открыла глаза и заморгала. На неё сверху смотрела женщина. Её лицо под потрёпанным чепцом сплошь было покрыто морщинами, как старое тесто.

– Коль лежать с мёртвыми, так мёртвой и станешь. Могильный холод доберётся до твоих косточек, попомни мои слова.

Голос женщины звучал очень гулко, как будто она была где-то далеко. У Авы зуб на зуб не попадал от холода. Где она очутилась? Ава обернулась, ожидая увидеть охотника, приближающегося к ней, но девочка снова была на кладбище. Правда, страх и неожиданная радость не улетучились. Ава вернулась в изведанное, где каждый шаг был ей знаком, и почему-то от этого стало ещё горше. Радость спасения была отравлена тупым разочарованием.

Она что, сходит с ума? От этой мысли Аве стало не по себе. Какая ужасная судьба – провести остаток дней в психлечебнице среди лунатиков и полоумных. Но в её семье не было сумасшедших, а говорят, это передаётся по наследству.

Её похитили? Может, это и испытывают похищенные люди? Правда, ей не доводилось разговаривать с теми, кто такое пережил, но и о том диком странном мире она тоже ничего не слышала.

Что-то жёсткое и холодное больно впилось ей в бок. Она опёрлась на замшелый камень и приподнялась. На руки лучше не смотреть – грязные, пыльные и всё время чешутся. К одной прилипло пропитанное кровью перо. Ава отлепила его, поморщившись при виде крови. И тут же резко подскочила, потому что в голову ей пришла ужасная мысль. Она что, лежит на могиле?

Слава создателю, это была не могила, а просто старое надгробие. Чья-то несчастная позабытая душа. Ава вытерла кровь с руки.

Пожилая женщина не сводила с неё внимательного взгляда.

– Семейная могила? – спросила она, прищурившись, и махнула рукой в сторону надгробия, на котором лежала Ава.

– 1-8-4-8. Это был холерный год. Не могу разглядеть остальное.

Ава механически посмотрела туда, куда указывала женщина.

– Моя мать умерла в этой холере, но это не… – начала девочка и осеклась, не отводя взгляда от камня. Эта надпись… этого не может быть. Ава наклонилась и отёрла камень, не заботясь о том, что от засохшей грязи её руки становились ещё грязнее. Это невозможно.

На надгробном камне было написано:

В память об усопшей Элси Джун Суинделтон

Любимой матери Джона и жене Силаса

Ты навсегда в нашей памяти

1829–1848

Глава 4
Ава

Лондон, сентябрь 1858

Ава развернулась и побрела прочь с кладбища. Она шла, ничего не видя перед собой, пока не добралась до рынка Майлэнд, где между субботними торговыми палатками шныряли чистильщики обуви, поэты и уличные торговцы.

Сквозь всеобщий гомон до девочки донёсся голос:

– Утречко, юная леди! А как же кофе?

Обычно Ава останавливалась у Фрэнка, чтобы выпить чашечку горького напитка с ломтиком хлеба, испечённого его женой, но сегодня она покачала головой.

Фрэнк крикнул ей вслед:

– Разбиваешь моё сердце на куски, дорогуша! Ты же не пойдёшь к тому прощелыге через дорогу? У него не хлеб, а кислятина, и не кофе, а помои, в которые он накидал булыжников!

Его конкурент зычно ответил:

– Фрэнк, стряпня твоей жены – вот настоящие булыжники!

Оба мужчины весело переругивались. В другое время Ава обязательно задержалась бы, чтобы послушать перебранку, и делано повозмущалась бы приставаниям толпы беспризорников, которые выклянчивали монеты у прохожих.

Девочка понемногу отходила от того, что произошло на кладбище. Она до сих пор под кожей ощущала трепет от присутствия в том мрачном, не похожем ни на что мире. И откуда взялась другая могила её матери, на которой почему-то написаны другие имена. Почему её имя и имя отца стёрли, заменив их какими-то непонятными Джоном и Силасом. Видимо, кто-то решил коренным образом изменить жизнь Элси Суинделтон и парочку других жизней в придачу. Какой в этом прок? Должно быть, она ошиблась.

Ава свернула на Бишопсгейт, протолкалась сквозь толпу к своему дому и вставила ключ в замок.

Когда дверь открылась, ей в нос ударил запах карболового мыла и пекущегося хлеба. Девочка облегчённо выдохнула, словно она вернулась домой после долгого изнурительного путешествия, а не с обычной прогулки, которая повторялась каждые выходные. Ава стянула чепчик и опёрлась на стену прихожей, прикрыв глаза.

– Ава, ты принесла овощи и мясо?

Только не это. Как она могла забыть! Девочка открыла глаза и тут же встретилась с вопросительным взглядом строгих тёмных глаз Виолетты.

– Прости, я забыла. Я сейчас вернусь и всё куплю.

Ава с усилием выпрямилась, но экономка обеспокоенно прикоснулась к её руке:

– Ава, посмотри на меня. Что там случилось? Ты что-то видела?

Девочка попыталась рассмеяться:

– Да ничего особенного. Так, ерунда. Не стоит и говорить. Правда.

– Настолько ерунда, что ты даже забыла о том, что без труда выполняла до этого каждую субботу? – Виолетта иронически приподняла бровь.

Ава помедлила. Одна часть души стремилась, как в детстве, выложить всё, другая – призывала делать вид, что последних двух часов её жизни никогда не было.

Что произошло на кладбище? Привиделись ли ей охотник и крылатый человек? И почему там очутилась надгробная плита с именем её матери? Неужели те, кого она любила, кому доверяла, всю жизнь обманывали её? Может, она просто сходит с ума?

Ава подняла голову и посмотрела прямо в глаза экономки. Её аккуратный пробор делил чёрные жёсткие волосы на две равные половинки, прикрытые чепцом. Она посмотрела на её гладкие смуглые щёки и вопросительно выгнутую бровь. Милое лицо, которое она видела каждый день.

Ава затараторила:

– Сегодня на могиле мамы я видела странные вещи. – Нет, не стоит рассказывать Виолетте о странном видении. У неё внутри всё сжималось от одной мысли об этом. – Я… Я споткнулась и упала на старое надгробие, недалеко от маминой могилы. И на нём было мамино имя и те же даты. Но имена её ребёнка и мужа… – Она с трудом могла продолжать. – Были другими.

Виолетта небрежно фыркнула:

– Наверное, каменщик просто ошибся и выбросил плиту. Заново отполировать её и выбить имена обошлось бы дороже, чем взять новую плиту. – Она похлопала Аву по плечу: – Другого объяснения и быть не может.

Аве показалось или действительно возникла небольшая заминка, прежде чем Виолетта ответила?

– Но там было имя мальчика. Ничего себе ошибочка.

– Каменщик, должно быть, надрался и перепутал две семьи. Неудивительно, что он никому об этом не сказал.

– Скажи честно, под тем камнем действительно покоится моя мама? – Ава говорила громче, чем рассчитывала.

– Ава, это мисс Басс учит тебя кричать на Виолетту, как какая-нибудь торговка рыбой?

Ава резко обернулась и увидела отца, стоявшего в холле и глядевшего на дочь и экономку поверх очков. Он не был груб, но всё равно Ава зарделась. Слова сами сорвались с её языка:

– Отец, если ты не заметил, то вопрос очень серьёзный: покоится ли моя мать под той могилой, что я навещаю всю свою жизнь?

Часовщик снял очки. Он долго тёр стекла, моргая подслеповатыми глазами. Тишина, как стеклянный купол, накрыла маленькую комнату. Отец первым нарушил её:

– Милая, ты, должно быть, перегрелась. Пожалуй, тебе стоит отдохнуть. Твоё излишнее волнение кажется немного… неуместным. – Голос часовщика был спокойным, но подергивание нижней челюсти и складка между бровями выдавали истинные чувства. Внутри у него всё клокотало так же, как и у его дочери. Уж она-то знала, как тикает, позвякивает и дышит организм этого родного человека, который заботился о ней всю жизнь. Может, она правда волнуется из-за пустяков? Просто сама напридумывала себе что-то.

Но как ещё это можно понимать? Ава в упор посмотрела на отца, и когда заговорила, то не узнала свой собственный голос.

– Так же неуместно, как и узнать, что те, кого ты так любила, лгали тебе всю жизнь.