Вывод банальный, но он говорит о многом: на протяжении веков характеристика Нерона практически всегда формировалась из того, как на него смотрели со стороны. Первоначальный объект интереса был искажен этими взглядами до неузнаваемости. Сегодня Нерон – это бренд. С лета 2020 года сети супермаркетов в Германии стали продавать уголь для гриля, носящий его имя. Есть и соответствующий интернет-магазин, где любители барбекю любого класса могут найти все, что им нужно, даже органическую продукцию^[74]. Сам Нерон не имеет к этому никакого отношения.

* * *

Настоящая книга является научно-популярной, основанной на максимально полном рассмотрении как античных источников, так и современных исследований, посвященных Нерону, – все это, как и полагается, представлено в разделе с примечаниями. Однако начиная с главы «Рождение и детство» представление расширяется: каждой главе предшествует развернутое вступление. Центральное место занимают сцены из жизни Нерона, ключевые события, об историчности которых мы имеем лишь самое общее представление, поскольку лишены возможности прибегнуть к детальным античным описаниям. Рождение Нерона в декабрьскую ночь 37 года – как раз такой случай: несмотря на почти полное отсутствие сведений, даже самые большие скептики не будут отрицать, что это событие наверняка произошло. Другие примеры включают смерть Клавдия в октябре 54 года, церемониальное жертвоприношение в честь дня рождения императора в декабре 62-го и допрос подозреваемого в заговоре против Нерона в апреле 65-го. В последнем случае главную роль исполняет палач, и точно так же, как в главе «Общая радикализация», в других сценарных эпизодах на передний план выходят свои главные герои и героини.

История рождения Нерона – хороший пример для понимания самого процесса появления ребенка на свет: благодаря трудам врача Сорана Эфесского, который работал в Риме в конце I – начале II века, мы имеем неплохое представление об акушерской помощи в Римской империи. Соран, будучи авторитетом в этой области, исписал целые свитки папируса, полные указаний обо всем, что надлежит учитывать при родах. Он распределяет обязанности присутствующих, подробно описывает, какие медицинские инструменты и домашние средства следует использовать, и уделяет приоритетное внимание акушерке как главной фигуре после будущей матери. Таким образом, мы вполне можем представить, как именно протекали роды в богатой римской семье. Вкупе с немногочисленной сохранившейся информацией о месте, времени и особенностях рождения Нерона этот процесс можно описать с определенной степенью правдоподобности.

Такой подход аналогичен подходу куратора выставки, который пытается осветить более широкую тему с помощью отдельных объектов. Речь идет об иллюстрациях и о том, чтобы придать миру Нерона некое обыденное звучание, а также о том, чтобы показать, как можно овладеть историческим знанием с помощью аутентичных источников. По этой причине к каждому развернутому вступлению к главе прилагаются довольно обширные примечания в конце книги. В них подробно задокументирована информация, изложенная в тексте.

Но сначала речь пойдет о мире Нерона, о сцене, по которой дефилировал император. По сути, ее подготовил Август, прапрадед Нерона, и разобраться в ее декорациях оказалось довольно сложно для преемников первого римского императора.

Мир Нерона
Рим и Римская империя в I веке

Пролог

Это было второе самоубийство в царском дворце Александрии за последние несколько дней. Вероятно, орудием суицида послужила египетская кобра – священное животное Амона Ра, а возможно, и обычная ядовитая змея^[75]. Египетская царица Клеопатра VII, последняя правительница из династии Птолемеев, умерла. Незадолго до этого ее возлюбленный Марк Антоний покончил с собой способом, достойным полководца, – ударом меча в нижнюю часть живота. Поначалу это не дало должного эффекта. Жизненные силы Антония вновь ненадолго вернулись к нему после известия о том, что Клеопатра, которую считали мертвой, все еще жива^[76]. Антоний был римлянином, а не египтянином, но римлянином, который одевался как египтянин и вел себя так же. По крайней мере, так утверждал противник Антония, молодой человек довольно слабого телосложения, но с гораздо более сильной волей, который стоял теперь у ворот дворца с огромной армией. Октавиан, как его теперь называют, годом ранее нанес сокрушительное поражение Антонию и Клеопатре в битве при Акции у западного побережья Греции и осадил побежденных в Александрии. Он хладнокровно принял известие о смерти знаменитой пары. Конечно, было бы неплохо провести Клеопатру в триумфальном шествии по Риму, но теперь ничего не поделаешь. Забот и так хватало. Октавиан отложил меч и приступил к политической рутине.

Конец

После смерти Антония и Клеопатры в 30 году до н. э. Октавиан, которому было почти 33 года, занял фактически недосягаемую позицию на олимпе власти. Он командовал огромной армией, и жители Рима и Италии, от которых на тот момент многое зависело, измученные длинной цепью гражданских войн, жаждали мира и порядка. Октавиан вышел на сцену последним. В поле зрения не было никого, кто мог бы или хотел его оттуда изгнать.

Последний век до нашей эры сформировали великие имена, иногда великие дела, но редко великие идеи, невольно обнажив структурные недостатки Римской республики^[77]. Тиберий и Гай Гракхи, Гай Марий, Луций Корнелий Сулла, Марк Лициний Красс, Гней Помпей Великий, Гай Юлий Цезарь, совсем недавно Марк Антоний: то, что одни из самых выдающихся деятелей римской истории выступали на политической сцене в относительно короткий промежуток времени, составляющий всего около 100 лет, было не случайностью, а симптомом кризиса. Появление отдельных амбициозных фигур, стремившихся выделиться из массы сенатской аристократии, никак не было предусмотрено конституцией Римской республики.

Несколько шагов назад: свергнув последнего царя примерно в 500 году до н. э.^[78], предки создали такой государственный строй, в котором особое внимание уделялось тому, чтобы ни один человек больше никогда не имел права на постоянную и неограниченную власть над Римом. Этой цели должны были служить особые правила: отставка двух высших должностных лиц, гражданских и военных, а именно консулов^[79], по истечении года, право плебейских трибунов налагать вето на действия коллег^[80], длительные процессы принятия политических решений и контроля за их исполнением, где совет знати – сенат – занимал центральное место, однако последнее слово оставалось за гражданами, участвовавшими в голосовании в соответствии со своим финансовым положением^[81]. Такая смешанная система вызывала большое восхищение у современников, например у жившего в то время греческого историка Полибия^[82]. Несомненно, конституция Римской республики, никогда не закреплявшаяся в письменной форме, была в известном смысле странной: ни монархия, ни аристократия, ни демократия – и при этом все сразу^[83]. На редкость разумный политический строй для города-государства^[84].

Однако к середине III века до н. э. латинский город Рим перерос относительно небольшие области Италии, оставив позади зеленые долины и склоны Апеннин. Он больше не сравнивал себя с небольшими италийскими народностями, такими как вольски и самниты, а мерился силами с великими державами карфагенян и македонцев. Уже в конце III века до н. э. римляне безраздельно господствовали в бассейне Западного Средиземноморья. Карфагеняне потерпели поражение в двух крупных войнах^[85]; Сардиния, Корсика, Сицилия и наиболее богатые области Испании стали римскими провинциями. Уже в середине II века до н. э. у римлян не осталось никаких серьезных противников. Карфаген был стерт с лица земли в 146 году до н. э., север Балканского полуострова полностью завоеван и превращен в провинцию Македония. Чуть позже внимание римлян переключилось на Малую Азию, где были созданы еще три римские провинции^[86]. Ровно за 100 лет до рождения Нерона Помпей присоединил к Римской империи Сирию и Левант^[87], а несколькими годами позже Юлий Цезарь – огромную территорию Галлии^[88].

Достижение мирового господства не обошлось без последствий ни для завоеванных регионов, ни для самого Рима. Римляне владели разнообразными территориями, которыми они интересовались и управляли в первую очередь с точки зрения их полезности для Рима. Десятки тысяч рабов сгинули на испанских рудниках, вынужденные добывать медь и свинец, серебро и золото для столицы мировой империи^[89]. Никакой заботы об отдаленных территориях не было и в помине. Нередко присланные сенатом наместники со своей свитой, как волки, нападали на земли, которые, согласно конституционным принципам, были вверены их попечению лишь на какое-то время^[90]. Это было справедливо и в отношении некоторых военачальников, которые понимали свои военные полномочия несколько шире, чем следовало, и топили в крови целые области, чтобы в скором времени вернуться в свои италийские поместья в сопровождении запряженных волами возов, набитых награбленным добром^[91].

Для внутриполитической стабильности в Риме такое развитие событий оказалось крайне неблагоприятным. В сенаторской среде сложившаяся ситуация способствовала соперничеству и внутрисословной борьбе. В то время как высший класс купался в богатстве и роскоши, большинство римских граждан получали лишь минимальную выгоду. В частности, сельское население испытывало острую нужду. Попытки аграрной реформы, предпринятые аристократами Тиберием и Гаем Гракхами в 133 году до н. э., также ничего не изменили^[92]. Мелкие крестьянские хозяйства в сельской местности вытеснило крупное сенаторское землевладение, и вскоре вся Италия, как лоскутное одеяло, была покрыта латифундиями, где работало бесчисленное количество рабов, привезенных в Италию в качестве военнопленных или проданных за долги.

Тысячи разорившихся крестьян, инвалиды войны и прочие обездоленные стекались в Рим в поисках заработка. В I веке до н. э. социальные низы римского гражданского коллектива стали влиятельной политической силой после того, как отдельные политики осознали потенциальные возможности мобилизации масс для достижения своих личных целей (с позиции плебейского трибуна, минуя сенат). Так начала рушиться конституция Римской республики.