– Представьтесь, пожалуйста.

– Старостин Назар Акимович.

– Назар Акимович, расскажите подробнее – как это произошло?

Мужчина пожал плечами и заговорил не спеша:

– Рассказывать-то особенно нечего. Я ведь дважды пытался Дмитрия Лукича увидеть. Первый раз, когда я постучал, мне показалось, что в избе кто-то есть. Прислушался я, и за дверью шорох какой-то раздался. Я этому не придал особого значения. Ушел… А второй раз пришел уже с его племянником Семеном Пироговым и племянницей, Ева ее зовут. – Призадумавшись, добавил: – Где-то уже около двенадцати ночи было. Племянница не могла к ним домой попасть и отсиживалась у какой-то подруги. Она ведь у стариков проживала. Решили дверь сломать. Я принес из дома ломик, ну и подковырнул засов. Открыли мы дверь, прошли в комнату. Тут я на полу кровь увидел и сразу понял, что произошло нечто ужасное… Открыли подпол, а там жена Дмитрия Лукича на лестнице вверх тормашками лежит… Видать, злодей ее так и сбросил. Платье на ней задрано, только сухонькие ножки торчат… Стали искать старика, а его нигде нет. Тогда племянник в сарай зашел, решил там посмотреть. Возвращается бледный и говорит, что нашел труп Дмитрия Лукича в подполе.

– Назар Акимович, может, вы видели кого-то раньше около дома? Может, кто-то вам показался подозрительным?

Старостин на минуту задумался и далее уверенно отвечал:

– А кто ж его знает, подозрительный он или нет? Сидят себе мужички на лавочке, махорку смолят да по сторонам поглядывают. И неизвестно, просто так они сидят или кого-то высматривают.

Больше свидетель сказать ничего не мог.

* * *

Капитан Рожнов появился в кабинете майора Щелкунова точно в назначенный час. Пролистывая записи, сделанные во время допросов, принялся докладывать:

– У Пирогова Дмитрия Лукича был какой-то конфликт с его племянником Семеном Пироговым.

Щелкунов потянулся к пачке папирос и вытянул одну из них. Доклад приобретал остроту.

– А накануне днем они вместе выпивали, – продолжал капитан. – Я тут порасспрашивал соседей убитого, так они в один голос утверждали, что старик был очень сердит на своего племянника… Пирогов, как свидетельствуют те же самые соседи, жил богато и обещал после своей смерти передать дом племяннику. Но потом по каким-то своим соображениям раздумал так поступать и пригласил к себе из деревни племянницу, Еву Пирогову. Прописал ее у себя, хорошо приодел, обул.

Виталий Викторович поднялся с кресла и подошел к окну. Под окном разрослись огромные тополя, едва не касаясь толстыми ветками стен здания. Он поймал себя на мысли, что ему хочется дотянуться до колышущихся на ветру листьев, и, словно борясь с возникшим искушением, спрятал руки за спину.

– А старик и в самом деле жил богато? – повернулся он к Рожнову.

Неопределенно пожав плечами, как если бы не знал точного ответа, Валентин ответил:

– По нынешним временам, конечно же, будет неплохо. Рукастый был старик! Делал из серебра разные изделия: колечки, серьги, подвески. Сейчас такие вещи пользуются у женщин большим спросом. Зеркала изготовлял на заказ… Все деньги, как утверждают соседи, завещал племяннице. Но завещание каким-то странным образом куда-то подевалось, что само по себе подозрительно.

– Разумеется, подозрение сразу падает на племянника?

– Именно так. Поэтому мы его и задержали на всякий случай. Соседи утверждают, что завещание хранилось на самом видном месте в малахитовой шкатулке.

– Так… Очень интересно. А племянница старика, Ева, где же она находилась, когда было совершено убийство?

Виталий Викторович вернулся на место. Открыл дело супругов Пироговых. Пролистал вклеенные первичные показания свидетелей, написанные разными чернилами, и уже в который раз посмотрел на фотографии убитых. Вот так и прошла жизнь. И никто из них не мог подумать, что она закончится таким несправедливым образом.

– Здесь тоже не все так уж и ясно. Обычно племянница возвращается с работы около пяти часов вечера, а тут вдруг является в восемь. Я ее уже допросил, и она мне сказала, что поздно вечером стучалась в дом, но там почему-то никого не оказалось. Дверь оказалась запертой. Тогда она посмотрела через открытое окно и увидела разбросанные на полу вещи. Однако почему-то попасть в дом или поднять тревогу она не спешила. До самого позднего вечера сидела у подруги.

– Спросил, почему в этот день она вернулась так поздно? Что она ответила?

– Сказала, что сначала сидела у подруги, потом от безделья допоздна ездила с подругой в трамвае.

– Это выглядит по меньшей мере очень странно. Сам что ты думаешь обо всем этом?

– Она действительно ведет себя очень странно. Но я думаю, что все же она к убийству никакого отношения не имеет. Двойное убийство совершил, судя по всему, мужчина. Удар по голове был очень сильный. А с ее тонкими ручонками проделать такое невозможно. Можно, конечно, предположить, что племянница навела на дом каких-то грабителей, но всю картину путает завещание. Ведь его не обнаружили… А по этому завещанию все движимое и недвижимое имущество достается только ей.

Щелкунов захлопнул папку и положил ее на край стола.

– Соглашусь, что очень много неясного. И все же версию о причастности племянницы к убийству Дмитрия Лукича Пирогова и его жены отвергать не стоит… Хотя и увлекаться ею тоже особенно не следует. Больше склоняюсь к мысли, что существует какой-то третий вариант. Нам нужен свидетель. Место, где произошло убийство, довольно многолюдное. Не мог преступник незаметно проникнуть в дом и так же незамеченным выйти из него. Ведь не невидимка же он, в конце концов! Но сначала хотелось бы побеседовать с племянником. Интересно послушать, что он расскажет.

* * *

Племянником оказался крепкий плечистый мужчина лет сорока, хмуро посматривающий на собеседника из-под насупленных бровей. Оказавшись в кабинете следователя, он заметно нервничал, всем своим видом демонстрировал, что трагедию, произошедшую с престарелыми Пироговыми, воспринимает как большое личное горе.

– Давайте с вами поговорим откровенно, – продолжил допрос майор Щелкунов, когда подозреваемый занял место по другую сторону стола. – В день убийства, ранним утром, вы были у дяди?

– Почему вы меня задержали?! – неожиданно сорвался Семен Пирогов на крик. – Я уже рассказал вашему коллеге, что я здесь совершенно ни при чем!

– Мне бы тоже хотелось услышать, – спокойно парировал Щелкунов.

– Встречался я с ним в этот день или не встречался, это ровным счетом ничего не значит! Конечно, у дяди был очень непростой характер, с ним порой было сложно общаться, но это не повод, чтобы его убивать. Он родной брат моей матери, и я его с детства знаю!

– А никто и не утверждает, что вы совершили убийство, – спокойным голосом возразил Виталий Викторович. – Нас интересует, что вы делали накануне убийства.

Семен Пирогов успокоился и заговорил размеренным голосом:

– Накануне всего того ужасного, что произошло с дядей и с Марфой Ильиничной… я не встречался с ними. А вот за сутки до их убийства мы виделись. Пришел я к дяде где-то часа в четыре вечера… Выпили мы немного, посидели самую малость, поговорили по-родственному. А потом я и ушел, – поднял Семен Пирогов на майора горестный взгляд.

– Нам известно, что Дмитрий Лукич переписал свое завещание в пользу вашей сестры.

– Переписал… Ну и что с того? Это не повод, чтобы его убивать. Или вы думаете иначе? Я совершенно не держу на него никакого зла. У меня есть свой дом, и он не хуже, чем у Дмитрия Лукича… Если бы я на родного дядю руку поднял, так меня бы мать с того света прокляла! Ну вы сами подумайте, чего нам делить? Я и сам не бедный человек.

Семен Пирогов прикрыл лицо руками. Виталий Викторович молча наблюдал за ним: «У мужчины действительно сдали нервы или, быть может, это такая тонкая игра в истеричность? Хотя на убийцу он не похож… Во всяком случае, преступники обычно так себя не ведут. Возможно, что так оно все и было, как он рассказал».

– А в каких вы отношениях с вашей двоюродной сестрой Евой Пироговой?

– Представьте себе, что в самых дружественных. Вы удивлены? – Пирогов поднял голову и как-то по-особому смело посмотрел на Виталия Викторовича. – И она вам скажет то же самое… Я уверен, что Ева во всей этой страшной истории совершенно ни при чем! Вы бы побеседовали с ней. Она совсем девчонка. Дурочка! Приехала из глухой деревни! Когда случилась трагедия с моим дядей и его женой, она и вовсе на трамвае каталась!

– И почему же?

– Вам это кажется странным? Так она раньше кроме коров да свиней ничего и не видела. Трамвай для нее в диковинку. Она только здесь их, в городе, впервые увидела. А каталась она потому, что хотела таким образом успокоиться, понимала, что происходит нечто страшное!

– Я допускаю, что все сказанное вами правда… А где вы были сами с семи часов вечера до одиннадцати?

– Вот вы все куда гнете… Я был дома. Можете спросить у моей жены.

– Кроме жены, еще кто-нибудь может подтвердить ваше алиби?

– Меня в этот день больше никто не видел.

– Вы что, целый день провели дома?

– Представьте себе – я целый день провел дома! И у меня не было желания куда-то выходить.

– И что вы делали?

– Читал книгу!

– Какую книгу?

– Горького. «Мои университеты». Он ведь тоже жил на Марусовке. Пекарня, где он работал, недалеко отсюда.

– Не торопитесь с ответом, вспомните, – настаивал Щелкунов. – Если вы сами никуда не выходили из дома, так, может, к вам кто-нибудь приходил? Ну, скажем, соседка за солью зашла или, к примеру, почтальон с заказным письмом заявился. Может быть, кто-нибудь из управления пришел?

Пирогов обхватил большими и сильными руками крупную голову и замолчал. Во взгляде прочитывалось отчаяние, а склоненная над столом фигура представлялась воплощением бессилия. «Ну почему все это произошло именно со мной?! За что мне такая пытка?! Ведь он не верит ни одному моему слову!»

Но вдруг Пирогов поднял голову, его глаза просветлели.

– Есть один человек… Как же я мог забыть об этом? К нам в эти часы заходила подруга моей жены. Она не может этого отрицать! Она видела меня! Я открыл ей дверь, поздоровался с ней и ушел в другую комнату. У них от меня вечно какие-то свои бабьи секреты! Поверьте мне! Обязательно у нее поинтересуйтесь! Я вам говорю чистую правду!

«Вот, кажется, все и прояснилось. А впрочем, что прояснилось-то? Наоборот, дело усложняется и становится куда более запутанным, чем представлялось поначалу…»

Виталий Викторович откинулся на спинку стула, смотрел в глаза Пирогова-племянника, преисполненные надежды. Чувствовал, что, скорее всего, так оно и происходило в действительности. Два свидетеля – это уже серьезное алиби. Причем от лица совершенно незаинтересованного. Выходит, что Семен Пирогов действительно никого не убивал.

Оставалось только подтвердить алиби, а там можно и выпускать.

Глава 5
Предполагаемый подозреваемый

Доктор Усачев с хмурым видом внимательно просмотрел рентгеновские снимки черепа, затем, аккуратно положив их на стол, прощупал лобовую часть сидевшего на стуле Хрипунова:

– Вам больно?

– Не так чтобы уж очень больно, – сказал Хрипунов, – но чувствительно.

– А здесь? – надавил Николай Олегович с правой стороны черепа.

– Здесь больнее, – признал Василий Хрипунов, стараясь не морщиться от боли.

Николай Олегович устроился за столом и принялся что-то писать, потом глянул на притихшего Хрипунова и произнес:

– К сожалению, я не вижу каких-то значительных положительных изменений. Наоборот, просматривается внутричерепная гипертензия, которая, полагаю, очень сильно усложняет вашу жизнь. С нарастанием физической активности случается головная боль?

– Именно так, доктор, бывает, что не знаешь, куда себя подевать от этой боли. Такое ощущение, что голову кто-то сдавливает.