– Привет, Харон, – сказала Малиса, поклонившись в ответ.

– Куда сегодня вас отвезти? – спросил он, делая шаг в сторону и жестом приглашая Малису в лифт до Подмирья. Дверь за ними прошуршала и закрылась.

– Мне нужно повидать дядюшку Язву, – сказала Малиса.

Харон деловито кивнул, порхая костяными пальцами над панелью с мириадами мигающих огоньков и едва различимых подписей:

– Полагаю, сегодня утром его можно застать за чаем в «Злопамятной Чашке». Доставить вас прямо туда?

– Да, пожалуйста, – вежливо кивнула Малиса.

С тех пор как Малиса стала наведываться в Подмирье регулярно, Харон любезно позаботился о том, чтобы умопомрачительное путешествие между мирами, от которого волосы в самом буквальном смысле вставали дыбом, проходило для неё с наименьшими неудобствами. И теперь Малиса привычно вставила ноги в скобки из ископаемых рёбер велоцираптора, прикреплённые к полу костяными гвоздями, и продела руки в приделанные к стенке позади неё поручни из изогнутых мамонтовых бивней.

– Готовы? – спросил Харон.

– Готова, – ответила Малиса.

– Отлично, мисс Малиса. Тогда отправляемся!

Заиграла музыка, и лифт резко сорвался вниз. Гравитация, как обычно, растягивала щёки Малисы, но на этот раз её хотя бы не опрокинуло вверх ногами. После нескольких минут, на протяжении которых ей казалось, будто её коленные чашечки переместились куда-то к мочкам ушей, лифт наконец замедлил ход и остановился.

– Мы на месте, мисс Малиса. «Злопамятная Чашка». Осторожненько высвобождайтесь и становитесь на люк.

Малиса высвободила руки и ноги и встала на прочерченный в полу квадрат.

– Спасибо, Харон, – поблагодарила она.

– Всегда пожалуйста, – отозвался Харон и дёрнул за рычаг, открывающий люк.

Малиса, камнем ухнув вниз, с негромким «шмяк!» приземлилась на горку чёрных бархатных подушек в какой-то тёмной каморке, похожей на чулан для мётел. Встряхнувшись, Малиса пригладила растрепавшиеся волосы и разгладила ладонями подол сарафана. Перед ней слабо виднелись контуры двери, из щели под которой сочился неяркий свет. Она пробралась к ней, спотыкаясь о вёдра и швабры, потянула за ручку – и оказалась прямо в зале «Злопамятной Чашки».

Эта кондитерская располагалась в Зловещем квартале – в той части Подмирья, где недобрые козни были привычнее весёлых проказ. Малиса с облегчением отметила, что обстановка здесь такая же тоскливо-унылая, как обычно – это позволяло надеяться, что какой бы переполох ни собрался устроить Подлец, начать он ещё не успел.

Малиса петляла среди покрытых чёрными скатертями столиков, сердечно улыбаясь сгорбившимся за ними гоблинам и угрюмым колдунам, которые провожали её опасливыми взглядами поверх чашек, что-то толкуя друг другу приглушёнными голосами. Подобное отсутствие радушия ничуть Малису не расстроило – в конце концов, она ведь выросла по соседству с обитателями квартала Блаженства и давно привыкла, что её встречают презрительно поджатыми губами и настороженно сведёнными бровями.

Пышно взбитый кок дяди она заметила издалека – сыщик сидел за столиком у стены, попивая чай вместе с Белладонной – весьма привлекательной, хоть и в несколько мрачноватом стиле, хозяйкой кондитерской. При виде Малисы Белладонна тепло улыбнулась.

– Малиса, дорррогая моя, – произнесла она со своим мурлыкающим французским акцентом, – присоединяйся к нам. Подать тебе чаю? Или, может, стаканчик свежевыжатого тараканьего сока? С мякотью.

Перед таким искушением было трудно устоять – тараканий сок с мякотью был её самым любимым.

– Ммм. Да, пожалуйста, – сказала Малиса.

– Ну привет, старушка! – воскликнул дядюшка Язва. – Не ожидал увидеть тебя сегодня. Полагаю, опять проблемы на домашнем фронте?

– Да нет, не то чтобы, – ответила Малиса.

– Только не говори, что Па опять нашёл твой школьный дневник!

Поскольку в школе Малиса была сплошь отличницей, ей вечно приходилось прятать дневник от родителей, чтобы их не расстраивать.

– Нет, – Малиса мотнула головой, плюхаясь на стул напротив дяди и раздумывая, стоит ли так уж откровенничать в присутствии Белладонны. – Просто… нас сегодня навестил кое-кто из родни.

– Вот как? – хмыкнул дядюшка Язва, изрядно откусив от сдобной булочки с клопами. – И кто на этот раз? А, наверное, кузен Локи вернулся из поездки, да? Я слышал, он навёл шороху в Лас-Вегасе.

– Э-э… нет, не он. С этим родственником я познакомилась впервые. Хотя, честно говоря, нашу встречу и знакомством-то не назовешь. Скорее это можно описать как набег. И кражу. – Она набрала в грудь побольше воздуха и наконец решилась: – Его зовут Подлец.

Чашка выскользнула из дрогнувших пальцев Белладонны и укатилась под стол, расплескав по ковру дымящийся чай. Дядюшка Язва подавился булочкой, и Малисе пришлось вскочить и колотить его по спине, чтобы он смог вдохнуть. Побледневшая Белладонна рассеянно смахивала со своего чёрного платья чайные потёки кружевным платочком – тоже чёрным.

– Кажется, – проговорила она чуть слышным голосом, в котором не осталось и следа былой живости, – мне нужно подышать свежим воздухом. Прошу меня извинить.

Она неуверенно поднялась на ноги, и дядюшка Язва тут же кинулся поддержать её.

– Благодарю, Язва, – сказала она, пошатываясь. И, обращаясь к Малисе, добавила: – Будь осторожна. Это привидение, о котором ты говорила… Оно плохое. Очень плохое. Причём в самом нехорошем смысле.

Многослойные юбки её атласного бального платья шелестели как сухие листья, когда она неверной походкой удалялась прочь.

Дядюшка Язва взял себя в руки, сел обратно за стол и сделал большой долгий глоток из чашки, наполненной чем-то едко-зелёным.

– С Белладонной всё будет в порядке? – спросила Малиса.

– Конечно, она справится, – ответил дядюшка Язва, беспечно махнув рукой. – Она твёрже алмаза. Просто ты застала её врасплох. – Он понизил голос до шепота: – Понимаешь, Белладонна ведь помнит ту Демоническую Эпидемию. А это были тёмные времена, очень тёмные. Большинство привидений Подмирья всеми силами старались забыть их. Поэтому давай-ка поступим так: напиши мне во всех подробностях, что произошло. Вслух об этом лучше не говорить, иначе мы рискуем посеять панику.

Дядюшка Язва передал ей через стол свой блокнот, и Малиса тщательно записала всё-всё, что произошло сегодня в их доме во время и сразу после внезапного появления Подлеца Злобста. Как только она закончила, дядюшка Язва внимательно прочел её записи, глубокомысленно кивая и время от времени промокая лоб платком.

– Теперь нужно наблюдать, – объявил он, закончив чтение.

– Наблюдать за чем? – спросила Малиса.

– За всем, – веско ответил дядюшка Язва. – Мы ведь не знаем, когда, в чём и каким гнусным образом проявится злобная мания Подлеца на этот раз. Поэтому мы будем внимательно следить за нормальной повседневной жизнью подмирцев, примечая всё, что покажется нам за неимением лучшего слова подозрительным!

«Легко сказать», – подумала Малиса. За время своего ученичества она успела усвоить две главные вещи: во-первых, в Подмирье ничего не выглядело нормальным, а во-вторых, всё, что здесь происходило, выглядит подозрительным. Значит, решила Малиса, единственный способ подступиться к этой задаче – многократно усилить бдительность и обращать внимание на любые происшествия, которые покажутся ей подозрительнее обычного.

Свое наблюдение Малиса и дядюшка Язва начали с обхода Зловещего квартала.

– Веди себя как можно естественнее, – велел дядюшка Язва, хотя Малиса считала, что когда сам он то и дело приподнимает шляпу и бодро кричит «Доброго утречка!» тёмным сгорбленным фигурам в чёрных плащах с капюшоном, шмыгающим мимо них в густых тенях кривых переулков, это не выглядит слишком уж естественно.

Но всё вокруг было как всегда: местные жители такие же мрачные и неразговорчивые, а продавцы лавок – так же грубы и по-прежнему негостеприимны.

Когда они перешли из Зловещего квартала в квартал Теней, там тоже всё оказалось совершенно нормально – то есть нормально по стандартам Подмирья, конечно.

В грязноватых кабачках всё так же сквернословили и горланили разухабистые песни нетрезвые призраки матросов. Всё так же цокали по сырым мостовым копыта призрачных лошадей, запряжённых в призрачные кареты, а кучеры на козлах все так же потрясали кулаками, разгоняя выплясывающих перед ними уличных мальчишек, пытающихся выпросить хоть монетку у расфранченных седоков.

К тому времени, как они добрались до площади Висельников с её привычным гвалтом уличных разносчиков и нетерпеливых покупателей, с трудом пробирающихся между сточных канав и куч отбросов, Малиса уже подумывала, не остыл ли Подлец к своей прежней зловредной деятельности.

Решив сделать передышку, они облюбовали себе лавочку на набережной Кровавой реки и устроились на ней, каждый с бумажным стаканом дымящегося зелья.

Дядюшка Язва выловил из своего стакана несколько хлопьев плесени и бросил их барахтающейся у берега семейке бескрылых гагарок.

– Ну что ж, – изрёк он, – можно сказать, я приятно удивлён. Похоже, везде всё в порядке. Возможно, старине Подлецу надоело творить безобразия и он решил отправиться куда-нибудь отдохнуть – скажем, на остров Ужаса.

– Может быть, – кивнула Малиса.

Но тут что-то вдалеке привлекло её внимание – маленькое бурое облачко, которое как будто направлялось прямо в их сторону.

Малиса прищурилась и приставила ладонь козырьком ко лбу. В Подмирье был самый разгар дня – иначе говоря, время, когда светлячки, обильно облепившие пронизанный корнями растений земляной свод, образующий подземное небо мира мёртвых, мерцали ярче всего. Облачко всё приближалось.

– А это что такое? – спросила она, указывая на него пальцем.

– А? – рассеянно откликнулся дядюшка Язва, которого как раз отвлёк птенец стервятника, пытающийся вытянуть шнурки из его туфель.

И тут до Малисы дошло, что облачко, которое к тому времени оказалось над самой её головой и вихрем кружило вокруг её макушки, совсем не облачко, а плотная стайка бурых ночных мотыльков. Но это были не обычные мотыльки. Их хрупкие тельца словно состояли из нежнейших чешуек, а паутинно-тонкие крылышки с ниточками прожилок, напоминающие скелетики истлевших листьев, просвечивали насквозь. Дядюшка Язва наконец отвлёкся от перетягивания шнурков с голошеим птенцом и ахнул:

– Мамочки мои!..

Малиса закрыла глаза, вслушиваясь в почти беззвучный шелест. Принадлежа к числу междумирцев, она владела врождённой магией, и её главным даром была способность общаться с разными ночными существами – летучими мышами, лисицами и прочими. Особенно же хорошо у неё получалось разговаривать с ночными мотыльками, и Малиса охотно обменивалась с ними всевозможными сведениями.

А еще её очень радовали успехи Сета, которого она взялась учить разговаривать с мотыльками. Даже Дедуля не уставал этому удивляться, потому что обычно Вершки не способны обучаться подмирской магии. Но Сет был столь же необычным Вершком, сколь и сама Малиса – незаурядной междумиркой. И Малиса полагала, что именно поэтому их с Сетом связала такая крепкая дружба.

Когда мотыльки нашептали в уши Малисе своё послание, кровь застыла у неё в жилах. Крохотные вестники взмыли к освещённому светлячками небу и исчезли из виду, а Малиса, борясь с волнением, повернулась к своему дяде.

– Это послание от Сета, – сказала она. – Теперь ясно, почему здесь, в Подмирье, так спокойно. Подлеца здесь нет. Он там, в Верхнем Мире, и уже успел превратить Конкурс садоводов в квартале Блаженства в сущий ад!

3. А раньше в погребе морозили трупы

Малиса и дядюшка Язва выступили из ствола старого дуба – и тут же оказались посреди того, что иначе как хаосом и не назовёшь.

Сет уже ждал их.