Я качаю головой. Мой отец – шериф округа, и его заместители иногда патрулируют на озере. Меньше всего папе нужно, чтобы собственную дочь притащили в участок за распитие алкоголя несовершеннолетними. К тому же я потеряла мать в пьяном ДТП, когда мне было шесть лет.

Незнакомые люди просто с ума сходят, когда слышат об этом. Начинают похлопывать меня по плечу, называя «бедняжкой», а одинокие женщины флиртуют с моим папой – мужественным вдовцом, воспитывающим дочь в одиночку. Мы с папой этого терпеть не можем, но позволяем им подлизываться. Все же лучше, чем добивать кумушек откровением: моя мать и была тем пьяным водителем.

В той аварии она не погибла, а вот другой водитель умер на месте. В общем, мою мать осудили за вождение в пьяном виде и непредумышленное убийство. Мой отец еще служил заместителем шерифа, когда арестовывал ее. «Закон есть закон, Букашка». Мама умерла в тюрьме два года спустя от инфильтративного рака молочной железы. Но я не виню болезнь в том, что лишилась матери. Нет: в каком-то смысле в ночь той аварии я потеряла обоих родителей.

Не то чтобы я совсем не пью – иногда бывает. Но я стараюсь не попадаться. Поэтому и решила сделать карьеру в органах правопорядка. Лучше уж водить полицейскую машину, чем кататься в ней сзади. Возможно, в этом и состоит разница между мамой и мной – пожалуй, разница единственная, но и самая важная.

Мо возвращает лишнее пиво в сумку, вытаскивает ледяную бутылку лимонада и прикладывает ее к моей ноге. Я вскрикиваю. Она кивает в сторону Санни:

– Наверное, в любом случае не стоит пить, а потом садиться на лошадь, верно?

Я со смехом открываю лимонад и делаю большой глоток.

– Пожалуй, не стоит.

Мы устраиваемся вместе на покрывале и смотрим, как купаются Драммер и Вайолет. Телефон здесь ловит хреново, поэтому мы с Мо делаем десятки фотографий и видео, чтобы потом выложить их в соцсетях.

Наконец появляется Люк. Он выходит из-за деревьев тяжелым шагом, словно снежный человек. Одежда на нем помята, а лицо перекошено.

– Чертовы ублюдки, – бурчит он.

– Кто? – спрашивает Мо.

– Все. – Люк пускает гальку блинчиком по воде, едва не попадая в Драммера и Вайолет, которые протестующе вскидывают руки.

– На твоем месте я бы не стал кидаться камнями! – кричит Драммер, намекая на прошлогодний «подвиг» Люка: тот получил условный срок, после того как кидал камни в окна соседей, сделавших ему замечание за слишком громкую музыку. Разбил шесть окон и причинил вреда имуществу на две тысячи долларов. Спустя мгновение мы все лопаемся от хохота.

– И вы тоже ублюдки, – ворчит Люк, потом снимает рубашку и шорты и встает на краю Провала в одних плавках.

Он постоянно занимается в тренажерном зале, и тело у него плотное, бугрящееся мышцами. Когда-то Люк был веселым мальчуганом, но все изменилось в средней школе, когда его мать бросила отца. С тех пор наш друг стал мрачным и печальным и не подпускал к себе никого, кроме Мо.

– Боишься вымокнуть? – кричу я, глядя, как Люк ходит вдоль берега, будто собака, и размышляет, прыгать или нет.

Он показывает мне средний палец и ласточкой ныряет в воду, которая остается холодной даже летом. Снова оказавшись на поверхности, Люк громко ухает и крутит мокрой головой, разбрасывая по широкой дуге капельки воды.

Я снова перевожу взгляд на Драммера. Он держит на руках Вайолет, лежащую в воде на спине, и сердце у меня проваливается чуть ли не в желудок. Она такая расслабленная, такая счастливая, и осенью она поедет в Стэнфорд. Ей не нужна ни финансовая поддержка, ни стипендия. Весь мир у ее милых ножек.

Вайолет понятия не имеет, что я тоже подавала документы в Стэнфорд, но не прошла. Она не знает, сколько мне приходится работать в конюшне: чистить стойла, чинить заборы и самой объезжать лошадей, потому что я не могу себе позволить никого нанять. Бабушка Вайолет платит тысячу двести долларов в месяц за размещение каждой из импортных выставочных лошадей своей внучки. Животные настолько дорогие, что Вайолет не разрешают ездить на них по диким тропам – только на специально построенных аренах с идеальным покрытием, чтобы жеребцы не поскользнулись и не споткнулись.

Я кошусь на подругу. Вот уж кому повезло и с генетикой, и с семьей. У Вайолет есть все: красота, деньги, мозги… и, возможно, даже Драммер. Мы все ее любим, но она не такая, как мы. Она человек посторонний. Я надеваю солнечные очки. Смотреть на Вайолет – все равно что глядеть на солнце: больно глазам.

Мо убирает в хвост темно-рыжие волосы и кричит:

– Нужно придумать план на оставшуюся часть лета! Мы же не можем ездить сюда каждый день! Я составила список. – Она вытаскивает из сумки ручку и розовый блокнот на спирали. – Вот что у меня пока есть: искупаться в Провале… так… Поход на весь день по тропе к водопаду Вернал в Йосемитском парке.

– Ни за что! – кричит Люк. – Слишком много туристов!

– Дай мне закончить, – требует Мо. – Ночь кино у Вайолет, поездка по магазинам в Рино за одеждой и вещами для колледжа, квест… ну, это я сама придумаю… родео в августе, день спа-процедур… это только для девочек… и охотничья вылазка для мальчиков.

– Я тоже люблю охоту! – возражаю я.

– Ты хочешь с ними? – спрашивает Мо. – В самом деле?

Хочу ли я провести пару ночей в крошечном охотничьем домике вместе с Драммером? Еще как! Но я молчу.

– Другие предложения? – обращается Мо к остальной компании.

– Кемпинг в Долине Смерти, – откликается Драммер.

– Только если нас повезет кто-то другой, – отвечает Мо. – Я еще с прошлой поездки не могу отцовский пикап от пыли отмыть.

– Есть идея, – бросает Люк. – Предлагаю сделать что-нибудь вне плана.

Мо хмурится, глядя на него:

– Я… Это я не могу записать.

Он плещет на нее водой из озера, и Мо недовольно щурится:

– Да если бы не я, вы бы все передохли с голода и скуки!

Драммер и Вайолет уже вышли из озера, и Драммер принимается за Мо:

– Очень в этом сомневаюсь! – Он щиплет ее за руки и щекочет живот, пока она не разражается громким хохотом.

Потом к берегу выплывает Люк и без сил плюхается на полотенце – он курит не меньше двух пачек сигарет в день и еле дышит. Вайолет и Мо принимаются за перекус, а мои лошади пасутся на высокой сухой траве у нас за спиной.

Неужели это последнее лето, когда мы вместе? Мо уедет первой – учиться на медсестру во Фресно. Вайолет отправится в Стэнфорд заниматься биохимией, я поеду в Сан-Диего изучать уголовное право, а Люк и Драммер пойдут работать.

Может быть, и мы с Вайолет и Мо уже на первом курсе найдем себе подработку и не приедем домой на каникулы? Или приедем лишь после того, как родители начнут нас умолять? Будут ли Чудовища разделены только географией, или образование тоже повлияет? Я содрогаюсь от мысли, что придется уехать из Гэп-Маунтин, заводить новых друзей, жить дальше…

Порыв ветра срывает с Мо шляпку.

– Я подберу, – говорю я.

Драммер косится на жарящее с неба солнце, и его ресницы отбрасывают острые тени на щеки.

– Погодка как раз для пожара.

– Тьфу на тебя! – восклицает Мо, словно одних его слов достаточно, чтобы все вспыхнуло.

Если не считать ветра, который теперь дует сильными порывами, день идеальный. Наше будущее раскидывается перед нами, подобно Провалу, такое же прекрасное и непредсказуемое, и я обещаю себе не забывать ни единого момента этого лета.

И вот тут Люк встает, вытаскивает из кармана пакетик с травкой и произносит слова, которые изменят нашу жизнь навсегда:

– Курить будет кто?

Глава 3

7 июля

15:00

– Что ж ты через бонг не куришь, как все нормальные люди? – ворчит Мо. – Отойди! Не хочу потом вонять этой дрянью!

От жары щеки у нее раскраснелись, а губы потрескались.

– Все равно у воды слишком сильный ветер. – Люк подхватывает свой рюкзак и решительно отправляется в лес, вплотную подступающий к пляжу.

Драммер встает и идет за ним. Вайолет секунду смотрит на них, потом натягивает шорты с низкой посадкой, застегивая их на тонкой талии, и сует ноги в кеды:

– Я быстро.

Она бежит за ними, приплясывая и чуть склонив набок голову.

Мо сворачивает покрывало и складывает вещи в сумку.

– Похоже, конец празднику.

– Или только начало, – недовольно ворчу я. – Ты же знаешь, я не люблю, когда Драммер под кайфом.

– Это потому, что он на тебя внимания не обращает, верно? Забудь про него, Хан. Есть и другие парни.

Меня бросает в жар.

– А точно есть?

Она смеется и закидывает сумку на плечо. Ее большие светло-карие глаза на мгновение стреляют в сторону леса:

– Черт! Надо бы за ними приглядеть.

– Они уже не маленькие, – возражаю я.

Мо молча вскидывает брови.

– Ну ладно. – Я сую полотенце в седельную сумку Санни, оставляю лошадей на привязи и следом за подругой иду по звериной тропе между соснами.

– Гляди! Медвежьи следы, – указывает Мо. – Жаль, ты не взяла с собой Матильду.

– Мне тоже жаль.

Собака у меня старая, но лает достаточно громко, чтобы отпугнуть медведя. Я сегодня слишком мало пила, и голова начинает слегка кружиться от обезвоживания. В лесу едва ли прохладнее, и сквозь ветки до нас дотягивается сухой ветер, горячий, словно дыхание дьявола. Трава и кусты крошатся, высушенные самым жарким летом в истории Гэп-Маунтин.

Я смотрю на телефон. Время 15:12. Под ногами шуршат сосновые иголки, напоминая о необходимости опасаться змей. Я слышу впереди смех.

Мы с Мо находим своих друзей посреди небольшой поляны. Люк и Драммер вполголоса судачат о ком-то им неприятном, а Вайолет стоит, прижавшись к Драммеру, и смотрит снизу вверх, как он затягивается трубкой Люка. Я замечаю, что рука Драммера небрежно обнимает Вайолет за талию, а пальцы распластались по заднему карману на ее шортах. Сердце начинает биться неровно. Это совсем никуда не годится.

Мо тоже это замечает и косится на меня.

– Уговор, – произношу я одними губами, но она пожимает плечами, словно говоря: «Мы были в шестом классе. Неужели он еще действует?»

В ответ у меня напрягается позвоночник. Конечно же, действует! Мы все договорились, что Чудовища не встречаются с Чудовищами. Я пялюсь на сосновые иголки. Кажется, внутри я по-прежнему двенадцатилетка, просто ростом стала повыше.

Драммер передает трубку Вайолет, и она глубоко втягивает дым, сложив губы, словно для поцелуя. Он завороженно глядит ей в лицо, и этот взгляд мне отлично знаком – не потому, что Драммер когда-то так смотрел на меня, а потому, что он так смотрел на множество девушек за прошедшие годы. Они с Вайолет нынешним летом оба без пары, и этот флирт… кажется опасным. Если Драммер замутит с ней, то ненадолго. И это может причинить боль Вайолет.

Когда Драммер замечает мой взгляд, он отстраняется от Вайолет и отдергивает руку, прижав ее к своему боку. И вид у него чертовски виноватый. Понимаю, что мое неодобрение несправедливо: Драммер мне не принадлежит. Между нами существуют какие-то странные отношения, которые невыносимы. В основном для меня, но и для него иногда тоже.

Трубка погасла, и Люк достает упаковку спичек из жестянки, лежащей у него в рюкзаке.

Я смотрю на него, вытаращив глаза:

– Эй! Нельзя зажигать спички в лесу!

Он косится на меня налитыми кровью полуприкрытыми глазами:

– Ага, но мне можно.

– Только не при повышенном риске пожара!

– Я осторожно, – возражает он, и Драммер хихикает.

Я качаю головой:

– А зажигалкой нельзя? Зачем вообще в наше время спички?

– Зажигалку ему еще не продадут, – хихикает Драммер еще громче, поскольку Люк несовершеннолетний.

Люк кивает:

– Зато я могу купить дробовик.

– Точняк! – восклицает Драммер, и они с Люком стукаются кулаками.

На меня никто не смотрит. Никто меня не слушает.

– Серьезно, не надо здесь курить. Не сегодня. Я знаю – у меня папа шериф.