Рядом со мной тормозит синий пикап, набитый рыболовным и туристским снаряжением. Водитель высовывается в окно:

– Подвезти?

Я оборачиваюсь и вижу небритого парня в бейсболке. Ему сильно за двадцать, и в Гэп-Маунтин я его вроде бы не встречала. Он взмок от жары, а машина покрыта тонким слоем пепла. Он показывает взглядом на мою собаку:

– Кажется, ему не очень удобно.

– Ей, – на автомате поправляю я.

Лапы Матильды широко расставлены, и она с трудом удерживает равновесие в игрушечной тележке. Представив себе, как я тащу ее всю дорогу до Бишопа, я вдруг чувствую невероятную усталость. Ноги болят, в горле першит, и возникает такое чувство, будто адреналин сочится прямо из пяток. Я смотрю в глаза незнакомцу. На вид он не опасен.

– Вы из Гэп-Маунтин? – спрашиваю я. – Эвакуируетесь?

– Нет, я живу в Бишопе. Как раз возвращался домой с рыбалки, когда начался пожар. Вот… Сейчас спущу термосумку на пол и освобожу место.

– Хорошо, спасибо.

Я помогаю Матильде забраться в тесный салон. Она с громким вздохом плюхается на пассажирское сиденье и наотрез отказывается подвинуться, поэтому я в конце концов сажусь в середине. Водитель закидывает красную тележку в кузов пикапа, занимает свое место, и мы трогаемся. В кабине тесно, и его нога едва не касается моей. Он косится на мое бикини, проглядывающее сквозь мокрую от пота футболку, потом снова переводит взгляд на дорогу. Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как пылают щеки.

– Меня зовут Джастин, – говорит он с легкой улыбкой.

– А я Ханна. Спасибо, что подобрали нас.

Я смотрю на бардачок – а вдруг там пистолет? Меня разбирает истерический смешок. Так и представляю себе заголовок: «Убитая девушка пыталась сбежать от пожара».

– Рад познакомиться, Ханна. Все в порядке? Вот, попей. – Он тянется мимо меня, касаясь моей руки, и поднимает с пола фляжку. – Сегодня набрал воды, но пока не пил. Клянусь!

– Спасибо. – Не знаю, верю ли я ему, но пить хочется так сильно, что мне уже все равно.

Я жадно пью, потом наливаю немного в ладонь для Матильды. Вода проливается на сиденье. Я бросаю виноватый взгляд на Джастина:

– Простите…

– Это всего лишь вода, – улыбается он. – У тебя красивая собака.

Я глажу мохнатую голову Матильды:

– Самая лучшая. Только уже старенькая.

Он качает головой, словно считает такое положение дел несправедливым, и я вдруг чувствую, что не могу сдержать слез. Украдкой утираю глаза и пытаюсь дышать размеренно.

– Можешь поплакать, – подмигивает Джастин. – Я никому не скажу.

Приборная доска машины передо мной расплывается от слез. На часах восемнадцать минут восьмого. Сейчас лето, поэтому на улице еще светло. Небо висит над нами сплошной завесой кружащегося пепла. Горло пересохло, и я кашляю, не в силах остановиться. Мне дурно. Телефон снова пищит, выдавая новое оповещение, от которого у меня холодеет в животе:

Район Стоуни-Ридж полностью перекрыт.

Работают пожарные и врачи.

Неконтролируемые пожары представляют угрозу для жизни.

Не возвращайтесь домой!

Господи, надеюсь, Люк и Мо в безопасности. Хорошо, что Джастин включает погромче радио, играющее кантри, и остаток пути до Бишопа мы едем молча.

– Где тебя высадить? – спрашивает он, когда мы выезжаем на Норт-Мейн-стрит.

– У «Холидей инн».

Он находит гостиницу и останавливается у тротуара перед главным входом.

– Вот… – Джастин пишет телефонный номер на старом чеке и протягивает его мне. – Позвони, если нужно будет куда-нибудь подвезти или еще что понадобится.

Его взгляд задерживается на мне, и внутри все переворачивается. Ему не меньше двадцати пяти. Он выглядит намного крепче Драммера, более плотный и зрелый, и я, чувствуя прилив крови к щекам, хватаю бумажку.

– Хорошо.

Он помогает мне достать из багажника пикапа красную тележку, и когда его рука касается моей, я стараюсь поскорее отстраниться.

– Спасибо, что подвезли.

Я машу ему рукой на прощание, сажаю Матильду в тележку и спешу к гостинице. Джастин, сидя в машине, провожает меня взглядом.

Первым делом я замечаю, что Бишоп переполнен беглецами от пожара, едущими в покрытых пеплом машинах или бредущими с теми пожитками, которые не растеряли по пути сюда. Через дорогу стоит другая гостиница, и к ней выстроилась очередь из людей, ждущих, пока их заселят. Мы все грязные и провоняли дымом. Жители Бишопа, напротив, чисты и свежи; они суетятся, словно муравьи, чтобы нам помочь.

Из ниоткуда рядом со мной возникает женщина, держащая в руках бутылки с водой и миску для Матильды.

– Здравствуй, милая. Я Жизель из Церкви Христа, – говорит она.

Я останавливаюсь, и она начинает хлопотать вокруг нас с собакой, давая нам напиться и вытирая слизь с глаз Матильды. Затем Жизель сопровождает нас, как, наверное, поступил бы и сам Иисус.

– Тебе есть где остановиться? – спрашивает она. – У нас в церкви найдутся кровати и еда.

– Да, вон там, – хрипло отвечаю я, кивнув в сторону «Холидей инн». – Бабушка моей подруги сегодня забронировала для меня номер.

– Это хорошо. Многие гостиницы переполнены. – Она идет со мной к дверям.

По пути я замечаю на стоянке свой запыленный джип и чувствую облегчение. У Драммера получилось! Он ускользнул от огня!

Жизель остается со мной, пока я не получаю ключ-карту от номера и не уговариваю администратора гостиницы разрешить мне взять в номер Матильду.

– Спасибо, – говорю я своей провожатой.

– Не за что, – отвечает Жизель, сочувственно улыбается и кладет ладонь мне на плечо. – Не Бог устроил этот пожар, милая, но Он поможет тебе его пережить.

Я изумленно смотрю на нее: уж кому, как не мне, знать, что этот пожар устроил не Бог.

Убедившись, что помощь больше не нужна, она оставляет меня возле лифта. Оказавшись в кабине, я сгибаюсь пополам и, прикрыв лицо ладонями, громко выдыхаю. Матильда обнюхивает мое лицо и пытается лизнуть.

Поднявшись на третий этаж, я нахожу нужную дверь рядом с комнатой Лулу. Внизу мне сказали, что всего она сняла четыре номера: для себя, для внучки и два для нас с отцом. Сначала мне становится неловко, что мы занимаем столько мест, когда снаружи такая очередь из людей, которым негде остановиться, но потом соображаю, что Драммеру тоже нужна комната. Я уступлю ему свою, а сама поселюсь у отца.

Я стучу в дверь Лулу, и она впускает нас с Матильдой. Вайолет и Драммер сидят на двуспальной кровати и смотрят новости по телевизору. Пудели бросаются к Матильде, чтобы обнюхать, и она с тревогой косится на меня.

– Ханна! – Вайолет вскакивает с кровати и обнимает меня, потом наклоняется и обнимает мою собаку. – Матильда! Простите! Простите меня! – Она плачет, прижавшись лицом к рыжей шкуре.

Когда Вайолет поднимает голову и смотрит на меня, я замечаю, что она без макияжа, с мокрыми волосами и пахнет дешевым шампунем. Она переоделась в футболку с лошадками и напоминает двенадцатилетнюю девчонку.

– Я… Я не знаю, почему так на тебя раскричалась, – говорит она мне. – Прости, Хан. Пожалуйста, прости меня. Я испугалась.

Ее извинения действуют на мою ярость так же, как розовый химикат на пламя пожара, полностью ее погасив.

– У нас у всех выдался не самый легкий день, – отвечаю я, и мы слабо улыбаемся друг другу.

Она объясняет, что ее почти сразу же подобрала какая-то семья и отвезла в Бишоп, поэтому она уже давно здесь и успела принять душ.

Теперь с кровати вскакивает Драммер и крепко обнимает меня.

– Наверное, не стоило разделяться. Я чуть не спятил, когда не смог отыскать тебя на дороге, Хан, – глухо рокочет его голос у меня над самым ухом. – Я не могу тебя потерять.

Я обнимаю его в ответ, вдыхая исходящий от него запах гостиничного мыла, чувствуя, как напрягаются его мускулы и как сердце бьется в такт с моим. Впрочем, он постоянно такое говорит, даже если мы обсуждаем отъезд в колледж, или я обращаю внимание на других парней, или злюсь на него. «Ханна, я не могу тебя потерять. Я жить без тебя не могу». Разве он может настолько во мне нуждаться и при этом не хотеть меня?

Я пожимаю плечами, притворившись, что его слова меня ничуть не бесят.

– Да ладно тебе… Ты спас мою машину.

И он понятия не имеет, как я этому рада, потому что по пути сюда решила как можно скорее вернуться к Провалу. Нужно осмотреться, не забыли ли мы там что-нибудь: полотенца, пивные бутылки, рюкзаки, пропавшую трубку Люка. Если следователи найдут улики первыми, мы реально влипли.

Драммер отпускает меня, и я пишу отцу: «Я в Бишопе в “Холидей инн”. У нас есть номер для тебя».

«Отлично! Рад, что ты в безопасности. Я остаюсь здесь помогать. Отдай мой номер кому-нибудь».

Разумеется, папа остается. Он же шериф!

«Хорошо. Я тебя люблю».

«Я тебя тоже».

– Мне тоже не помешало бы принять душ, – говорю я, замечая, что все вокруг уже помылись. – Люк или Мо выходили на связь?

– Мо звонила, – отвечает Драммер. – Она нашла родителей, они встретились с Люком и его братишкой и приехали сюда. Они не пострадали, но дома сгорели.

Сгорели… Я молча пытаюсь это осознать.

– А мать Люка?

– Она была в казино, – фыркает Драммер. – Все пропустила.

– Их дома точно сгорели? – Я все еще надеюсь, что в рассылке масштаб бедствия был преувеличен.

– Ага. Люк приехал как раз к тому моменту, когда его дом рухнул.

– Ого… Хреново дело, – бормочу я и понимаю, что это еще мягко сказано.

Рассказав, как я попала в Бишоп («На попутке?» – уточнил Драммер. «Не совсем», – ответила я), отправляюсь в свой номер принять обжигающе горячий душ и смотрю, как пепел и грязь превращаются в мутный поток на дне ванны. Я тру кожу мылом, промываю голову и стою под потоком воды, но ощущение чистоты не приходит. Я никак не могу смыть множащиеся во мне страхи и чувство вины.

Глава 8

9 июля

Локализация пожара: 0 %

Жертвы: 3 человека

16:00

Следующие два дня мы проводим в «Холидей инн», следя за новостями, получая оповещения, читая социальные сети и наблюдая по телевизору за разрушениями в Гэп-Маунтин. Тридцать два дома, почтовое отделение, школа и прачечная уничтожены, сгорели дотла. Три человека погибли, еще семнадцать пропали без вести. Тысячи акров земли выжжены, жителям городов к западу от нас рекомендовано эвакуироваться. На борьбу с огнем стянуты пожарные со всей Калифорнии. Сам пожар получил название нашего городка и вплотную подступил к Йосемитскому национальному парку.

На помощь полицейским для поиска человеческих останков в Стоуни-Ридж привлечены студенты-археологи и криминалисты из Фресно. Церковь Христа здесь, в Бишопе, превратилась во временное убежище для тех, кому не хватило мест в гостиницах, а Красный Крест развернул пункты помощи жертвам пожара. Слово «жертвы» горит у меня в голове неоновой вывеской. Эти люди – жертвы нашего поступка.

Общественность уже начала задаваться вопросом, кто виноват. Для поиска ответа в Гэп-Маунтин прибыли следователи, и в гостинице я себя чувствую беспомощно, словно в ловушке. Вернуться к озеру мне не удалось, потому что дороги перекрыты блок-постами. Я не могу спать, не могу есть, нервы гудят, словно натянутая тетива лука. Мне необходимо вернуться и убедиться, что мы замели следы.