Маленький паровой двигатель, который Уоллис строил в свободное время от работы в Милуокской компании машин и котлов, становился все больше по мере улучшений и переделок. В 1892 году он установил свой двигатель в карету и научил одного человека из Лэнсинга им управлять, однако никто не захотел покупать следующий. Пять лет спустя он продолжил дело в городке Рэйсин совместно с отставным кузнецом по фамилии Картер. Они назвали свою машину «Дофин». За три года было продано лишь семь «Дофинов» ручной сборки, и компаньоны решили прекратить свою деятельность. Кроме того, уже тогда Уоллис начинал понимать, что поршневой двигатель имеет весьма ограниченные возможности.

И тем не менее, если бы Уоллис в юности знал человека того же возраста, что и сам он сейчас, тот, другой старик, вполне возможно, мог слышать беспорядочную мушкетную стрельбу во времена Революции, скандалить в таверне по поводу президентства Томаса Джефферсона и собственными глазами видеть изрыгающее дым чудо – первую паровую машину в действии. А здесь и сейчас Нортон Уоллис сидел перед окном, где было побольше света, и шлифовал деталь двигателя, который в будущем, когда Дэви состарится, вероятно, сможет перемещать людей через ледяную пустоту космоса, чтобы исследовать другие планеты.

Дэви убрал опустевшую канистру из-под ацетона, а затем залил авиационный бензин в соответствующую топливную камеру.

– Сегодня я вам принес по пять галлонов того и другого, – произнес он в спину Уоллису. – Завтра мы весь день в университете, у нас экзамены.

– Ты уверен, что сдашь? – спросил Нортон, не оборачиваясь. От сухого беспричинного гнева его голос стал ломким и резким.

– Конечно, у нас все гладко. Мы с Кеном могли бы сдать хоть сейчас.

– Не морочь мне голову Кеном! Кен никогда не поступил бы в университет, если бы ты его не заставил. Все думают, что ты смотришь Кену в рот, потому что позволяешь ему вести все разговоры за двоих. Ты, конечно, исправно ходишь за ним, как хвост, но только затем, чтобы убедиться, что он все делает так, как ты хочешь.

Дэви промолчал, погруженный в давние воспоминания. Он избегал прямой конфронтации так долго, как только мог, а затем поставил крест на возможности заставить Кена что-то сделать против воли. Кен был старшим братом, лидером. Иногда, признавал Дэви, он давал Кену советы, но и только. Прошли годы, прежде чем Дэви впервые обнаружил, что способен направлять дела так, как нужно ему…

4

В похожей на ящик генераторной будке, стоявшей у ручья, было темно и душно. Мальчуган, увлеченный работой, склонился над каким-то устройством. Он закрыл дверь, чтобы спрятаться от глаз людей, заготавливающих сено в миле отсюда. Крошечные фигурки вдалеке ритмично наклонялись и разгибались.

Мальчик переводил луч фонарика то на генератор, то на кривоватый чертеж, нарисованный на обрывке бумаги. Помятый будильник тихо тикал на полу. От него отходили странного вида провода.

Изобретатель так нервничал, что шарахнулся от собственной тени, мелькнувшей на низком потолке. Он торопливо подхватил с пола фонарик. Тень исчезла, и мальчик облегченно вздохнул.

Несмотря на высокий рост, ему еще не исполнилось двенадцати. Он побаивался затхлой темноты, а еще больше – собственной смелости, поскольку с помощью плана, задуманного и осуществленного самостоятельно, только что схватил тигра за хвост. В семь часов вечера могучий зверь очнется и либо растерзает Дэви за такую дерзость, либо с неохотной покорностью подчинится его воле. В семь часов все электричество на дядиной ферме должно было отключиться само по команде мальчика – отданной сейчас, на три часа раньше.

Сердце продолжало возбужденно колотиться, когда он шагнул на солнечный свет. Дэви мгновение постоял, прижавшись к двери и настороженно шаря взглядом по сторонам – как животное, желающее убедиться, что его не заметили. Но лес, луг и поля вдалеке были погружены в послеполуденную тишь.

В ту весну 1916 года все расцветало необычайно буйно – как природа, так и мальчики. Дэви теперь догнал в росте брата, который был на полтора года старше, и стать вровень со своим кумиром казалось ему следующим шагом к собственному величию. Однако старая синяя рубашка с дядиного плеча, латаная-перелатаная и предназначенная для взрослого широкогрудого мужчины, все равно висела на нем мешком. Потрепанные джинсы тоже болтались слишком свободно, хотя сестра отрезала сзади лишнюю ткань и сделала новый шов, отчего задние карманы теперь располагались почти вплотную друг к другу. Штаны, слишком тесные для толстенных бедер дяди, постоянно норовили сползти с Дэви, пузырясь на коленях.

Тем не менее, несмотря на нелепую поношенную одежду, встрепанные волосы, тонкорукость и тонконогость, он выглядел грациозно, пока бежал, пригнувшись, к краю поля – подгоняемый страхом, но исполненный надежды на возможный успех.

Забежав в амбар, он схватил точильный камень, за которым его и посылали, а затем выскочил, поддернул спадающие штаны и вприпрыжку помчался к мужчинам, работавшим на северном поле. Внезапно он подумал, что его проступок может повлечь гораздо более серьезные последствия, чем угрозы Кена. Он побежал дальше, решив вообще никому ничего не говорить, пока не увидит, как все обернулось.

Добравшись до работников, Дэви успел запыхаться. Лицо Кена было недовольным – брат злился, что его бросили одного, но Дэви вновь энергично подтянул штаны, схватил вилы и вскарабкался на стог рядом с ним.

В тот день угнаться за Кеном было трудновато, поскольку всякий раз, когда брат втыкал вилы в сено, он представлял, как всаживает их в жирное брюхо подлого дяди Джорджа. Дэви соглашался, что если уж ты поклялся убить человека в следующий раз, когда он поднимет на тебя ремень, а этот раз настанет всего через несколько часов, то, конечно, нужно потренироваться заранее. Похоже, дядя тоже тренировался. Он пообещал выдрать Кена до полусмерти в семь вечера, а Дэви знал, что дядя Джордж из тех людей, которые любят подготовку не меньше процесса. В глубине души – в той ее малой части, которая оставалась не заполненной Кеном, – Дэви искренне радовался, что на этот раз сам он ремня избежит.

Ближе к вечеру налетевший порыв северного ветра наконец разогнал жару. Работники, взмокшие от пота, разогнули спины, чтобы немного расслабиться и размять затекшие руки. Дядя Джордж вытер рубашкой свою могучую грудь, а затем смерил Дэви таким взглядом, от которого мальчик всегда замирал в страхе.

– Ты будешь наказан вместе с братом, – решительно произнес дядя. – Когда я посылал тебя за камнем, то имел в виду – бегом! И туда и обратно. На этой паршивой ферме каждый обязан трудиться. Это касается и тебя, Дэвид, и тебя, Кеннет; и можете передать своей сестре, что ее тоже касается. – Он мгновение помолчал. – Просто решите сами между собой, кого из вас выпороть первым.

За ужином на кухне молчали все, кроме дяди Джорджа. Марго едва исполнилось шестнадцать, но поскольку она готовила, то сидела у дальнего торца на правах хозяйки. Дядя Джордж восседал во главе стола на своем укрепленном стуле с дополнительными перекладинами внизу и расширенным сиденьем, чтобы выдержать такую тушу. Его раскатистый голос, громкий и хриплый, действовал Дэви на нервы, но мальчик все равно не мог ни распознать, ни понять дядиных объяснений и самооправданий, крывшихся за горьким перечислением череды последовательных неудач, из которых состояла жизнь Джорджа Мэллори.

Дядя наконец замолчал, сжал мощные кулаки и посмотрел на мальчиков сверху вниз в яростной беспомощности. Все молчали вместе с ним. Кухонные часы показывали без пяти семь, и тут вечерняя тишина внезапно перешла на другой уровень. Постоянное фырчание казалось такой неотъемлемой частью звуков фермы, что его отсутствие вызвало у всех продолжительный вздох удивления.

– Генератор заглох, – сказала Марго.

Сердце Дэви пело от тайного торжества. Он сделал то, на что никогда не осмелился бы Кен, и сделал это сам! В эту секунду ему было все равно, изобьет их дядя Джордж или нет, – ничто не могло испортить внутреннюю уверенность, что он наконец-то стал главным из братьев.

Дядя Джордж с ненавистью посмотрел на них – Дэви видел, как его бесит их семейная солидарность. Затем подал им короткий знак бежать и проверить – ремонт оказался куда важнее наказания.

Кен словно опьянел от облегчения, пока они с Дэви мчались по полю в золотистых лучах вечернего солнца. Он спотыкался и радостно подпрыгивал, хотя перепрыгивать было нечего.

– Повезло ему! – рассмеялся он. – Если бы генератор не сдох, этот старый ублюдок валялся бы сейчас с вилами в животе!

Несколько часов назад угроза Кена звучала неумолимым приговором. Теперь же, от парня ничуть не главнее его самого, она казалась Дэви глуповатой.

– Это вовсе не везение, Кен. Это я все подстроил. Я закоротил генератор.

– Ты? Черт побери, ты все это время сидел на кухне!

– В этом-то вся и штука. Помнишь, мы видели в «Популярной механике» схему, которую немцы использовали для бомб? Я настроил сломанные часы так, чтобы замыкание произошло в семь. Ничего не сгорело, кроме предохранителя. У нас теперь куча времени!

В будке Кен принялся осматривать часы и провода, а Дэви тем временем достал припрятанную Кеном пачку с сигаретными «бычками» и закурил один, даже не спросив разрешения. Кен вскинул глаза на вспыхнувшую спичку, но ничего не сказал и вернулся к часам.

– И как мне самому это в голову не пришло? – тихо пробормотал он. – Мы теперь можем устраивать это в любое время, когда захотим! Надо рассказать Марго, что мы придумали!

Они ждали почти два часа, прежде чем включить генератор и пойти обратно, а Дэви молча размышлял о том, как же по-другому выглядят люди, когда не смотришь на них снизу вверх.

Третий этаж каркасного дома так и не достроили. Дядя Джордж разделил помещение напополам, натянув посредине белую занавеску из марли. Раскладушка с одной стороны предназначалась для Марго, а матрас с другой – для мальчиков, но они никогда не просили о таком разделении, и оно им было ни к чему. После того как остальные засыпали, они обычно собирались в темноте все втроем, и сестра рассказывала чудесные истории о том времени, когда они смогут жить вместе совсем одни. И хотя она в равной степени заменяла мать им обоим, ее последнее и самое нежное пожелание спокойной ночи всегда доставалось Кену.

Марго ждала их наверху в синих сумерках, сидя на матрасе в линялой нижней юбке, которую надевала для сна. Услышав их рассказ, она тихо рассмеялась, а затем притянула Дэви к себе и поцеловала в порыве гордости. Мальчик прильнул к сестре поближе, инстинктивно обняв ее за тонкую талию.

– Почему бы нам просто не уйти отсюда куда подальше? – сказал он, чтобы доставить Марго удовольствие упоминанием ее любимой мечты. – Давайте как-нибудь ночью вырубим генератор и сбежим. Здесь будет только хуже и хуже с каждым днем.

– Не волнуйся, – резко произнес Кен, наблюдая за ним. – Как только я разберусь с дядей Джорджем, все станет хорошо.

– Да брось! – Дэви продолжал обнимать Марго, хотя это теперь было неудобно – он сидел на матрасе слишком далеко от сестры, но не мог заставить себя отпустить ее. – Ты никогда не убьешь его, так что забудь об этом.

– А я сказал, что убью!

– Прекрати такие разговоры, – сказала Кену Марго. – Это просто глупо. Дэви прав. Я могу найти какую-нибудь работу, если скажу, что я старше, и тогда вы сможете пойти в настоящую школу.

– В школу! – усмехнулся Дэви. – Мы все могли бы найти работу…

– Нет, вы будете ходить в школу! – оборвала его Марго. – Оба. Как вы собираетесь выбиться в люди и делать свои изобретения, если у вас не будет образования? А потом вы поступите в колледж.

– Эдисон никогда не учился в колледже, – вставил Дэви.

Марго нетерпеливым движением освободилась от его руки, и Дэви ощутил обиду и неловкость. Он не собирался ссориться с сестрой.

– Мне все равно, где работать, – продолжала она. – Но вы, мальчики, обязательно должны стать кем-то – еще более знаменитыми, чем Эдисон!

– Мы могли бы починить тот старый драндулет, который пылится в глубине сарая, – импульсивно предложил Дэви, чтобы заслужить ее прощение. Он импровизировал детали побега на ходу, не веря в их реальность, и был потрясен, когда Марго подхватила: