– Мне всегда кажется, что он был послан мне с какой-то целью, – с сомнением произнесла Сара.

Кейт запоздало заметила на ее гладкой груди распятие. Ну конечно. Для нее все выглядит иначе.

– Господь знал, что мне по силам справиться, и я справляюсь. К тому же он такой удивительный! Он так полон любви, радости! В самом деле!

Она говорила от всего сердца. Она улыбалась, глядя на своего сына, наверное, думая о том, как сильно должна любить мальчика в то короткое время, которое ему отпущено.

– Понимаю, что это трудно, Кейт, – сказала Эйми. – Но они все равно – наши дети. Разве не так? Все работает точно так же. Ты понимаешь, о чем я? Любовь.

Кейт энергично закивала.

– Да, разумеется! Я иного и не имела в виду! Господи, нет, конечно.

Но это работало не так. Во всяком случае, для Кейт. И дело ведь было не в Кирсти, верно? Потому что и к Адаму она не испытывала той любви, о которой они говорили. Она спрятала эту мысль в темный уголок, притворившись, что ее просто неправильно поняли, а вскоре Сара сказала, что пора везти сына домой, и Эйми тоже встала, приступая к долгому процессу сборов Дилана в путь. Она чмокнула Кейт в лоб, но Кейт понимала, что ее осуждают. Даже среди людей, которым было труднее, чем ей, она была недостаточно хороша. Она сидела, чувствуя, что Кирсти пора везти домой: дочь начала плакать, и ее плач переходил в громкие вопли. Она потерпела неудачу. Она просто не была на это способна. Быть матерью, женой. Любить.

– Кейт? Это ты?

Она не сразу вышла из ступора, покачивая коляску. Подняв голову, она увидела говорящего, и вдруг устыдилась неухоженных волос и мешковатых джинсов.

– Ой! Привет…

Дэвид Макгрегор. Ее прежний начальник на телестудии, который когда-то взял ее на работу. Он был в костюме, подтянутый и красивый, хоть и старше ее лет на десять. Кейт не видела его с того дня рождения три года назад. Она вспомнила, как рада была, когда он пришел и увидел ее дом и то, как здорово она все организовала на вечеринке.

Он постарался не вздрогнуть, когда раздался истошный рев Кирсти.

– Понимаю, у тебя забот полон рот.

Она заметила, как он посмотрел на коляску тем взглядом, каким смотрят тогда, когда все понимают, но не знают, что сказать. От стыда и желания защитить дочку Кейт захотелось спрятать ребенка под джемпер. «Она не виновата! Не смотри на нее так!»

– Мы все очень расстроились, когда ты не вышла на работу, Кейт. Это большая потеря.

– Я планировала, но… не могу.

Она показала на коляску.

– Ты очень хорошо справлялась. Особенно тогда, когда нам удавалось показать тебя на экране. Это было просто идеально.

Кейт с ужасом поняла, что вот-вот заплачет. Она проглотила слезы вместе с остывшими остатками кофе.

– Мне это нравилось. Просто… я всегда именно этим и хотела заниматься. Но сейчас меня бы даже не взяли на работу. В таком-то виде.

– Ты все еще красивая, – сказал он.

И вдруг она заметила взгляд, которого давно уже не видела от мужчины. Желание, но теперь окрашенное печалью, горечью утраты, и ее тело начало реагировать, поразив ее саму осознанием, что она всегда это понимала. Он стоял так близко, что она почти чувствовала запах его кожи. Бледное запястье ниже часов. Легкая седина на висках. Дэвид. Конечно! Почему она раньше этого не понимала?

Его это осознание тоже, похоже, потрясло, потому что дальше он пробормотал:

– Э… в общем… рад был…

Кирсти закричала громче – она проголодалась. В кафе или ресторанах почти не бывало того, что она могла есть, – Кейт привыкла просить суп и, возможно, картофелину, которую можно было бы в нем размять. Привыкла к постоянным странным взглядам. Привыкла быть не такой, как все.

– Прости, мне лучше…

– Да-да, конечно. Я только забежал забрать еду на вынос, – он на секунду замолк – это был один из моментов, решающих, каким путем пойдет жизнь дальше. – Может, как-нибудь пересечемся?

Кейт втянула в себя воздух, вдруг ощутив, что перехватило дыхание. Это было ничего не значащее предложение. Просто попить кофе. Поболтать. Но в действиях, меняющих жизнь, есть свое опасное очарование. Она каким-то образом чувствовала, что, ответив согласием на это вроде бы невинное предложение, она навсегда изменит свой брак, свою жизнь.

– Можем как-нибудь. Напишешь мне? – небрежно ответила она.

Письмо в электронной почте едва ли попадется на глаза Эндрю. По пути домой Кейт ощущала забытую энергичность в собственной походке, хоть и убеждала себя, что это пустяки. Встреча с коллегой. Возможно, новая работа. На самом деле, встретиться с ним – вполне разумная идея. Ничего такого, что вызывало бы чувство вины.

Адам, наши дни

Новый состав группы – Пит решил начать сольную карьеру после ссоры из-за выручки за концерт в Ланкастерском университете – три раза в неделю собирался на репетиции в комнате за пабом на Шордич-Хай-стрит. Они трудились изо всех сил, но потеряли почти два года концертов и репетиций, и Адам уже понимал, к чему все идет. Том начал поговаривать о том, чтобы найти нормальную работу, а не работать посменно в кофейне на Ливерпуль-стрит. Мэтт был хорош, да и девчонкам нравился, поэтому Адам боялся, что он тоже уйдет. Барри в жизни бы не бросил группу, но он был скорее техническим работником, чем музыкантом. Возможно, Адаму тоже стоило заняться сольной карьерой, соскочить до того, как все разбегутся. Это было бы хуже всего. Но гитарист из него, по правде говоря, был так себе. Было тяжело. Ему просто хотелось, чтобы все уже наладилось, чтобы не приходилось из последних сил карабкаться на неприступную гору, состоявшую из бесплатных и почти безлюдных концертов, безмозглых хозяев площадок, отзывов в бесплатных газетах, грошовых заработков от скачивания музыки через интернет.

– Ты в порядке, приятель? – спросил Барри.

Адам трижды промазал мимо ноты.

– Ага. Просто голова немного не варит. – Адаму не хотелось это признавать, как и любую другую слабость. – Перепил вчера.

Это была ложь. Он редко напивался, потому что не любил терять контроль над собой.

Мэтт понимающе кивнул. Парень он был тихий, но талант говорил сам за себя. Это не давало Адаму расслабиться.

– Можем прерваться минут на пять, если хочешь.

– Спасибо.

Сняв гитару, под ремнем которой вспотело плечо, Адам взял телефон, лежавший на барном столе с кольцами старых следов от стаканов. Шквал сообщений от девушек в эсэмэсках, мессенджерах, электронной почте, приложениях для знакомств, но сейчас у него не было сил на флирт, поэтому он движением пальца пролистнул их. Вдруг – ее имя. «Делия». Его сердце забилось, захлебываясь от дофамина, адреналина и кое-чего еще. Страха. Зачем она решила написать, если они договорились несколько месяцев назад (тринадцать недель и четыре дня, хотя он специально не считал), что это была неудачная идея? Что бы ни происходило между их родителями и после того, через что семья прошла за последний год, они стали слишком близки, поэтому нужно было расстаться. Но при виде ее имени сердце было готово вырваться из груди.

«Можем поговорить?»

Эти слова гарантированно наводили ужас на мужчин. Они означали какой-то тяжелый разговор. Они означали нервотрепку. «Жаль, что ты не… Почему бы тебе не… А ты можешь просто…» Но ведь Делия была не такая, верно? В тот ужасный день она написала: «Давай не будем общаться – это слишком болезненно, слишком их ранит» и сдержала слово, оставив Адама часами пялиться на бесконечный поток предыдущих сообщений, безвольно им сохраненный, чтобы читать и перечитывать. Может быть, она узнала, что его мать вернулась из небытия. Он показал ребятам, что собирается выйти, а потом, оказавшись на продуваемой ветром улице, под гул машин, нажал на имя Делии, чтобы позвонить ей. Позвонить по телефону, словно на дворе 1997 год. Как будто он сам хоть раз в жизни ответил на звонок от девушки. Ожидая ответа, он понял и почти с радостью принял свои сомнения. Он понятия не имел, возьмет ли она трубку. И это стало для него неожиданностью. Неизвестность придала ему сил.

– Алло?

Этот элитный выговор, приобретенный в дорогих школах, куда дедушка с бабушкой отправляли ее, пока ее собственная мать занималась воспитанием Адама.

– Это я, Адам…

Вдруг она не узнала его номер, потому что удалила его? Но нет, она же только что сама прислала сообщение.

– …Что случилось?

– Я имела в виду личный разговор.

Он не мог понять ее тон.

– Подумал, что это срочно. Это насчет Кейт?

– Кейт?

– Моей… моей матери, – слово едва не застряло в горле. – Ты не слышала?

– О чем?

– А… Это долгая история. Короче говоря, она вышла на связь. Через столько лет.

– Ясно…

Он слышал в трубке ее тихое дыхание и думал, где она. Наверное, в спальне дома, который снимала с подругами в Хакни, в окружении шелковых шарфов и живописно расставленных винтажных чайных чашек, лежит на своей маленькой кровати, где он когда-то был так счастлив.

– …Нет, я не знала. Нужно позвонить маме. Для нее это будет удар.

– Ты не об этом хотела со мной поговорить?

– Нет.

– Тогда о чем?

Адам не терпел нагнетания интриги. Он ненавидел ожидание, неопределенность.

– Я не могу по телефону.

– Делия… – ее имя было приятно произносить даже в такой ситуации.

– Прости, это было бы неправильно. Мы можем встретиться? Ты где?

– В Шордиче. У нас репетиция.

– А… Тогда не буду тебя отвлекать.

Она с глубоким уважением относилась к его занятиям творчеством, как она это называла. Настолько глубоким, что ему становилось стыдно, потому что он до сих пор не достиг тех высот, на которые был, по ее мнению, способен. Возможно, никогда и не достигнет.

– Нет, мы… мы почти закончили. Я могу приехать к тебе.

Ложь.

– Не сейчас. Где-нибудь через час.

Какая глупость! Он бы в жизни не стал уважать девушку, готовую бросить все и прибежать к нему, а теперь сам поступал точно так же. С кем-то другим он мог бы попытаться взять себя в руки – или не явиться, или сообщить, что не сможет прийти, за пару минут до срока, когда она уже заказывала бы себе кофе. Но поступить так с Делией он не мог. В этом отчасти и состояла проблема.

– Хорошо.

Адам прекратил разговор и зашел в бар за худи. Несмотря на тревогу из-за того, что она собиралась сказать (а вдруг хламидиоз?), и надвигающуюся, словно астероид, угрозу возвращения матери, на сердце у него было легко. Они снова увидятся.

Кейт, 2006 год

Кейт проверила и перепроверила карту, которую нарисовала себе на листке бумаги для рисования, позаимствованном у Адама. Даже сейчас она переживала, что свернет не туда и будет ездить кругами по промышленной зоне, состоявшей, казалось, из одних автосалонов. Ладони скользили по рулю, и когда Кейт увидела наконец вывеску гостиницы и остановила машину на стоянке, пришлось просидеть в ней еще минут десять, чтобы отдышаться. В животе все дрожало, словно в кузове мусоровоза. Неужели она в самом деле решилась на это? На секунду ей захотелось уехать, вернуться домой, чтобы посадить обоих детей на колени и обнять их, поболтать с Оливией, которая иногда оставалась с ними одна, чтобы дать Кейт время – время на страшный поступок, который она готовилась вот-вот совершить. А потом, когда вернется Эндрю, подойти к нему, улыбнуться и поцеловать в губы, как в начале отношений. Стать другим человеком.