Они замерли у двери, готовясь к тому, что могло оказаться по ту сторону. Данила осторожно снял засов и приоткрыл дверь. Ему казалось, что все звуки вокруг замерли, ожидая того, что произойдёт дальше.

На пороге стояла женщина. Она выглядела измождённой: лицо покрывали разводы грязи, волосы выбились из-под капюшона, а рюкзак на плече, казалось, тянул её вниз. Но взгляд… Её глаза горели решимостью, как будто вся её воля сконцентрировалась в одном желании – выжить.

– Данила? – хриплый, но удивительно знакомый голос вывел его из оцепенения.

Он моргнул, медленно поднимая глаза к её лицу. И только теперь осознал, что перед ним стоит их преподаватель.

– Татьяна Павловна? – почти прошептал он, чувствуя, как ноги слегка подгибаются от неожиданности.

Она кивнула и попыталась улыбнуться, но получилось только горькое подобие улыбки. Её губы дрогнули, и она тихо сказала:

– Я увидела свет… Подумала, что здесь кто-то есть. Спасибо, что открыли.

Голос её был слабым, но твёрдым, как у человека, привыкшего скрывать усталость за словами. Данила быстро шагнул вперёд и поддержал её за локоть, чтобы она не упала. Рука её была холодной, словно лёд.

– Проходите, – сказал он, оглянувшись на Милу, которая всё это время молча наблюдала из тени.

Мила, нахмурив брови, крепче сжала нож. Её глаза пробежались по фигуре женщины, изучая её. Но она всё-таки отступила, давая им пройти.

Татьяна Павловна вошла в дом медленно, будто каждое движение давалось с трудом. Она оглядела помещение, не сказав ни слова, а потом, едва дойдя до ближайшего стула, опустилась на него, тяжело дыша. Её рюкзак свалился с плеча и ударился о пол.

– Вы здесь давно? – тихо спросила она, поднимая на Данилу уставший взгляд.

– Несколько дней, – ответил он. – А вы?

Она посмотрела на свои руки, которые всё ещё дрожали. Стараясь спрятать их от чужих глаз, она положила их на колени и чуть заметно пожала плечами.

– Пряталась. На окраине города… довольно далеко отсюда, – сказала она после долгой паузы. – Там было тихо. Пока они не пришли. Слишком много… их. Я… не знала, куда ещё идти.

Её слова повисли в воздухе. Мила, стоявшая у стены, сдвинула брови, но промолчала. Наконец, она шагнула вперёд, и её голос прозвучал резко:

– Вы заражены?

Татьяна Павловна подняла голову. На её лице отразились усталость и лёгкое недоумение.

– Нет, – спокойно ответила она. – Я избегала их. Всегда.

Мила не сводила с неё глаз, а её рука лишь крепче сжимала нож. Данила почувствовал, как в комнате сгущается напряжение.

– Проверить можем? – спросила Мила холодно.

– Конечно, – сказала Татьяна Павловна, приподнимая обе руки в жесте, который говорил о готовности подчиниться. – Я понимаю ваши опасения. Если это поможет вам чувствовать себя увереннее, проверяйте.

Её голос звучал сдержанно, но Данила заметил, как у неё задрожали губы. Это были не страх или возмущение, а усталость человека, который потерял слишком многое, чтобы спорить о чём-то.

Мила что-то пробормотала и бросила взгляд на Данилу.

– Это же наш преподаватель? – спросила она, в её голосе звучал сарказм пополам с неуверенностью. – Ты её знаешь?

– Ты думаешь я забыл за эти несколько дней Татьяну Павловну, нашего преподавателя по литературе? – ответил он, чувствуя, как сжимается грудь. – А Олег… он вообще…

Данила замолчал. Имя друга повисло в воздухе, словно чужеродное. Но он видел, как при упоминании Олега в глазах Татьяны Павловны что-то мелькнуло. Её губы дрогнули, и она тихо спросила:

– Где он? Вы с ним вместе?

– Пока нет, – ответил Данила, опустив взгляд. – Но он жив. Я уверен.

Татьяна Павловна кивнула, опустив голову, и её руки медленно опустились на колени. Она выглядела так, будто вся её сила ушла на то, чтобы просто добраться сюда.

– Спасибо, что впустили, – сказала она наконец едва слышно, но с глубокой искренностью и благодарностью. – Я… я уже не знала, куда идти.

Данила хотел что-то ответить, но Мила неожиданно шагнула ближе. Она положила нож на стол, но её взгляд оставался напряжённым.

– Это вы говорили нам о том, что литература учит бороться со страхами! – вдруг почти выкрикнула она, но её голос при этом был низким и холодным. – О находках, о смысле. А теперь что? Где эти смыслы?

Татьяна Павловна подняла голову и долго смотрела на свою студентку, будто пыталась найти слова. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то глубокое и неуловимое. Она не сразу ответила.

Она встретила взгляд Милы, и в её глазах отразилось столько усталости, что даже недоверие девушки на миг поколебалось. Она медленно провела рукой по виску, словно стараясь оттереть не только грязь, но и тягостные мысли.

– Я бы хотела ответить так, чтобы это звучало достойно, – тихо начала она. Её голос, ослабший от долгой дороги, звучал хрипло, но твёрдо. – Сказать, что все эти слова, которые я когда-то говорила вам на лекциях, всё ещё имеют значение. Но… сейчас правда в другом.

Она замолчала, как будто собиралась с мыслями, а затем продолжила:

– Правда в том, что мы всегда ищем смысл, цепляемся за него, чтобы не утонуть в хаосе. В литературе, в жизни, даже в этом кошмаре. А смысл всегда был там, где мы находим силы сопротивляться. Неважно, червям, страхам или самим себе. Мы ищем, потому что иначе просто перестаём быть людьми.

Мила молчала, но её лицо оставалось хмурым. Татьяна Павловна глубоко вздохнула, глядя на свои руки, которые всё ещё дрожали.

– Я не могу предложить вам ответы, Мила. Никто не может. Но одно я знаю точно: пока мы живы, пока мы ещё можем что-то делать, у нас остаётся выбор. И это… это больше, чем можно было бы ожидать в мире, где все эти твари хотят нас уничтожить.

Она подняла голову и посмотрела прямо на девушку. В её взгляде больше не было усталости – только внутренняя сила, вера, которая подпитывала её слова.

– Поэтому я здесь. Я дошла до вас, потому что мне нужны были не только свет в окне, но и вы. Все вы. Мне нужна была хоть какая-то точка, где есть люди, которые ещё не потеряли себя.

В комнате повисла напряжённая тишина. Данила сидел, едва дыша, боясь нарушить этот хрупкий момент. Мила, прищурившись, смотрела на Татьяну Павловну, но её руки, до этого напряжённо скрещённые, чуть расслабились.

– Вы правы, – сказала Мила после долгой паузы. Её голос звучал тише, но в нём всё ещё оставалась нотка горечи. – Вы всегда умели находить слова.

Татьяна Павловна опустила взгляд, будто не хотела принимать это как комплимент.

– Слова – это всего лишь слова, – тихо ответила она. – Главное – то, что мы делаем.

Она снова подняла голову и посмотрела на Данилу. На мгновение он почувствовал, будто этот взгляд пронизывает его насквозь, видя всё: страх, сомнения и ту слабую искру надежды, которую он сам боялся признать.

Татьяна Павловна с благодарностью взяла предложенную кружку воды и бутерброд с мясом. Её пальцы всё ещё слегка дрожали, но она старалась держать себя в руках. Сделав первый глоток, она ненадолго закрыла глаза, будто позволила себе расслабиться на мгновение. Кусочек бутерброда она медленно поднесла к губам, и, попробовав его, тихо сказала:

– Спасибо. У вас здесь… целое богатство.

Данила кивнул. Ему не нужно было объяснять, что еда и вода в их доме были исключением из общей картины выживания. Хозяева дома, бежавшие в начале хаоса, оставили в подвале невероятный запас припасов – сухие пайки, консервы, крупы, и даже воду в бутылках. Это дало им возможность не голодать, но всё равно не избавляло от страха, что однажды черви найдут их укрытие.

Татьяна Павловна отломила ещё кусочек хлеба, жевала медленно, словно не могла поверить, что у неё есть время есть спокойно.

– Вы долго шли? – спросил Данила, когда тишина в комнате стала слишком напряжённой.

Она подняла взгляд, глаза её блеснули тоской, а потом вновь угасли.

– Несколько дней. Я была на другом конце города. Там, на окраине, ещё недавно было тихо. Черви почти не доходили до тех мест. Люди думали, что смогут продержаться. Они укрепляли дома, делали баррикады. Но…

Она замолчала, осторожно положив кружку на стол. Видно было, как ей тяжело говорить, но остановиться она не могла.

– Они пришли ночью. Сначала мы услышали этот… звук. Металлический, глухой, похожий на скрежет. Он нарастал, будто что-то огромное пробивалось сквозь стены. А потом они ворвались. Их было слишком много. Они двигались волнами, сметая всё на своём пути.

Мила, сидевшая напротив, откинулась на спинку стула, и её взгляд вдруг стал холодным.

– Вы говорите так, будто это был конец убежищу, – заметила она.

Татьяна Павловна не ответила сразу. Её пальцы сжались на кружке, и она тихо проговорила:

– Для многих это и был конец. Те, кто не успел спрятаться… они больше не кричали… уже через минуту. Они просто исчезли. Их утащили.

– Кто-то выжил? – осторожно спросил Данила.

– Пятеро, – коротко ответила она. – Мы спрятались в подвале. Но даже там слышали их. Как они рыщут по дому. Их звуки… – она вздрогнула, будто те звуки снова зазвучали в её голове. – Они не двигаются бесцельно. Они чувствуют. Я уверена в этом.

В комнате повисло тяжёлое молчание. Данила опустил взгляд на свои руки, но не нашёл слов, чтобы её перебить.

– На следующий день мы поняли, что оставаться нельзя, – продолжила Татьяна Павловна. – Кто-то из местных сказал, что метро держится. Что там безопасно, потому что черви не спускаются под землю. Или не заходят слишком глубоко.

– Метро? – задумчиво переспросил Данила.

– Да, – кивнула она. – Но, чтобы туда добраться, нужно пройти через центр. А это почти невозможно.

Мила прищурилась, и её голос прозвучал жёстче:

– Но вы пришли сюда. Почему именно сюда?

Татьяна Павловна посмотрела на неё, её взгляд вновь обрел твёрдость.

– Свет, – коротко ответила она. – Я видела свет в окне. Это единственное место за весь путь, где я видела свет. Он стал для меня сигналом. Я подумала, что, если здесь горит свет, значит, здесь есть кто-то, кто ещё борется. Кто-то, кто не сдался.

Мила ничего не сказала, но её взгляд оставался недоверчивым. Она перевела его на Данилу, будто хотела удостовериться, что он разделяет её сомнения. Но он молчал.

– Я не могу идти дальше одна, – продолжила Татьяна Павловна. – У меня больше нет сил. Но я верю, что вместе у нас есть шанс.

Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. Парень почувствовал, как что-то внутри него откликнулось на эти слова. Может быть, она была права. Может быть, шанс действительно был.

Данила сидел за столом, нервно постукивая пальцами по старой поверхности. В голове у него роилась путаница мыслей. Слова Татьяны Павловны, её описание разрушенного центра города и предложение пробиваться через метро казались единственным логичным вариантом. Но это было всего лишь выживание. Он взглянул на Милу. Её лицо оставалось жёстким, но в глазах читалось с трудом сдерживаемое напряжение.

– Мы видели по телевизору, – начал он, словно размышляя вслух, – что центр управления этих существ находится на Останкинской башне. Помните? Те кадры, где показывали кокон на вершине. Они говорили, что это командный узел.

Мила нахмурилась, её пальцы крепче сжали спинку стула.

– И что? – спросила она с явной долей недоверия к возможной идее.

– Если это их центр управления, – продолжил Данила, не обращая внимания на её тон, – значит, они зависят от него. Если уничтожить этот узел…

Он замолчал, ожидая реакции. Мила прищурилась, а её взгляд стал почти ледяным.

– Ты предлагаешь пойти туда? – её голос прозвучал с недоверчивой усмешкой. – Это настоящее безумие.

Татьяна Павловна, до этого молча слушавшая разговор, подняла голову на своих студентов. И хотя её лицо оставалось спокойным, в глазах появилась задумчивость.

– А вы правы, – тихо сказала она. – Если то, что показывали по телевидению, правда, то это может быть ключом к спасению. Но, Данила, ты понимаешь, насколько это опасно?