Рекорд (страница 8)
Агаев – каменеет. Почему-то определяю это мгновенно, чувствую кожей, наверное, отсутствие его дыхания. А когда оно возобновляется, будто становится тяжелее. Господи, чего это он? Я подтягиваю на себя покрывало.
– Смело, – говорит Тим в установившейся звенящей тишине, как будто слегка обескураженно.
– Почему? – спрашиваю робко.
– Не боишься спать рядом в таком виде?
– А что ты мне сделаешь? – Невинно заглядываю ему в глаза. – Без моего разрешения-то?
– А разрешения не будет? – усмехается он. – Уверена?
– Ты встречался с моей сестрой. Навсегда забудь об этой заднице. – Чуть поворачиваюсь и звонко себя шлепаю.
Тим сглатывает и пялится на меня ну очень сердито.
– С той самой, которая в ужасе ищет тебя по городу и которой ты даже не подумала сообщить о том, что в безопасности?
– Юля не ищет меня в ужасе. Она обратится к Шилову и будет спокойно ждать, потому что он всегда решает все проблемы в нашей семье. Блестящим образом. Мы его обожаем за это и боготворим.
– Тогда зачем о ней вообще думать?
– Да что с тобой не так! – психую немедленно. – Прекрати вести себя как полный придурок, ты ведь не такой на самом деле! Волонтеришь, переживал за меня, пока искал сегодня по городу. Ты даже… даже гладил котенка!
– Эм… Что?!
– Слушай. Я не буду спать внизу, потому что утром придут Семен и Гриша. Они нормальные парни, я прочитала их биографии в сети. Сложно представить, что механики такого класса вдруг забьют на свою жизнь ради минутного группового изнасилования. Но мне и правда не в чем ходить, а щеголять перед ними в трусах как минимум неуважительно. Если хочешь – иди на пыльный диван. Я надышалась прошлой ночью, больше не хочется.
С полминуты мы лежим в тишине. Потом Тим снимает майку и протягивает:
– Самая чистая.
– Нет, спасибо.
Майка лежит между нами как барьер. Мы оба полуголые, отчего становится хуже.
Намного хуже.
Я закидываю ногу на ногу, Тим тут же поправляет свою подушку. Будто срочно необходимо, ага.
Прокручиваю в голове картинки из параллельной реальности, где у него не было романа с моей близняшкой и где я, поразмыслив, что строить из себя невинность глупо, перекидываю через него ногу и усаживаюсь сверху. Прижимаюсь к твердому паху. Провожу кончиками пальцев по рельефам груди и пресса, предвкушая удовольствие и моральное высвобождение.
Следом я представляю, как то же самое делала Юля, и настроение рушится, падает просто в ноль. Я закрываю глаза и тихо себя ненавижу.
Не знаю, о чем думает Тим, но спустя некоторое время он отдает мобильник:
– Закажи себе одежду и все необходимое на неделю. Там посмотрим.
– Что-то голос у вас хрипловат, – усмехаюсь я, приподнимая подушку повыше.
От мобильника, впрочем, не отказываюсь. Открываю приложение маркетплейса и быстро просматриваю, что заказывал он сам… Детали, детали, детали. Скукота.
Тим тем временем поворачивается на другой бок и гасит свет.
Этот телефон не проверяется Шиловым, и я ликую! Закидываю в корзину кое-какие вещи, специальную пленку для фасадов кухни, новую лейку в душ, всякую мелочовку для уюта. Затем, сжалившись, напяливаю майку.
Тим оплачивает покупки беспрекословно.
– Все отдам, как только получим выкуп, – заверяю я.
Он буркает что-то вроде «не надо, это запланированные расходы» и вновь отворачивается.
Перед сном в тусклом фонарей я разглядываю шрамы и родинки на его спине и размышляю о том, всегда ли он спит в штанах или для меня сделал исключение?
Глава 11
Утро в нашем гараже начинается с рассветом.
В восемь я уже час как обклеиваю стеллажи в кухне, придавая им опрятный вид. Минувший день пролетел в беготне и уборке. Я на полную катушку включилась в физический труд, пока мужчины на первом этаже эмоционально обсуждали двигатель и давали оценку умственным способностям друг друга, от которой у меня иногда уши в трубочку сворачивались.
Гоночная машина получается красивой. Вчера, когда все разошлись и Тим отправился на вечернюю пробежку, я спустилась в мастерскую и походила вокруг на треть собранного мерседеса. От заводской модели в итоге останется не так много, наверное, лишь внешний вид. Каркас значительно усилен, подвеска новая, а от еще мертвого движка уже вовсю веет мощью. Настолько близко к машине такого класса я не была ни разу, поэтому провела рукой по капоту, пробуя напитаться ее силой.
Потом подошла к супре, мирно дремавшей в углу. Она тоже доработана и оттого как будто живая. Пилот во время гонки так сильно чувствует свою тачку, что сливается с ней в единый организм. Эта супра принадлежит Тиму, она словно его часть.
– Даже не мечтай, – врезалось мне в спину, когда я попыталась открыть дверь.
– Да я в курсе, что ключи ты с собой таскаешь. Не доверяешь мне. Я так, полюбоваться.
– Разбирай подарки.
Тим опустил на пол кучу пакетов, которые забрал из пункта выдачи маркетплейса, и я, как ребенок, кинулась мерить вещи.
Надувной матрас пока не пришел, мы снова спали в одной кровати. На этот раз я надела шелковые топ и шортики, но Тим отчего-то лишь тяжелее вздохнул, как будто не обрадовавшись.
* * *
Слышу шаги и оборачиваюсь. Тим облокачивается на барную стойку и демонстративно пялится. Я усмехаюсь, качаю головой. Это игра. Дурацкая игра, которую мы затеяли, не сговариваясь: он бросает на меня долгие внимательные взгляды, я – игнорирую.
Не знаю, как объяснить происходящее. Между нами образовалась непреодолимая пропасть, однако в какие-то отдельные минуты гормоны берут свое, и мы начинаем безбожно флиртовать и облизывать друг друга глазами. Оба взрослые люди, но иногда стены этого гаража словно раскаляются, и мы в нем – как два сходящих с ума от пубертата подростка.
Это место – будто островок в океане, и порой кажется, что мой мир сузился до него.
Сумбур, неадекватность, общий на двоих грязный секрет. Мы варимся в этом на сотне квадратных метров. Раньше думала, что будет легче.
– Что? – Я резко поднимаюсь, аж голова кружится. – Криво приклеила? – Отхожу на пару шагов.
– Продолжай, – говорит Тим, широко улыбнувшись одними губами.
Я уже знаю такую его улыбку – что-то нехорошее задумал. Он включается в игру «гадкий я», как затмение на него находит. Главное – эти минуты перетерпеть, потом Тимофей снова уходит в мрачные мысли и спорт, готовится к главной гонке своей жизни.
Хочу закатить глаза, но решаю, что не буду поощрять. Вместо этого приседаю и продолжаю разравнивать пленку.
Он стоит позади, наблюдает. Даже не шелохнулся, животное! Разглядывает с ног до головы. Опять за свое.
Пялится, пялится, пялится. Его взгляд раздевает, а заинтересованность не вмещается в установленные границы. Похоть рисует невидимые полосы на моей коже. Прекрасно понимаю, что Тиму скучно, он задолбался крутить железки внизу и поднялся, дабы развлечься. А я тут, вот пожалуйста, на блюдечке.
Не выдержав, поднимаюсь и подхожу к нему.
– Прекрати так делать! Я тебя не хочу и не…
Замолкаю на полуслове, потому что Тим достает из-за спины пышный букет красиво оформленных полевых цветов. Протягивает.
– Серьезно?
Он кивает, трогательно заглядывая в глаза, и я начинаю смеяться.
– Ты что же, думаешь, я забуду о своей сестре после букета ромашек?
Тим тоже улыбается. Пожимает плечами.
Смешно! Наверное, вся эта ситуация действует на нервы слишком сильно, и я продолжаю хохотать, пока улыбка на его лице не становится шире.
– Ну На-астя, – тянет он.
– Спасибо, Тим, цветы прекрасны. Помочь не желаешь? Нужно этот шкафчик прибить…
– А что мне за это будет?
– Да господи, прибитый шкафчик у тебя будет!
Он опирается на локти и разглядывает меня с таким наглым умилением, что я едва сдерживаюсь, чтобы не плеснуть ему в лицо еще чего-нибудь. Всем своим видом Тим мне показывает, что до шкафчика ему нет никакого дела и надо ему именно меня.
В его глазах сверкают смешинки, и я отворачиваюсь, позволяя визуально насладиться мною как следует. Я так долго существовала в изоляции, что даже не знаю, выгляжу ли привлекательно.
Когда-то давно я была в себе уверена, теперь – пятьдесят на пятьдесят. Я никогда не могла тягаться с Юляшкой в тонкости и изящности, но у меня было столько дел и интересов, планов, событий, друзей и знакомых, что на сравнения не оставалось времени.
Освобождая цветы от упаковки, которая им совсем не идет, двигаюсь плавнее, чем обычно, словно на сцене выступаю, потому что за каждым моим движением наблюдают.
Не знаю, почему совсем не боюсь Тима. Несмотря на предостережения сестры – страха нет. Напротив, все ее рассказы о нем, что должны были отвратить, страшно привлекли. Мы с Юлей по-разному расставляем акценты в одних и тех же ситуациях. Наверное, именно поэтому никогда раньше не ссорились из-за парней.
И еще я не знаю, почему мне нравится его провоцировать! Вероятно, это тоже последствия изоляции. Мои джинсовые шорты неприлично короткие, обтягивающий топ надет на голое тело.
Демонстративно эффектно наклоняюсь в поисках большой пивной кружки, которую вчера нашла и отмыла.
Тим присвистывает. Я широко улыбаюсь, но, когда поднимаюсь, от моей улыбки не остается и следа.
– Будешь свистеть, денег не будет.
Его взгляд плывет по мне.
Набираю воды, ставлю букет в воду и вдыхаю аромат зелени.
– Скажи что, – чеканит Тим.
– Что «что»? – переспрашиваю, обернувшись.
– Что мне сделать, чтобы оборона пала? Купить тебе что-нибудь? Подарить? Я с ума схожу, Настя, запреты на меня отвратно действуют. – Он сокрушенно падает на барную стойку. – Я только о тебе думаю.
– Господи, какой ты лицемер.
– Да я клянусь!
– Это будет самое долгое похищение в моей жизни, – бормочу я себе под нос, тяжело вздохнув.
– Кстати да, я ведь могу тебя просто связать.
– Ха-ха-ха, Тима. Я даже буду чувствовать себя польщенной. Как человек, который окончательно доломал твою жизнь и карьеру.
– Ну Настя, – повторяет он. Подходит, берет меня за руку. Прижимает к груди и заглядывает в глаза.
Хохочу!
– Какая экспрессия! Какие взгляды!
– Как насчет свидания?
Качаю головой.
– Я же сказала, что нет. Я, может, и в рабстве, – киваю на ведро с грязной водой, – но не в сексуальном. Так мы не договаривались. – Пытаюсь отнять руку.
Он позволяет лишь после третьей попытки.
Я приступаю к измерению рулеткой очередного шкафчика. Тим – вновь за барной стойкой.
– Я подарю тебе кубок, который получу в гонке в Нюрбургринге. Хочешь?
– Увы, меня не интересуют кубки.
– А что тогда?
– Влюбись.
– Что-о? – тянет Тим, брезгливо рассмеявшись.
– Нюрбургринг – одна из самых опасных трасс в мире, с кучей сложнейших участков. В общей сложности там погибло под сотню гонщиков и неизвестно сколько туристов. На ютубе я просмотрела на днях десятки видео с авариями! Но… победа в гонке звучит для тебя правдоподобнее, чем втрескаться, верно?
Пару мгновений он недовольно меня разглядывает. Флер придурка скинул, теперь настоящий. Такой Тимофей меня пугает, а еще… именно такой мне нравится.
Наконец, он произносит:
– Кубок хоть продать можно, а любовь – это эфемерная субстанция, благодаря которой можно максимум накатать пару слезливых стишков. Толку никакого.
Я вновь подхожу, тоже опираюсь локтями на стол, зеркаля его позу, прикусываю нижнюю губу.
– Я жалостливая, Тим. Если бы ты влюбился и страдал, то возможно, я бы и переспала с тобой пару раз чисто из жалости.
Он досадливо морщится и отстраняется.
– Ну Настя.
Пожимаю плечами и отвечаю резко:
– Ты спал с моей сестрой. Точка.
Я возвращаюсь к работе.
– Какое-то проклятье. А сейчас тебе меня разве не жалко? – басит Тим пафосно.
– Нет.