Ладно, наклонюсь, что мне, жалко, что ли? Я где-то слышала, что с людьми в инвалидных креслах вообще правильнее общаться, присев на стул или встав на несколько ступенек ниже, иначе им некомфортно задирать голову. Может, у этого несчастного шея затекла смотреть вверх, вот и настроение такое плохое? Но обычно в таких случаях «пожалуйста» добавляют.

Так как мы стояли на расстоянии пары шагов, я просто присела на корточки, и тут незнакомец с поразительной скоростью наклонился вперёд, схватил одной рукой меня за подбородок, а второй накрыл глаза. Не прошло и мига, как их защипало, будто насыпали красного кайенского перца! Он меня ослепить, что ли, решил?!

– А-ауч, вы с ума сошли?! Больно же! – закричала я, отталкивая мужскую ладонь.

Слёзы текли из глаз потоком, зрение стало только хуже. Мужчина хмыкнул и, не извинившись – вот гад! – поколесил куда-то. Ну, я ему завтра всё выскажу, что думаю! Как только зрение вернётся, разумеется, и я смогу отличить дверной проём от стены.

Тихо ругаясь себе под нос, я на ощупь зашла в выделенную с барского плеча комнату и попыталась хоть сколько-то проморгаться. Спустя минут десять или двадцать жжение прекратилось, но предметы особенно чётче не стали. Не без усилий я нащупала в комнате стол, два стула, вертикальный цилиндр с мой рост и… собственно, всё. Пришлось обойти комнату три раза, чтобы понять, что Мистер Я-Очень-Крутой-У-Меня-Питомец-Птица-и-Ладони-с-Перцем подразумевал, что спать я буду на полу. О спальный мешок я споткнулась совершенно случайно.

– Нет, вот же жмот! У него целый замок в собственности, а мне выделил комнату без кровати, – в сердцах посетовала я.

Спальный мешок оказался приятным – плотным, тёплым, шелковистым с одной стороны и мягким с другой. Потрогав ткань, широко зевнула. Резко навалилась усталость. Вроде бы в это время я на работу только встаю, но спать хочется ужасно.

– Странный какой-то день выдался, – сообщила одеялу. – То похищают, то о землю швыряют, то спать на полу предлагают… Сейчас немного полежу, отдохну и точно пойду на поиски этого колясочника, чтобы выделил мне нормальное помещение. Вот буквально капельку передохну, а то рёбра и нога всё ещё ноют…

***

Лорд Чернильных Небес Рэйден Аккрийский

Чувствуя нарастающую боль в спазмированных мышцах и откат после перевоплощения в дракона, Рэйден с трудом вернулся в личные покои. Даже крутить колеса – и то было невыносимо. Он расплачивался за то, что несколько часов подряд использовал вторую ипостась, и за то, что остатки магии направил на исцеление зрения девицы. Это было то немногое, что он ещё мог сделать.

«Как же надоели люди с этими варварскими обычаями дарения сородичей, – раздражённо подумал мужчина, останавливаясь около невысокой кровати из кедра. – Каждый год одно и то же: костёр, жертвоприношения невинных дев, староста деревни, заискивающе заглядывающий в глаза, и дикарские танцы… И ведь не хотят же передавать девушек в руки кровожадного дракона, но почему-то упорно устраивают дурные пляски».

Рэйден Аккрийский завалился на кровать и с отвращением руками переложил неработающие ноги одну за другой. Он старался не вспоминать о том, как однажды твёрдо решил не принимать жертву деревенских и в итоге они сожгли несчастную на костре заживо, дожидаясь Лорда Чернильных Небес.

Мужчина со вздохом закрыл глаза, но перед мысленным взором встала сегодняшняя жертва. «Девица как девица, внешне ничего особенного», – подумал он, когда обхватил её туловище одной из трансформированных лап. Он уже морально был готов к оглушительным визгам, но девчонка – кремень – за весь полёт даже не пискнула. Давно такого не было. По приземлении, конечно, обозвала его – потомственного дракона и Лорда Чернильных Небес! – «птицей» и «тварюгой». Рэйден вначале подумал, что несчастная от страха потеряла рассудок, но нет. Даже когда он предстал перед ней в образе человека на коляске и продемонстрировал лицо и уродливый шрам на шее, торчащий из-под ворота кимоно, она не обратила на него никакого внимания. Тогда-то дракон и заметил, что девушка странно щурится и глаза у неё воспалённые.

«Всё-таки едкий дым ритуального костра разъел слизистую», – подумал Рэйден и, понимая, что пожалеет об этом, всё равно опустошил себя досуха.

– Завтра новый день, можно будет снова лежать и ничего не делать, а девчонка уйдёт из Харакуна. Всё вернётся на круги своя, магия капля по капле вновь начнёт собираться в теле, к следующему жертвоприношению хватит, а на большее и не надо, – пробормотал мужчина, засыпая.

Глава 2. Замок Харакун

Лорен

Я проснулась от ощущения, что тело затекло и матрас всё же слишком жёсткий. «Эх, говорил Пашка, что на здоровом сне не надо экономить, а я его не послушала», – пронеслось в голове, но мысль мгновенно растаяла, стоило открыть глаза.

Мир был чётким!

Я увидела даже крошечные трещинки в штукатурке на потолке, а затем с удивлением осмотрела комнату, в которой спала этой ночью. Я видела всё! То есть не просто стол – а тончайшие прожилки в дереве в структуре столешницы, не просто стены – а крохотного паучка, свившего за ночь кривую паутинку под потолком и поймавшего в свои сети несчастного комара. Я с изумлением рассмотрела даже искусный узор на одеяле, показавшемся вчера обыкновенным однотонным спальным мешком. Привычным жестом дотронулась до переносицы, чтобы поправить очки, и осознала, что их нет.

– Чудеса какие-то, – пробормотала я, не в силах поверить в случившееся. Нет, не могли же мне за ночь сделать операцию на глаза… Или могли?

В полнейшем ошеломлении я подошла к единственному окну в комнате. За стеклом открывался живописный вид на великолепные горы со снежными шапками, причудливыми деревцами с витыми стволами и частью замка. Последний имел непривычную для меня архитектуру: изогнутые двускатные крыши с заострёнными краями, узкие мостики и изящные в своей простоте белые колонны. Солнце уже поднялось над горизонтом, и золотые лучи отражались в мелкой красно-бурой черепице крыш. Судя по природе, лето или ранняя осень.

«Но из моего окна вид на парковку и дешёвый супермаркет. В прогнозе погоды обещали мокрый снег и слякоть».

Я попыталась поймать мелькнувшую, словно рыба на мелководье, мысль за хвост, но от этого лишь разболелась голова.

«Так, лучше об этом не думать», – дала я себе установку, поморщившись от громыхающих молоточков в висках. Стоило так решить, как пульсация крови уменьшилась, и даже дышать стало проще, будто кто-то невидимый ослабил железные тиски. Я медленно вздохнула и обвела взглядом комнату ещё раз, примечая то, что не могла рассмотреть накануне.

Вертикальной металлической бочкой с трубой оказалась печь, правда, ни золы, ни поленьев я нигде не обнаружила, да и дверца заела. Спала, как оказалось, я не совсем на полу, а на тоненьком матрасике, постеленном поверх циновки. Я подумала, не поваляться ли под тёплым одеялком ещё немного, но позвоночник протестующе хрустнул. Лежать на твёрдом ему не понравилось.

Что ж, значит, в другой раз.

Я обошла комнату, изучая стены из деревянных перекладин с тонкими бумажными панелями, случайно толкнула одну из них и… оказалась в туалете.

«Где бы я ни была, сантехника здесь вполне приличная», – вынесла вердикт, сделав необходимые утренние дела и приведя себя в порядок. Я уже хотела выйти обратно в комнату, как обратила внимание, что в одну из стеновых панелей вставлена не бумага, а зеркало. Из мозаичной отражающей поверхности на меня смотрела симпатичная брюнетка лет двадцати с острым подбородком, милыми ямочками на щеках, светлой, как фарфор, кожей, зелёными глазищами и густой ровной чёлкой. Последняя обрадовала.

«Всегда хотела иметь чёлку», – мелькнула мысль на задворках, но я уже воспринимала такие соображения спокойно. В конце концов, если уж ты не можешь вспомнить, где находишься и как тебя зовут, то наличие ранее отсутствовавшей чёлки – это меньшая из проблем.

Платье на девушке в отражении оставляло желать лучшего: длиннющие рукава и грязный подол, странная обмотка вокруг талии, сбившаяся набок за ночь, и пережавший желудок пояс. Я размотала последний, а вместе с ним и ещё один кусок ткани, и выяснила, что под платьем ещё одно платье-халат, а под ним – рубашка до середины бедра и симпатичные велосипедки чуть выше колен. Рассудив, что много одежды – это как минимум неудобно, а как максимум может помешать побегу – вдруг всё же понадобится делать ноги, – я отбросила половину тряпок и оставила лишь то, что посчитала удобным: велосипедки и рубашку.

К этому моменту, когда я собралась выйти из комнаты, её всю заливал солнечный свет. Желудок сказал утробное «ур-р-р», на что я со вздохом погладила живот и отправилась на поиски пропитания. Я была уверена, что кто-то в замке быстро поможет и подскажет, в какой стороне находится кухня, или где здесь едят, но коридор за коридором, комната за комнатой – всё оставалось пустынным. Более того, судя по скопившейся пыли на подоконниках и скудному количеству мебели, а также симпатичным восьмиглазым паучкам на стенах, здесь давно никто не жил. Ни хозяев, ни гостей, ни обслуживающего персонала… Странно.

Запустить лифт не получилось ни с первой попытки, ни с десятой, а потому я разыскала лестницу и исследовала этаж ниже. Здесь располагалось множество просторных залов с высокими керамическими кувшинами и фарфоровыми напольными вазами, стеллажами со смешными плоскими чайниками и чашками-напёрстками без ручек и узкими длинными мечами на мраморных пьедесталах под стеклянными крышками. Моё внимание привлекли несколько восхитительных ковров, зачем-то приклеенных на вертикальные перегородки, и изумительные картины тушью по натянутым лоскутам шёлка. Не замок – музей искусств! Однако вся попадающаяся на глаза роскошь выглядела немного поблекшей, потускневшей, будто хозяева давно про неё забыли или она попросту перестала для них что-то значить. Часть предметов даже находилась под чехлами. Я бродила по коридорам от одного к другому, с любопытством заглядывала под пыльные тряпки, шумно чихала и шла дальше.

Здесь были и чудные низенькие столики, едва доходившие до середины бедра, и множество разбросанных по полу подушек, и непривычные тканевые завесы вместо дверей. «Видимо, ткань для того, чтобы поглощать звук, но всё-таки дверь удобнее», – подумала я про себя. Помещения в замке оказались гигантскими, в такие влезла бы вся моя квартира, и ещё бы место осталось (иногда я натыкалась на очень толстые каменные стены), а уже внутри они разбивались на залы меньшей площади с помощью бумажно-деревянных перегородок и ширм. У одной такой я остановилась, внимательно разглядывая нарисованное на ней озеро, плакучие ивы с тонкими веточками и грозную армию мужчин в золотых доспехах, над которой в воздухе вился длинный усатый дракон. Красиво.

В одном из залов я обнаружила несколько стеллажей с запылившимися книгами и свитками. «Вот это да-а-а», – протянула, раскручивая один из последних. Никогда ничего подобного в руках не держала! Увы, испещрённое множеством иероглифов содержание мне оказалось непонятным.

Наконец на первом этаже нашлось подобие кухни: ещё одна огромная металлическая печь-цилиндр, множество хитроумной и совершенно незнакомой утвари, сваленная горой посуда, которой уже лет пять точно не пользовались – большая часть горшков, плошек и необычных прямоугольных тарелок была разбита, а осколки покрылись ржавым налётом, – и каменный – я не преувеличиваю! – хлеб.

– М-да, негусто, – резюмировала я, а желудок издал совсем уж недовольное «гр-р-р». – Ну, по крайней мере, если здесь едят человечину и я числюсь в списке возможных блюд, ни одной чистой вилки или ножа нет. Можно будет уповать на антисанитарию.

С тяжёлым вздохом я решила выйти на улицу. Нет, ну должен же кто-то ухаживать за тем стариком в инвалидной коляске? Не может же он жить здесь один? Наверняка где-то рядом есть сторожка или другое здание, где живёт если не охрана замка, то хотя бы нянечка.