– Всё, мне пора, – шепнула и отключилась, пряча телефон в сумку, когда заметила у входа в ЗАГС того самого зачётного мужика. – Привет, Левон. Идём скорее, а то опоздаем, как в прошлый раз!

– Паспорт-то взяла? – усмехнулся Куталадзе, помогая мне снять плащ.

– Взяла, а ещё пять копий каждого листа, свидетельство о рождении, дипломы, зачетку и справку об отсутствии задолжности перед городской библиотекой. Всё здесь! – хлопнула ладошкой по кожаному шоперу. – Давай скорее…

Это была десятая попытка. ДЕСЯТАЯ!

Реальность словно взбеленилась, бросая к нашим ногам миллион преград и квестов. Весь мир был против этого развода, но меня было просто не остановить! Ковид, аппендицит, задержка рейса, авария и потоп… Мы прошли через многое, чтобы вот так оплошать в очередной раз.

Наступала танком, сотрясая пустой коридор звоном каблуков, даже не оборачиваясь на Левона. Боялась увидеть сомнение, печаль или какую-нибудь диковинную сыпь, после которой придется мчаться в больницу. Пусть хоть волдырями покроется, но подпись свою он поставит!

Да я вообще ни на кого не смотрела, вдруг кто-то свалится с сердечным приступом, подерётся или забьётся в эпилептических конвульсиях… Но видит Бог, я переступлю через каждого, только бы дойти до нужного кабинета.

Нет! Сегодня с этим покончу!

Тело ослабло, а в ушах вибрировал голос сотрудницы ЗАГСа, так монотонно подбивающей итог моего долгого брака.

Женщина чеканила сухо, безэмоционально, зачитывала результат мирного соглашения, даже не смотря в нашу сторону.

Мы для неё – ещё одна пара несчастных, унылая и привычная рутина. А эта неприветливая и уставшая женщина для меня – билет в новую жизнь.

Долгожданный глоток свежего воздуха, надежда на счастье и любовь…

Вдыхала полной грудью, едва касаясь плечом мужа. Привычка длиной в девятнадцать лет. Да и муж практически бывший, поэтому пора учиться жить во имя собственных желаний.

А всё, чего я сейчас хотела – свободы.

Украдкой смотрела на него, пытаясь заметить радость, ликование, облегчение… Но Левон был спокоен, собран и, кажется, даже не моргал, сконцентрировавшись на тётке. Он был похож на каменную статую, холодную и безэмоциональную.

Хотелось сжать его руку, чтобы ободрить, напомнить, что именно об этом мы и мечтали.

Ведь правда?

Боже… Девятнадцать лет! Мы были детьми, выросшими в соседних домах.

Родители дружили всю жизнь, но этого оказалось мало… Они ещё в студенческие годы решили, что их дети непременно должны пожениться, чтобы соединить кровь семей Куталадзе и Шенгелия.

Годы шли, а идея отцов превратилась в одержимость, в идею фикс, попахивающую диагнозом!

Но проблема в том, что в обеих семьях рождались мальчик за мальчиком, портя всё коварство плана. Я появилась последней. Долгожданная дочурка, удача и знак свыше.

Росла под уютным покрывалом любви, под чутким присмотром четырех братьев и отца, для которого я была принцессой. Жила и не знала, что судьба моя решена много лет назад…

Семья Куталадзе была не просто друзьями и соседями. По утрам слышался звонкий смех в нашей кухне, знаменующий шумный совместный завтрак. И это не перекус бутербродом на бегу, это пир, собирающий за одним столом человек двадцать!

Левон был младшим из Куталадзе. Активный, живой, с великолепным чувством юмора и убийственно красивым голосом. Я, даже будучи девчонкой, была тайно влюблена в этого чернявого красавчика. Но лет до десяти… Потом интересы девочек сильно меняются. Сменился и мой кумир.

И каково же было мое удивление, когда в день моего совершеннолетия отец огорошил известием о моей скорой свадьбе. И отгадайте, с кем? Конечно… С Левоном Куталадзе.

И начался год ада…

Ни Левон, ни я не горели желанием рушить свою жизнь. Мы бесились, хлопали дверьми, устраивали скандалы, пытались говорить нормально, напоминая, что за окном двадцать первый, век и варварские методы дедов больше не имеют никакого смысла.

Но наши отцы были глухи и слепы. Они отмахивались от нас, как от глупых птенцов, твердя, что дело это решенное и обжалованию не подлежит.

Ночи напролет я рыдала на плече у мамы. Она утешающе поглаживала меня по голове, то собирала волосы в косу, то распускала упругие завитки. Успокаивала, рассказывала, что их с отцом свадьба была точно такой же, но легче мне не становилось.

И однажды ночью в окно моей комнаты ударил камень. Распахнув створку, увидела Левона, он тащил высокую лестницу, жестикулируя мне одеться и спускаться.

Да я видеть его не могла! Казалось, что он разрушил мою жизнь, мои планы, мои желания… Несмотря на то, что лично наблюдала эти сумасшедшие по своему накалу скандалы между ним и его отцом. Но мне просто нужно было кого-то винить в своём горе.

– Они не отступятся, – как только мы скрылись в густой яблоневой рощице, произнес Левон. – Сговорились, стоят бронебойной стеной. Два упёртых престарелых барана! Но самое гадкое, что никто другой не встаёт на нашу сторону… Деды, дядьки, братья. Все молчат!

Голос Левона дрожал, пропуская рычащие звуки. Он то ударял кулаком в ствол дерева, то принимался растирать лицо ладонями. Глаза его бегали, выдавая стресс и панику.

И он был прав.

Я знала своего отца. Он никогда не отступится, не сдастся, не передумает. Если считает, что его единственная дочь будет в безопасности в семье его друга, то так оно и будет. А моего мнения никто не спрашивает…

Мне некуда было бежать, не у кого просить помощи. Я перепробовала все! Даже мой любимый дедушка встал на сторону папы, заявив, что не может отдать единственную внучку в семью какого-нибудь подонка и наркомана. А по его мнению, все, кто не Левон Куталадзе, непременно наркоман.

– Кара, я предлагаю сделку. Сыграем свадьбу, а через год тихо разведемся. Они хотели пышное торжество? Они его получат. Других требований эти террористы не выдвигают, поэтому будем бороться с ними их же методами…

Тем вечером в яблоневом саду была создана ещё одна коалиция. Мы пожали друг другу руки, смирившись с неизбежным.

Свадьба была шикарная, родители были довольные, братья счастливые, а гости в восторге. Нам всё твердили и твердили, что нет пары красивее. Что мы будто созданы друг для друга!

А мне рыдать хотелось… А почему хотелось-то? Именно этим я и занималась всё торжество. Лила слезы, пытаясь разжалобить отца, деда, братьев, но они были слепы и не замечали моей трагедии. И только мама понимала, однако этого было катастрофически мало.

Чувствовала, что жизнь моя рассыпается, так и не успев начаться, а никто не хочет этого замечать…

Сразу после свадьбы мы переехали в подаренную родителями квартиру и начали учиться жить самостоятельно. Левон был старше меня, к тому моменту уже работал в юридической фирме, поэтому спокойно взял молодую жену на полное обеспечение.

Но этого было мало. Я понимала, что через год, когда наше соглашение подойдет к концу, мне придётся выживать самостоятельно. Глупо надеяться, что родители поддержат, поймут и смирятся. Нужно быть готовой обеспечить себя, чтобы никто не смел диктовать правила!

Искала варианты долго, но что могла студентка первого курса университета? Правильно… Воспользоваться связями, чтобы получить место в местной газете. Начала с платных объявлений, потом ушла в отдел новостей, ваяла короткие заметки и отсеивала хлам.

Мы строили карьеры, копили подушку безопасности, встречаясь за ужином просто поболтать, как в старые добрые времена.

Левон был для меня другом. Опорой. Когда я впервые заговорила про работу, он был категорически против! Горячая кровь – не водица. Потребность обеспечивать свою семью сидит в генах и передается из поколения в поколение. Однако Левон не мог не признать, что через год наши дорожки разойдутся, и тогда мне придется туго, если не найду работу. Но и тут Куталадзе поступил по-своему, он сам нашёл для меня место. Надёжное, приличное и со знакомыми в руководстве.

А потом случилось то, что разрушило наше соглашение…

Глава 2

Я просто не могла поверить своим глазам. Смахивала слезы, пытаясь вчитаться в свидетельство о разводе, но буквы плясали. Сжимала гербовую бумажку, словно это было нечто ценное, важное. А ведь так оно и было…

Мой теперь уже бывший муж шёл следом, не издавая ни звука. Я до сих пор не могла понять, что именно он чувствует. Злость? Обиду? Облегчение? Радость?

Но он словно закрылся от меня. Его лицо было безэмоциональным. Левон даже не обращал внимания на орущий в кармане брюк телефон, двигался, как робот, смотря себе под ноги.

Так… И что теперь? Что делать? Как живут свободной жизнью?

Но ответа на этот вопрос я не знала. Да и в душе почему-то стало как-то пусто, словно кусок жизни вырвали. Я даже застыла на ступеньках в лёгкой растерянности, словно и не родилась в этом городе. Все было незнакомым…

Прохожие суетливо толкались, бредя навстречу друг другу. Автомобили гудели клаксонами, из соседней кофейни тянуло ароматом свежей выпечки. И воздух… Такой пьяный-пьяный, полный ожидания, надежды…

Но затишье длилось недолго…

– Ну, поздравляю, родичи. И как вам первые минуты свободной жизни? – недовольно цыкнул Андрон, встречая нас перед ЗАГСОм.

Сын бесился, отказывался говорить на тему развода. И мы с Левоном надеялись, что он и вовсе не приедет, дабы не накалять и без того непростую обстановку.

– В блуд броситесь сразу, а то ведь вас только я и связывал, да?

Мой красавчик… Точная копия своего отца, забравший от меня только цвет глаз, он замер в напряженной позе, пытаясь замаскировать боль за напускной бравадой, граничившей с хамством. Но хамства было больше, поэтому Левон едва слышно зарычал.

– Андрюш, – я обняла сына, прижалась, пытаясь забрать тревогу. – Мы навсегда останемся твоими родителями. Что может изменить штамп в паспорте? Ты станешь нас меньше любить? Или уважать?

– Ой, мам, только давай без лапши на ушах?

– Ты как с матерью разговариваешь? – Левон отреагировал мгновенно, вскинул на сына недовольный взгляд. – Мы все обговорили, поэтому твои истерики и обиды уже просто неуместны. Ты взрослый…

– А если я не хочу быть взрослым, у которого родители в разводе? – Андрей шагнул навстречу отцу, стойко вынося его взгляд. – Или в нашей семье учитываются только ваши желания? Ой, а семьи-то уже нет… Да, пап?

Как же они похожи. Оба упёртые, сильные, вспыльчивые. У обоих кровь бурлит так, что порой от их скандалов стены дома дрожат. Вот только до Левона Андрюшке ещё взрослеть и взрослеть. Пока рано… Гормоны и буйство молодости играют не на его стороне.

– Для машины и отдельной квартиры ты тогда тоже недостаточно взрослый? – Левон ловко вырвал из рук сына ключи от подаренного авто и взмахнул ими в воздухе. Андрей открыл рот, но так и не решился возразить…– До дома прогуляешься пешком, а лучше на общественном транспорте, говорят, мозг проветривается от мусора. Подумай над своим поведением и приходи на взрослый разговор.

– Ну пап!

– Андро, я все сказал! Мужчина, делающий больно маме, не мужчина, а обиженный ребёнок. Ты имеешь право злиться, но злись на меня! У тебя сутки на то, чтобы подумать о фазе твоего взросления… – муж аккуратно взял меня под локоток, как делал это всегда, и повёл к своему авто.

Если Левон что-то решил, то спорить с этим не имело никакого смысла. Он посадил меня на переднее сиденье, по привычке поправил полы плаща, аккуратно закрыл дверь и выехал с парковки, поглядывая на растерянного сына в зеркало заднего вида.

– Лев, ты перегнул, – я закрыла лицо ладонями. С одной стороны, он прав, что пытается не вырастить из сына тряпку, а с другой стороны…

Совершеннолетие ребёнка для мамы – всего лишь цифра. Её сыночек навсегда останется крошкой, которого она прижимала к груди бессонными ночами. И даже если этот крошка уже прижимает к себе какую-нибудь чужую грудь, всё теми же ночами, это не имеет значения.