– Кара, ну ты же знаешь, что дело не только в нас. Андро с таким отчаянием требовал возможности жить самостоятельной взрослой жизнью… Просил шанс доказать, что он может и без нас! Это его слова, Кара. Его! А ты, вместо того чтобы поддержать меня, вдруг встала на сторону сына! Что, ощущая приближающийся аромат свободной жизни, можно уже не поддерживать единый фронт? – муж чуть наклонился, заглядывая мне в глаза, как делал это всегда, чтобы заручиться поддержкой и пониманием. – А я говорил, что рано. Птенец, вкусивший волю, уже и взрослую особь будет равнять по своим крылышкам. Рано…

– Да, не поддержала, – согласилась, даже не думая сопротивляться.

– Если он взрослый для своей хаты, то пусть будет достаточно взрослым для нормального общения с матерью. Не этому я его учил, – Куталадзе закурил, открыл окно и пустил по ветру тяжелый выдох. – Не этому, блядь..!

В машине повисла тяжелая тишина. Левон задержал воздух, унимая эмоции, а я замерла, не в силах сбросить шок… За всю жизнь не слышала от мужа ни одного матерного слова! Он для нас все эти годы был опорой, щитом, за которым не страшно, тихо и спокойно.

Поэтому эта яркая вспышка прозвучала грозовым раскатом. Громким, отрезвляющим… Что я ещё о нём не знаю? Быть может, мы и вовсе не знакомы?

Это было так странно. Сжимать сумку, где лежит свидетельство о разводе, но при этом ехать в одной машине, обсуждая поведение сына, будто ничего не изменилось.

Мы словно вновь превратились в тех молодых, наивных и испуганных новым этапом жизни. Помню, как привыкали друг к другу, как учились соблюдать границы, как смущались, сталкиваясь по утрам в ванной.

И вот снова мы… Только уже разведены, свободны, но всё так же связаны цепью.

– Домой? – Левон откашлялся, с тоской посмотрев на высотку, в которой мы прожили долгие годы.

– Да. Не пойду сегодня на работу…

– А может, в ресторан сходим? Отметим? – Левон поиграл бровью, пытаясь сделать вид, что рад. Но слишком хорошо я его знала, чтобы поверить.

В нашей семье сейчас нет человека, не ощущавшего бы себя одиноким.

– Нет, но спасибо за приглашение. Я побегу, у меня дела, – чисто машинально нагнулась, прижалась к щеке мужа и вышла из машины. – Ты уже нашёл жильё?

Боже, этот вопрос просто убивал меня… По лентам разрезал, вновь возвращая слёзы на глаза.

– Да, все хорошо. Не переживай. За вещами завтра заедет мой помощник, я улетаю в Сочи, там у Каратика ЧП случилось какое-то, – Левон растёр лицо ладонями, откинулся на спинку сиденья, старательно не сталкиваясь взглядами. – Так будет лучше.

– Да, ты прав. Так действительно будет лучше…

Мы распрощались и отправились каждый своей дорогой. Вот только есть тропинки, есть магистрали… И что выбрать дальше – неизвестно.

Левон настоял, чтобы я осталась в нашей квартире. Андрюшка к тому моменту уже жил отдельно… Ладно, в этом же доме, но в соседнем подъезде. Помню, как Куталадзе отчаянно пытался найти что-то максимально близкое, чтобы окончательно не потерять сына из вида.

И вот спустя полгода наши дороги разошлись по трём направлениям.

Семья распалась на три ниточки. И вроде ждали этого, а грусть всё равно жрёт изнутри.

Вошла в квартиру и вдохнула густой аромат преобладающего мужского парфюма. Теплая, уютная, просторная… Это был пентхаус, вид которого будоражил до сих пор. Нам её подарили на свадьбу, и за столько лет не возникло ни малейшего желание подобрать что-то более новое, современное. Мы ограничивались регулярными ремонтами и сменой мебели, чтобы оживить приевшееся пространство.

Бродила по коридорам, не решаясь открыть двери ни в кабинет мужа, ни в комнату сына. И когда зазвонил телефон, я бросилась на этот звук, как к последней надежде спасения от тишины.

– Да, Свет, – рухнула на диван, вдруг ощутив усталость. Услышать голос подруги стало настоящей наградой.

– Просекко или текила? Я просто не знаю, что предпочитают разведёнки, – вот умеет моя подружаня пошутить так, чтобы за живое задеть. Но как-то деликатно, любя…

– Нет, Свет, я пас…

– Поздно. Купила и то, и другое, а ещё я стою у тебя под дверью, – рассмеялась подруга и для убедительности ткнула в дверной звонок.

Света обняла меня с самого порога, прижала к себе и стала поглаживать по голове, как делала это в детстве мама.

– Ну что, милая, отметим первый день свободной жизни?

Глава 3

– Кар, я до сих пор в шоке, – разрумянившаяся от шампанского Света быстро нарезала овощи на салат, пока я жарила креветки. – Мой психолог года два назад дал задание сделать доску желаний. Оформить все сферы жизни, так сказать…

– Свет, не надо, – я уже чувствовала, к чему она ведёт. Но силы покидали меня слишком стремительно, чтобы вновь и вновь проживать то, что произошло сегодня.

– Не перебивай… На том плакате было всё стандартно: дорогая тачка, брендовый шмот, успешная карьера, красота, молодость… А в центре у меня была счастливая семья. И это не вырезка из журнала, – Света отвернулась, закинула вверх голову, как делала всегда, борясь с накатывающими слезами. – Это была семья Куталадзе. Левон… Такой большой, надёжный, спокойный. Карина – мягкая, добрая и чуткая. А ещё был мальчик Андро, которого все всё равно называли Андрюшей. Этот чудесный малыш дался им непросто, чем спас, сплотил, заставил ощутить себя настоящей семьёй. Карин, я была уверена, что вы одумаетесь и дёрнете стоп-кран…

– Стоп-кран, Света, нужно было дёргать, когда нас женили против воли! – стиснула челюсти от злости.

– Кара, ты была девчонкой. Ну что ты знала о жизни-то? Да и давай признаем, твой брак оказался более прочным, чем мой… А я вообще-то по любви выходила, – подруга зажмурилась, словно уговаривала себя не вспоминать прошлое, загнавшее её на сеансы к психологу. – Мой Паша так любил меня… Так любил! Обещал на руках носить до конца жизни! И что вышло из этой любви, о которой он трубил на всю округу? А ты знаешь, когда меня во второй раз из травматологии выписывали, я доктора умоляла поставить диагноз – травматическая сила мужской любви! Но он, сука, отказался… Но посоветовал сходить к мозгоправу, раз я с первого раза не поняла, что пора убегать от такого мудака…

– Света… – вроде и момент не тот, но мы одновременно расхохотались. Вот за это я и любила свою лучшую подружку. Она и погоревать может, и посмеяться над всем и вся.

– Но ничего, Кара. Мы с тобой молодые ещё. Тридцать семь – не возраст, да? – подруга поправила недавно сделанные аппетитные титечки и поиграла бровью.

– Когда мы вышли из ЗАГСа, нас встретил Андрюша. Ему больно настолько, что досада через край выплёскивается. Он заявил, что мы должны быть рады, ведь всё это время только он и удерживал нас вместе, – эта картинка всё никак не выходила из головы. – Я вообще не понимаю, откуда он всё это взял?

С надеждой поглядывала на телефон, по привычке ожидая и сообщения от сына, и короткого отчета от мужа: в аэропорту, в самолёте, прилетел…

Неужели этого больше уже не повторится? У меня из-под ног словно почву выбивали. Или лестницу. Доска за доской. И я вынуждена учиться ловить равновесие заново…

Не могла сидеть на месте. Устала гипнотизировать бездушный кусок пластмассы. Схватила поднос с сыром и распахнула двери на террасу. Мне нужен был воздух.

Долгожданный день моей жизни вдруг приобрёл оттенок грусти. Да такой, сука, яркой, что хочется позвонить и Левону, и Андрею, и потребовать немедленно вернуться домой, чтобы обнять мать!

– Карин, у тебя замечательный сын. Успокоится, привыкнет и поймёт, что уже нужно смотреть не на жизнь родителей, а на свою. Хата есть, тачка крутая, мося – как у американской кинозвезды. И ты не смей винить себя в этом! Не смей! Вы с Левоном дали ему всё и даже больше!

Светка накрыла меня пледом, а сама устроилась рядом. Так мы и сидели на уличном диване, наблюдая, как за серыми высотками медленно исчезает солнце.

– Ты считаешь меня идиоткой, да? – я усмехнулась и сделала глоток сладкого игристого. – За мужика такого надо держаться, молиться и в ноги целовать… Я права? Только, Свет, я всё это уже слышала от мамы.

– Нет, я вообще считаю, что держаться за мужика – предавать себя. А вот то, что когда ты отпускаешь руку любимого, как только нарушаешь связь, которая держала вас на плаву всю жизнь, должна быть готова, что скоро всё очень быстро посыплется, – подруга поцеловала меня в лоб, прижалась щекой и зашептала. – Я просто боюсь, что вы совершаете самую ужасную ошибку в своей жизни. Это страшно…

– Страшно – это когда вы, ты или твой мужчина, проснётесь однажды с навязчивой мыслью, что жизнь прожита не так, как ты хотел. За тебя все решили родители, а потом и судьба вмешалась… Вот это страшно. Мне невыносимо думать, что мы не сможем оставаться с Левоном друзьями. Страшно даже представить, что я смогу возненавидеть его!

– А ты не думаешь, что все эти годы ты просто любила его? И он тебя… Ну не могут люди жить в идиллии, не имея чувств друг к другу.

– А как понять? Вот ты ешь всю жизнь сладкое, даже не подозревая, что есть и горькое, и соленое. Все знают, а ты нет… В твоей жизни все по плану, без шанса на импровизацию. Я не знаю, что удержало наш плот на плаву. Правда не знаю, – закрыла глаза, вспоминая самые яркие моменты. И так хорошо стало… В нашей семье была любовь, определенно. Но вот кто мы с Левоном друг другу?

– А почему вы второго ребёнка не родили? – вдруг спросила Света.

Хм… Хороший вопрос.

У нас и первый-то получился в результате какого-то затмения.

Притирались мы друг к другу первые полгода, а когда жизнь более-менее вошла в колею, Левон сделал мне подарок на день рождения. Просто принёс в конверте путёвки на Мальдивы.

В начале двухтысячных это направление было неизвестным, неимоверно дорогим, поэтому я даже не думала над тем, чтобы отказаться! Мы собрались и укатили на десять дней.

Левон постарался на славу. Выбрал шикарный уединённый отель, уютное бунгало с двумя комнатами. Мы оказались отрезанными от всего внешнего мира. Замкнули реальность на песчаном кусочке, где кроме плеска волн не было ни единого звука…

Это были волшебные десять дней. Сначала мы почти не контактировали, боясь потревожить друг друга. Но к концу нашего отпуска все грани стёрлись… Левон стал моим первым мужчиной.

И судьба сыграла с нами в покер, только карты у неё краплеными оказались. А через полтора месяца я узнала, что беременна…

До сих пор помню шокированное лицо Левона, когда я трясущимися руками протянула ему тест на беременность. Он тогда поднял на уши полгорода, чтобы срочно попасть в клинику. И через два часа мы, абсолютные дети, сидели в небольшом кабинете УЗИ и слушали сердцебиение нашего малыша.

Помню свой страх… Безумно боялась услышать слово «аборт». Что бы понимала? Девчонка сопливая, ощутившая себя матерью всего три часа назад. Но до оговоренного срока игры в семью нам оставалось буквально два месяца…

Рыдала, оставшись одна… После клиники Левон проводил меня до квартиры и уехал. Его не было час! Час полнейшей муки и сомнений. Вот только чем дольше я ощущала себя беременной, тем отчаяннее хотела этого ребёнка.

Но Куталадзе вернулся посреди ночи. В его руках был огромный букет белых лилий, золотой браслет и два пакета ванильного мороженого в вафельных стаканчиках.

Так одна договорённость лопнула, а вторая так и не наступила, потому что на это просто не было сил.

Беременность была не просто сложной, а невыносимой и выматывающей. Андрюша из меня все соки вытянул! Я почти прописалась в клинике, две трети беременности пролежала прикованной к больничной койке в паутине капельниц. Высохла до сорокового размера, превратилась в моль с впалыми глазницами.

У меня с беременности всего фотографии три… Остальные я удаляла, чтобы просто не видеть, не помнить, забыть. Но забыть не трепет первых толчков и предвкушение встречи, а боль и дикий страх, что наш малыш не справится…