Никто и вообразить не мог, сколько всего произойдет, прежде чем Дэн вернется за своими деньгами, и как близок был его поступок к последнему волеизъявлению в завещании. Пока мистер Лори рассказывал, куда бы их вложил, раздался веселый голос:

– Пегги чудо как мила,

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

Джеку пива налила,

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

В море Джек, шумит волна,

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

Девушка ему верна!

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

Эмиль всегда так объявлял о своем появлении – в следующий миг он вошел в гостиную вместе с Натом, который весь день давал уроки в городе. Приятно было поглядеть, как радостно просиял Нат, когда друг едва не оторвал ему руку крепким пожатием, а еще приятнее – видеть, что Дэн помнит все, чем обязан Нату, и по-своему неуклюже пытается отплатить ему за добро; ну а приятнее всего – слушать, как два путешественника обмениваются впечатлениями и без умолку плетут нить повествования, завораживая своими историями сухопутных крыс и домоседов.

С появлением новых гостей веселой молодежи стало тесно в доме; они перебрались на веранду и расселись на ступенях крыльца, как стая ночных пташек. Мистер Марч и профессор вернулись в кабинет, Мэг и Эми пошли на кухню проверить, как обстоят дела с угощением из пирожных и фруктов, а миссис Джо и мистер Лори сели у высокого окна и слушали разговор молодежи.

– Вот они, лучшие плоды наших трудов! – Миссис Джо показала на говорящих. – Остальные либо умерли, либо разбрелись по свету, а эти семь мальчиков и четыре девочки – моя гордость и утешение. Если считать Элис Хит, получится дюжина, и меня больше всего волнует, как получше устроить эту дюжину в жизни.

– Если учесть, какие они все разные, из каких семей пришли и какое воспитание получили дома, то мы неплохо справились, – трезво рассудил мистер Лори, устремив взгляд на светлую голову среди брюнетов и шатенов, ибо луна освещала всех одинаково.

– Девочки меня не тревожат, за ними присматривает Мэг – она такая мудрая, терпеливая и добрая, что бояться нечего, а вот с мальчиками каждый год все больше забот, и с каждым отъездом они все сильнее от меня отдаляются, – вздохнула миссис Джо. – Рано или поздно они возмужают, а нас связывает вместе лишь тонкая ниточка, которая вот-вот порвется, как уже случилось с Джеком и Недом. Долли и Джорджу еще нравится приезжать в гости, они ко мне прислушиваются, а Франц – слишком преданная душа, чтобы забросить близких. А вот эти трое, которые вот-вот опять уйдут в большой мир, – о них я волнуюсь. Надеюсь, доброе сердце не даст Эмилю пропасть, и «добрый ангел-хранитель, взирая с небес, сбережет среди бурь моряка». Нат впервые покидает родное гнездо, а он слаб духом, как бы ты ни старался на него повлиять, да и Дэна так и не удалось обуздать. Боюсь, ему предстоит горький урок.

– Он хороший парень, Джо, и я почти жалею об этой его фермерской задумке. Если добавить немного лоска, то он стал бы настоящим джентльменом, а если оставить его в нашем обществе, кто знает… – Мистер Лори наклонился над миссис Баэр, прямо как в далекие времена, когда они задумывали очередную проказу.

– Опасно это, Тедди. Труд и привольная жизнь сделают из него достойного человека, а это куда лучше светского лоска и соблазнов города. Такова уж природа Дэна, нам его не переделать, можно только направить в нужную сторону и надеяться. Не погасли еще в нем опасные искорки – за ними надобно следить, иначе пойдет по кривой дорожке. Я это знаю наверняка; к счастью, любовь к нам послужит ему оберегом, и мы должны хранить с ним связь, пока он не возмужает или пока не свяжет с кем-то жизнь более крепкой нитью.

Миссис Джо говорила без утайки, ибо понимала Дэна лучше всех и видела: ее жеребенка не удалось еще объездить до конца, и страх в ее сердце боролся с надеждой – у таких натур судьба нелегкая, так уж сложилось. Она не сомневалась, что перед отъездом Дэн еще раскроет ей душу – тут она и обратится к нему с наставлением и участием, столь необходимыми в такую минуту. Поэтому она приготовилась терпеливо ждать и украдкой следила за своим подопечным – радовалась, как развились его хорошие задатки, и зорко подмечала раны, оставленные жизнью. Когда-то она жаждала, чтобы ее «смутьян» добился успеха, ведь остальные предрекали ему гибель, но со временем поняла: людей нельзя ваять, точно скульптуру, и решила довольствоваться надеждой, что ее маленький беспризорник вырастет в хорошего человека. Да и та надежда была смелой – очень уж непостоянным, порывистым уродился Дэн, в нем бушевали страсти и природное своеволие. Сдерживал его лишь один якорь – воспоминание о Пламфилде, страх разочаровать верных друзей да еще гордость, что сильнее нравственных ориентиров, – она не позволяла ему упасть в глазах товарищей, которые всегда питали к нему искреннюю любовь и восхищение.

– Не тревожься, старушка, Эмиль – из тех счастливцев, что неизменно выходят сухими из воды. Я пригляжу за Натом, а Дэн встал на правильный путь. Осмотрится в Канзасе и, если задумка с фермой его разочарует, пусть возвращается к своим краснокожим и творит добрые дела. Он словно создан для этого; надеюсь, Дэн сделает верный выбор. Борьба с угнетателями и дружба с угнетенными займут его беспокойный разум, такая жизнь ему подходит куда лучше овчарен и пшеничных полей.

– И я надеюсь! Что у них там? – Миссис Джо подалась вперед, заслышав возгласы Теда и Джози.

– Мустанг! Настоящий, живой мустанг, на нем кататься можно! Дэн, ты молодчина! – радовался юноша.

– А у меня костюм индианки! Теперь я смогу сыграть Намиоку, если мальчики поставят «Метамору»!^[33] – добавила Джози, хлопая в ладоши.

– Буйволиная голова для Бесс! Матерь Божья, Дэн, зачем ты ей привез такую жуть? – удивилась Нэн.

– Подумал, что ей не помешает нарисовать что-нибудь крепкое, природное. Она ничего не добьется, если всю жизнь будет малевать слащавых богов да котят, – заявил непочтительный Дэн, вспоминая предыдущий свой приезд: Бесс тогда не могла решить, кого выбрать в качестве модели, голову Аполлона или своего персидского котенка.

– Спасибо, я попробую, а если не выйдет, повесим голову буйвола в холле, в напоминание о тебе, – добавила Бесс, оскорбленная таким пренебрежением в адрес своих идолов, но слишком хорошо воспитанная, чтобы выказать свое недовольство – разве только голосом, сладким и холодным, точно мороженое.

– Наверное, ты не захочешь со всеми поглядеть на наше новое поселение? Чересчур неказистое для тебя место? – спросил Дэн, пытаясь вернуться к почтительному тону, каким обращались когда-то мальчики к своей Принцессе.

– Я на несколько лет уезжаю учиться в Рим. Там собраны красота и искусство всего мира, жизни не хватит налюбоваться.

– Да Рим – ветхая гробница в сравнении с Садом богов в Колорадо или моими любимыми Скалистыми горами! Искусство меня ничуть не волнует, мне природы вполне достаточно, а тебе я покажу такие уголки, что старые мастера на месте бы подскочили. Приезжай! Джози будет ездить верхом, а ты – рисовать лошадей. Если тебя и сотня диких лошадок не впечатлит, я сдаюсь! – горячился Дэн, которому искренняя увлеченность заменяла красноречие.

– Как-нибудь приеду с папой и посмотрю, сравнится ли твой табун с лошадьми из собора святого Марка или с Капитолийского холма. Не принижай моих богов, а я постараюсь уважить твоих, – попросила Бесс, в душу которой прокралось сомнение: быть может, стоило все-таки посмотреть запад, пусть он и не подарил миру ни Рафаэля, ни Микеланджело?..

– По рукам! Я считаю, человеку надо сначала поездить по родине, а потом уже срываться в заморские края – Новый Свет тоже достоин внимания, – объяснил Дэн, готовый зарыть топор войны.

– Есть у него хорошие стороны, но не так уж и много. В Англии вот женщины имеют право голоса, а мы – нет. Возмутительно, что Америка не подает миру пример! – воскликнула Нэн, которая во всем придерживалась прогрессивных взглядов и трепетно относилась к собственным правам, ведь ей не раз приходилось за них бороться.

– Ой, только не начинайте, прошу! Люди вечно спорят и ругаются по этому поводу и никогда к соглашению не приходят. Давайте проведем вечер тихо и мирно! – взмолилась Дейзи, ненавидящая споры столь же сильно, как любила их Нэн.

– В нашем новом городе сможешь голосовать сколько душе угодно, Нэн! Станешь мэром иль членом совета – да хоть все должности себе забирай. Устрою волю вольную, иначе жить там не смогу, – признался Дэн и со смехом добавил:

– Я смотрю, у миссис Прыг-скок и миссис Шекспир Смит по-прежнему ни в чем согласия нет.

– Если бы все друг с другом соглашались, мир бы стоял на месте. Дейзи – лапочка, но очень уж старомодная, вот я ее и подстегиваю, а следующей осенью она пойдет голосовать вместе со мной. Деми нас сопроводит, и мы воспользуемся своим правом – пусть пока и единственным.

– Значит, сопроводишь, Дьякон? – поинтересовался Дэн, упоминая старое прозвище, будто оно ему нравилось. – В Вайоминге такое отлично работает.

– С радостью. Мама с тетями каждый год ездят голосовать, а Дейзи пойдет со мной. Мы с ней по-прежнему неразлучны, я не брошу ее одну. – Деми приобнял сестру, которую теперь любил еще крепче.

Дэн поглядел на них с тоской, а про себя подумал: до чего приятно, когда есть на свете родной человек; он вспомнил все свои невзгоды, и одинокая юность показалась ему еще печальнее. Протяжный вздох Тома тотчас развеял грустные мысли.

– Всегда мечтал, чтоб у меня была сестра-близнец, – задумчиво сказал он. – Приятно, когда есть кому подставить плечо и утешить, раз другие девушки так жестокосердны…

Неразделенная любовь Тома была в семье расхожей шуткой, и его намек вызвал дружный смех, а еще громче все засмеялись, когда Нэн выхватила у него из рук пузырек рвотного снадобья и заявила с видом опытного врача:

– Так и знала, что ты за ужином переел омаров. Прими четыре таблетки, и несварение тотчас пройдет. Том вечно вздыхает и говорит глупости, когда переест.

– Вот и приму! Ничего слаще от тебя не дождешься. – Том мрачно захрустел лекарством.

– «Как удалить из памяти следы гнездящейся печали?»^[34] – трагичным тоном процитировала Джози со своей жердочки на перилах.

– Поезжай со мной, Томми, я из тебя сделаю мужчину. Бросай свои пилюли и порошки, погляди немного на мир – мигом забудешь и о сердце, и о желудке, – предложил Дэн, у которого для всех хворей была одна панацея.

– Выходи со мной в море, Том. Хорошенький приступ морской болезни – и сразу вылечишься, а северо-восточный ветер сдует все печали. Иди к нам на борт хирургом – и работа несложная, и веселья вдоволь.

А ежели хмурится Нэнси твоя

И синюю форму не любит,

Тогда отправляйся, дружок, в новый порт,

Другая тебя приголубит, —

добавил Эмиль: у него на все печали и тревоги находилась нужная песенка, которой он щедро делился с друзьями.

– Я никогда не покину миссис Микобер^[35], – перебил Тедди, фыркнув от смеха.

Том немедля сбросил его со ступенек в мокрую траву, а когда стычка подошла к концу, зазвенели чайные ложки, возвещая занятие поприятнее. В былые времена девочки угощали мальчиков, чтобы те не устроили беспорядок и ничего не попортили, теперь же юноши спешили обслужить барышень и дам, и эта маленькая перемена ясно показывала, что воцарились новые порядки. И надо сказать, весьма неплохие! Даже Джози спокойно сидела и ждала, когда Эмиль принесет ей ягод, и наслаждалась новой взрослой ролью, пока Тед не стащил кусочек ее пирожного и не получил крепкого шлепка по костяшкам – тут она о манерах позабыла. Как почетный гость, Дэн угощал одну только Бесс, которая в мирке Пламфилда все еще занимала особое положение. Том тщательно выбирал для Нэн лучшие лакомства, но его усилия пропали даром:

– Я в такой поздний час не ем и тебе не советую: кошмары будут сниться.

Покорно мирясь с голодными болями, Том передал свою тарелку Дейзи, а сам принялся жевать лепестки роз.