– А что слева? Похоже на какую-то пустоту.

– Тут небольшая лестница, ведущая в единственное помещение на нижнем этаже, в ванную, – ответил Борис самым невозмутимым тоном.

Как в тяжеловесном, неуклюжем балете, двое мужчин медленно двинулись к гостиной. Свет сюда проникал через три больших оконных проема. Бориса чуть ли не до глубины души тронуло зрелище озерной бирюзы, пробивающейся сквозь ветви огромных дубов, растущих в саду. Слева листву пронзала заостренная крыша старой башни, придавая пейзажу средневековый облик. Справа, на сколько хватало глаз, простирались холмы, поросшие изумрудной травой, подстриженной аккуратно, как на поле для гольфа. Пейзаж обрамляла длинная горная гряда – она напоминала прилегшего каменного колосса.

Техника визуализации, которой пользовался Максим, выглядела, конечно, нелепо, зато позволяла ему прочно запечатлеть в памяти место расследования. Прежде чем сделать зрительный снимок, он проникался запахами и звуками. Свое и без того уже достаточно развитое обоняние он ежедневно тренировал в предвидении ситуации, когда придется идентифицировать, классифицировать, а затем регистрировать все несущие запах молекулы, исходящие от места преступления. Все запахи архивируются в глубинах памяти; именно они вызывают из глубин детские воспоминания о завтраке в саду деревенского дома или же о минутах, проведенных на чердаке во время игры в прятки.

Впрочем, свет воспоминаний детства он сознательно загасил, в памяти остались только те, что касались мест, где были совершены зверские преступления.

Борис повел коллегу направо, вдоль стола, на котором выстроились в ряд четыре больших компьютерных экрана, что придавало комнате сходство с диспетчерской. Из-за повязки на глазах Максим их не увидел, но обоняние что-то подсказало ему. Он сделал осторожный шаг в ту сторону, где полстены занимала своеобразная барная стойка, потом нагнулся и опустил голову.

– Пахнет алкоголем. Виски?

Павловски рассмотрел бутылку с янтарной жидкостью и ответил:

– Вроде да.

– А сколько стаканов?

– Один.

Оба жандарма зафиксировали в уме информацию, и Борис уже собрался продолжить обход, но Максим снова нарушил молчание:

– Дай мне понюхать бутылку, пожалуйста.

Младший лейтенант потряс головой – все это было решительно смехотворно, – но просьбу выполнил.

Максим достал из кармана комбинезона и натянул латексные перчатки. Взял бутылку с виски, аккуратно открыл и вдохнул запах.

– Скотч. Хороший. Довольно старый.

Борис возвел глаза к потолку. У него было ощущение, что они только зря теряют время. К чему эти менталистские экзерсисы. Все можно прочесть на этикетке. Ну да, скотч, двадцатичетырехлетний «Балблэр».

Его напарник понюхал стакан и помолчал, словно роясь в памяти, чтобы извлечь различные оттенки ароматов.

– В этом стакане был виски, но есть следы и другого этилового запаха.

– Эксперты работают, все будет в их отчете, – вздохнул Борис, у которого кончалось терпение.

– Тогда продолжим.

На протяжении следующих минут они исследовали кухню и две спальни, не вызвавшие у Максима интереса; потом он зашел в комнату с закрытыми ставнями и скудной меблировкой.

Сильный запах ладана ударил ему в ноздри, и он замер, как охотничья собака, почуявшая дичь.

– Мы сейчас где? – спросил он тихо, словно боялся кого-то разбудить.

– Почти пустая комната таких же размеров, что и две другие спальни, – с отсутствующим видом сообщил Борис.

– Опиши мне ее.

– Тут почти ничего нет, в центре странный коврик, подставка для благовоний, в ней палочки, рядом колонка, подключенная к MP3-плееру, и что-то вроде низкого деревянного стола, на котором лежат колокол и колотушка.

Павловски сделал шаг в сторону, взял маленький молоточек и ударил по колоколу.

Пронзительная нота зазвенела в комнате, провисев в воздухе несколько секунд, и Максим согнулся пополам, словно от внезапной сокрушительной боли. Он закричал и тяжело упал на колени на плотное ковровое покрытие.

Борис нагнулся над ним.

– Ты нормально? – с тревогой спросил он.

Максим сорвал с глаз повязку и зажал ладонями уши, словно хрустальный звон, чье эхо уже заглохло, продолжал сверлить его барабанные перепонки.

Он раскачивался взад и вперед. Павловски в растерянности попятился.

Кто подсунул мне этого психа?

Не прошло и минуты, как Максим успокоился и встал. Он осмотрел коврик, потом колокол и наконец пробежался по трекам плеера.

– Это коврик-аппликатор, на нем колючки в форме цветов лотоса, – сказал он, поворачиваясь к Борису. – Здесь комната для медитации.

Павловски на мгновение оторопел. Всего несколько секунд назад его коллега бог весть почему корчился от боли, а теперь разговаривает как ни в чем не бывало. Или это тоже часть странного маскарада?

– Ты объяснишь, что с тобой случилось, или и дальше будешь прикидываться? – резко бросил он.

Максим сразу не ответил: подождал, не сводя глаз с Бориса, пока тихий ангел пролетит. Павловски едва не вздрогнул от озноба. В этих карих глазах словно сосредоточилась вся печаль мира, однако взгляд казался опустошенным, лишенным души.

– Не волнуйся, – успокоил его Максим. – Просто при звуке колокола всплыло дурное воспоминание.

Внезапно его брови изогнулись, а глаза расширились. Он вздернул подбородок, и Борису померещилась улыбка, скользнувшая в уголках губ.

– Запахло «Блюстар»^[8] – коллеги явно что-то нашли.

В ванной на нижнем этаже среди многочисленных экспертов царило приглушенное возбуждение, не предвещавшее ничего хорошего. Один из них, одетый в такой же цельнокроеный комбинезон, что и оба жандарма, вынырнул из ультрафиолетового ореола; на какое-то мгновение сцена напомнила ремейк посредственного научно-фантастического фильма. Техник взбежал по лестнице и остановился перед Борисом и Максимом, которые только что спустились по лестнице.

– В ванной повсюду следы крови! Кто-то попытался их скрыть, все отчистив, но они совсем недавние.

Непосредственно после того, как лейтенанту Ларше было доложено о новых данных в расследовании, в отделение жандармерии прибыл лично заместитель прокурора Республики. Он наскоро удостоверился, что права задержанного соблюдаются, и дал разрешение на двадцать четыре часа содержания под стражей. Ввиду вероятного криминального характера дела и обнаружения следов крови на месте проживания одной из предполагаемых жертв он поручил курировать следствие судье Моллену.

Список был большим – четыре потенциальные жертвы, – что наводило на версию о серийном убийстве, а потому следовало поручить дело кому-то на уровне. Патрик Моллен был следственным судьей, который занимался самыми жестокими происшествиями в регионе. Дело семьи Флактиф, когда убийцей руководила чистая зависть, причем тела убитых были сожжены в лесу в близлежащих горах; бойня в Шевалине, где была расстреляна семья в их собственной машине, а также велосипедист, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Тогда избежать жуткой смерти удалось только двум маленьким девочкам, скорчившимся за спинками сидений. А из более свежих— дело Нордаля Леландэ, еще не дошедшее до суда, но уже разраставшееся, как спрут.

Ассия вышла к подчиненным и торжественно объявила:

– Прокуратура только что назначила курировать следствие судью Моллена.

По комнате прокатилась волна голосов. Все поздравляли друг друга с решением зампрокурора, выбравшего идеальную кандидатуру для такого рода расследования. И действительно, судья обычно давал дознавателям карт-бланш, а сам вмешивался крайне редко, что предоставляло бригаде необходимую свободу и позволяло тщательно отрабатывать каждую версию.

Глава следственной бригады подождала, пока восстановится тишина, и продолжила:

– В ванной комнате Колина Вассарда найдены следы крови, их отправили на анализ. Я жду от вас максимальной сплоченности и быстроты действия: нам неизвестно, живы или нет указанные в списке люди. Возможно, наш подозреваемый держит их где-нибудь взаперти, возможно, у него есть один или несколько сообщников: нужна полная информация, и как можно скорее!

Эмма только что получила оцифрованные видеозаписи с камер, расположенных снаружи маленького жандармского участка в Силлинжи, куда по собственной воле явился незнакомец. На заднем плане, в верхнем правом углу кадра можно было ясно рассмотреть силуэт тощего мужчины, выходящего из автобуса. И найденный у него билетик это подтверждал. Но они не продвинулись ни на йоту.

Вдруг Ахмед оживился и повернулся к напарнице:

– Эмма, есть кое-что новенькое! Прямо шквал ответов на наши запросы, и теперь у меня есть все адреса из списка.

Она улыбнулась и, хорошенько оттолкнувшись ногой, подъехала в кресле к столу Буабида.

– Нина Грокис-Стейнер, – продолжил он, запнувшись на фамилии, – улица Сент-Клэр, дом шестнадцать, старый город. Потом Харл Коммегерлин, живет на улице Андре Терье в доме тринадцать, недалеко отсюда, и, наконец, Иони Превис, дом четыре, улица Птит-Пьер в Анси-лё-Вьё.

Молодая женщина приблизила лицо к экрану и нахмурилась. Всякий раз, когда она так делала, под скулой на ее левой щеке появлялась ямочка.

– Харл через Х? Не Карл? – удивилась она.

– Да, это странно; я тоже сначала подумал, что он сделал описку. То есть я хочу сказать: ты же видела этого субчика, у него явно мозги набекрень; ан нет, тот действительно Харл Коммегерлин. Через Х.

– В жизни такого не встречала, – пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к коллеге.

Она поблагодарила Ахмеда и направилась в кабинет Ассии, чтобы отчитаться по всей форме.

Получив разрешение войти, Эмма обвела взглядом помещение и отметила, что лейтенант Ларше по-прежнему не добавила в обстановку ничего своего. Она заступила на должность больше двух месяцев назад, а здесь не было ни единой детали, как-то связанной с ее личной жизнью. Она даже не постаралась как-то прикрыть следы множества рамок с фотографиями, которые ее предшественник Анри Саже развесил повсюду, стремясь увековечить путешествия, которые совершил за долгие годы.

Несколько секунд молодая женщина рассматривала начальницу. Та уткнулась носом в толстенное досье, содержание которого заставляло ее хмуриться. Эмма отметила, что Ассия не морщит лоб, и решила, что та крайне соблазнительна. Идеальный плод любви двух континентов, причем плод, в который Эмма охотно вгрызлась бы.

– Слушаю вас, – проговорила Ассия.

– У нас есть адреса, по которым проживают все, упомянутые в списке.

– Отлично, – бросила та, поднимая голову. – Распределите объекты между следственными группами и принесите мне как можно скорее отчет. Подержим нашего друга еще несколько часов на холодке, а потом ткнем его носом в улики, которые вы раздобудете.

– Да, если удастся найти что-нибудь конкретное.

– Само собой, аджюдан Леруа. – Ларше опустила голову и снова погрузилась в свои бумаги, что послужило для Эммы знаком завершения беседы.

6

Нина Грокис-Стейнер, второе имя из списка, жила в маленькой квартирке над популярной пиццерией в историческом центре Анси. Все вокруг было пропитано духом Средневековья, и, если абстрагироваться от нескольких деталей, напоминающих о сегодняшнем дне, легко было поверить в возвращение на несколько столетий назад: замки на холмах, вдалеке причудливые крыши старинных домов, тысячелетние камни мощеных улиц, лабиринт неглубоких каналов, из-за которых это место прозвали Альпийской Венецией.

Всякий раз, когда Эмма попадала в старый город, ее охватывала странная ностальгия по давно прошедшим временам, которых она не знала, но стоило закрыть глаза и хорошенько вслушаться, как она начинала различать цокот копыт лошадей, тянущих шаткие повозки по булыжникам улицы Сент-Клэр.