Максим прошел через помещение бригады, и никто не заметил его присутствия. Иногда ему казалось, что он превратился в неприкаянную душу, эктоплазму, взыскующую покоя на небесах. Конечно, он был не слишком говорлив и не слишком приветлив, но вполне трезво оценивал собственную натуру и знал, что может быть верным и преданным другом, если решит, что человек достоин его доверия. Он не участвовал по-настоящему в общественной жизни казармы, поскольку выбрал, пусть и за счет существенного сокращения своих доходов, проживание «у штатских», в отдалении от нервного узла бригады в Анси. Нельзя не признать, что корпоративный дух превращал жандармов в совершенно особую категорию среди сил охраны порядка, но, с его точки зрения, излишне тесное соседство и практически несуществующая личная жизнь не делали его как копа лучше – скорее наоборот. Ему необходимы были покой, одиночество, возможность разобраться с самим собой.

Только Эмме удавалось пробиться сквозь крепкий панцирь Максима Монсо, и он часто укорял себя за то, что иногда забывает: не считая Анри Саже, только она была его единственным другом.

Максим прошел мимо стола молодой женщины, и та послала ему улыбку.

– Что еще ты вытворил? – спросила она почти насмешливо.

– Я только хотел посмотреть вблизи, как выглядит наш подозреваемый, – пробормотал он.

– Говорю ж тебе, он торчок. Через полчаса, не больше, его начнет бить колотун и он станет умолять нас о дозе, – уверенно предсказала она.

– Его уже бьет колотун…

– А это «холодильник» действует. Подожди немного и сам увидишь!

Он поднял глаза и посмотрел на рабочий стол молодой женщины: отложенные в сторону досье, журнальчики с разными кроссвордами, фотография ее брата-близнеца, стакан, набитый ручками с изгрызенными колпачками, и экран ее компьютера, чье голубоватое свечение бросало необычный отсвет на ее золотистую шевелюру. Одна деталь привлекла его внимание. Она это заметила:

– На что ты так пялишься?

Зрачки бывшего напарника расширились, капли холодного пота уже стекали по спине. От адреналина, который распространялся по всему телу со скоростью участившегося сердцебиения, кружилась голова. Он боролся, стараясь не потерять сознание и не дать поглотить себя вихрю мерзких воспоминаний, которые похоронил в самой глубине сознания. Через минуту он нашел наконец силы выдавить несколько слов:

– Эмма, где это нашли?

– В кармане подозреваемого. У него было только это и автобусный билетик.

Максим застыл, словно загипнотизированный черным логотипом на белом фоне, отпечатанным на визитной карточке. Ему была слишком хорошо знакома эта отвратительная буква в обрамлении дьявольского треугольника: это был символ самых мрачных часов его жизни.

Было ли это простым совпадением или адресованным именно ему посланием, которое доставил странный субъект, твердящий свою извращенную мантру?

Молодая женщина, решив, что у коллеги, возможно, сейчас начнется паническая атака, крепко вцепилась в его плечо.

– Максим, ты в порядке?

Вместо ответа он покачал головой и схватил прозрачный пластиковый кармашек, в котором лежала визитка.

Не успела Эмма его остановить, он был уже далеко, перед дверью кабинета лейтенанта Ассии Ларше.

Пластиковый кармашек чуть не выскользнул из взмокшей руки; Максим сделал глубокий вдох и трижды постучал по деревянной панели.

– Войдите! – громко откликнулась Ассия.

Медленным, но решительным жестом Максим открыл дверь и оказался лицом к лицу с той, чьего взгляда избегал все утро.

Идеально гладкое, смуглое лицо Ассии хранило непроницаемое выражение, однако он заметил легкое подергивание век. Плохой знак.

Он нарушил молчание, начав спокойным голосом:

– Думаю, меня следует приписать к одной из групп, ведущих расследование.

Она, казалось, переварила эти его слова, потом уселась за письменный стол.

– Закрой дверь, если не возражаешь, – бросила она, небрежно махнув в сторону входа.

Он затворил дверь и подошел ближе. Ассия не давала ему разрешения сесть, так что он просто положил улику перед ней.

– У меня есть веские основания полагать, что я смогу получить сведения о нашем задержанном.

– Так передай их Павловски или Буабиду, – ответила она, не отводя своих черных глаз от его взгляда.

– Мне знаком этот логотип, я знаю, с кем может быть связан наш парень. У нас четыре потенциальные жертвы, действовать надо быстро. Позволь мне присоединиться к расследованию.

– И речи быть не может, – возразила она, не теряя хладнокровия. – Если тебе известны детали, способные продвинуть поиск, твой долг поделиться ими. Ты в курсе, чем рискуешь, если этого не сделаешь? Сегодня твой первый день в бригаде, постарайся его не испортить.

– Я должен участвовать в расследовании!

Его тон стал тверже, что не ускользнуло от Ассии, и лицо ее посуровело.

– Ты заявляешься этаким бодрячком и смеешь просить меня об одолжении? Максим, ты вернулся после нервного срыва, и я отказываюсь подключать тебя к столь важному делу, еще слишком рано. Если факты подтвердятся, то это крайне серьезно, у нас нет права на ошибку.

Он стиснул зубы, на лице резко обозначились скулы. Он медленно закрыл глаза и с трудом сглотнул.

– Это логотип секты, – снова заговорил он как можно спокойнее. – Секты, которая очень хорошо мне известна.

– Тогда отправляйся к Леруа или Павловски и расскажи им все, что знаешь: больше я ничего посоветовать тебе не могу.

Разговор прервался, зависнув в наэлектризованной тишине. Максим сжал пластиковый пакетик, потом, судорожно втянув воздух, произнес:

– Я прожил в этой секте десять лет, – к счастью, в четырнадцать меня оттуда вытащили. Там все меня знают. Подключи меня к следствию, это жизненно важно.

Если начальницу хоть немного взволновало упоминание о его прошлом, явно очень болезненном, то она ничем это не выдала. Ее тонкие черты лица остались словно высеченными из мрамора – темного мрамора.

– И почему ты считаешь, будто ты в этом деле компетентнее любого другого? – не сдавалась она.

– Они не станут говорить ни с кем… кроме меня.

Ассия Ларше несколько секунд раздумывала, потом вздохнула.

– В таком случае ты станешь работать с Павловски, – с явной неохотой сказала она, – и поступишь под его начало. Леруа присоединится к группе Буабида. А сейчас немедленно отправляйся к Борису и изложи все, что тебе известно.

Максим был не в силах выдавить благодарность – он не испытывал никакой радости оттого, что присоединился к расследованию. Напротив, это назначение открывало ящик Пандоры. Ему придется снова погрузиться в туманный мрак и столкнуться со старыми демонами. И рядом даже не будет Эммы, которая знала его лучше всех в бригаде и приносила успокоение одним своим присутствием. Неужели он сам запустил программу сошествия в ад?

5

В бригаде бурлила жизнь, а несмолкающий гул, похожий на дальний рокот океанских волн, еще спокойных перед бурей, иногда прерывался протестами в адрес тех, кто оставил открытой дверь центрального входа. Снаружи поднялся ветер, а столбик термометра пополз вниз к отметке минус пять. Было непривычно холодно, попросили включить отопление зданий казармы, но запросу предстояло пройти по всем административным излучинам, и, к несчастью, сработает он с большим запозданием, когда лето уже постучится в ворота города. Де Алмейда и Гора обсуждали смену полюсов Земли: наверняка они прочли несколько статей на сомнительных сайтах и в любом случае ничего в этом не понимали. Они довольствовались тем, что заглатывали предложенное им хлебово, и часто попадали впросак.

Когда в приотворенную дверь влетел порыв холодного воздуха, ближайшие к ней жандармы уже готовы были возмутиться, но осеклись, узнав Ассию Ларше.

В правой руке она держала досье, массивные часы на левом запястье подчеркивали ее хрупкость.

– У аджюдана Монсо имеется кое-что новое по текущему делу, – объявила она присутствующим. – Группы перестраиваются: Павловски и Монсо в группе А, Буабид и Леруа – группа Б, общая поддержка – Гора и де Алмейда в группе В.

Павловски и Максим переглянулись, а Эмма внутренне поздравила себя с тем, что оказалась не с ними. И в то же время ощутила легкую горечь, потому что Максим, ее всегдашний напарник, будет вести расследование параллельно с ее группой.

Она обожала Макса, воспринимая его скорее как старшая сестра. Брат Эммы умер много лет назад, и, хотя у ее коллеги не было ничего общего с тем веселым и обаятельным мальчишкой, каким был Люка, Эмма сумела различить в нем ту же чистоту души, которую считала уникальным даром.

Разумеется, у Максима был достаточно циничный взгляд на мир и куча разных маний, он обзавелся крепким, как сталь, панцирем и был не слишком разговорчив, но огромная уязвимость, которую он считал делом чести скрывать от окружающих, тронула ее. Хотя ее сердце могло воспылать только к представительницам женского пола, ей бы хотелось иметь такого друга, как Максим. С ним, конечно, совсем не просто, но она была готова бороться, чтобы доказать ему, что у мира есть светлые стороны.

Эмма посмотрела на Максима, который уже направился к столу Бориса, и с улыбкой пожала плечами. В ответ он выдал ухмылку, которая больше походила на гримасу боли. Она внутренне развеселилась.

Расслабься, Макс: с улыбками у тебя явно напряг, подумала она.

Борис молча покачал головой и вскинул брови, предоставив новому напарнику начать разговор. Увидев, что Максим не воспринял сигнал, он решил разбить лед:

– Похоже, у тебя появилась новая информация?

– Ты должен отвезти меня в дом первой жертвы, – ответил тот сухо, не оборачиваясь.

– Там криминалисты проводят осмотр, лучше пока проверить другие версии, так будет эффективнее, – бросил Борис, явно не в восторге от заявления Максима.

Тот двинулся к своему столу и схватил куртку, висевшую на спинке стула.

– Если хочешь, можем отправиться на моей машине, – сказал он.

Слегка обалдев от бесцеремонности, с которой тот обратился к старшему по званию, Борис вытаращил глаза и раздраженно засопел. Эмма, издалека наблюдавшая за сценой, подошла к нему и положила руку на плечо.

– Не принимай на свой счет, Монсо немного холоден, а главное, упрям. Методы у него довольно странные, но, уверяю, они дают результат.

Борис вопросительно глянул на молодую женщину.

– Вспомни о пользе сомнения, предоставь ему кредит доверия. Поезжайте туда. Я его знаю, ему необходимо начать свое расследование с нулевой отметки.

Павловски с недовольным вздохом смирился и последовал за Максимом.

– Машину возьмем мою, но поведешь ты, – обратился он к подчиненному, бросая ему ключи.

Вернувшись в Верье-дю-Лак, в квартиру Колина Вассарда, Борис и Максим облачились в белые цельнокроеные комбинезоны, шапочки и бахилы, чтобы не осложнять кропотливую работу криминалистов. Несколько знакомых приветливо окликнули Максима, и Павловски в очередной раз почувствовал себя чужаком в чужой стране, а нелепый костюм только усиливал это чувство. Когда же коллега достал из кармана повязку, похожую на те наглазники, которые выдают в самолетах, он тут же пожалел, что послушал Эмму. Для чего эта штука ему понадобилась?

– Ты должен провести меня по всем комнатам и описать мне их, – велел Максим спокойно, как будто в этом не было ничего особенного.

Агент, фотографировавший вход, навострил уши и, предчувствуя реакцию Павловски, попытался его успокоить:

– Вы в первый раз работаете с аджюданом Монсо? Не волнуйтесь, это выглядит странно, но получается чертовски эффективно.

Борис, загнанный в угол, скрипнул зубами. Теперь все смотрели на него, а он был не из тех, кто устраивает скандал прямо на месте преступления. Его совсем недавно перевели в этот регион, и он, можно сказать, влюбился в Анси, в его прозрачное озеро и величественные горы. Если цирковой номер Максима Монсо – это один из местных ритуалов, он не станет возражать – пока что, – но одно можно сказать с уверенностью: у него тоже имеются собственные методы и он твердо рассчитывает утвердить свой авторитет в бригаде, заставив с этими методами считаться.

Он медленно прикрыл глаза, словно успокаивая нервы, потом заставил себя положить обе ручищи на плечи Максима, чтобы его направлять.

– Так, – выдохнул он, – входной коридор ты, полагаю, видел, так что двинемся вглубь.