– Вы продвигаетесь? – нейтральным тоном спросил он.

– Вообще-то, у меня все нормально, спасибо, что спросил. А как ты после этих двух месяцев? Чем занимался, съездил в отпуск?

Она и капитан Саже были единственными, не считая самого Максима, кто знал истинную причину его отстранения. Это так называемое нервное истощение было, в сущности, реальным срывом по полной программе. За общепринятым эвфемизмом «психическое выгорание» стояло давление общества, которое подминало и обгладывало души. Жандармы, как и все сотрудники сил охраны порядка, экстренных служб и служб спасения, находились в эпицентре этого коловращения. Именно они, угодив в «глаз бури», принимали на себя самые хлесткие удары наиболее низменных проявлений современной жизни. Требовалась немалая стойкость, чтобы выдержать этот наплыв все нарастающей жестокости людей, неспособных даже на минимальное сочувствие. Глубокая безнадежность пронизывала человечество, как агрессивный рак.

В отпуск Максим так и не поехал – хотя не отказался бы, – но дело было не только в этом, и Эмма с присущим ей цинизмом задела его за живое. Понятно, что она пыталась добиться от него какой-то реакции, но он сам не понимал, что творится в его душе.

– И как тебе новенький? – Максим резко сменил тему.

– Павловски? Отличный, суперправильный, иногда с перебором, но только это от него и требуется, так что меня устраивает.

– И как продвигается дело?

– Ага, наконец-то добрался до сути! – гаркнула она. – От души отлегло: я-то боялась, что ты станешь расспрашивать, как дела у меня! – Она подмигнула. – Этот тип просто гроб с музыкой… или, вернее, испорченная пластинка! Он без остановки твердит: «Я их всех убил», а мы представления не имеем, кто он такой. В жизни ничего подобного не видела! Четыре потенциальные жертвы, виновный сдался сам и во всем признался, но больше ничего не желает сказать.

– Как он держался во время допроса? Его лицо, взгляд…

– О нет, Макс! Только не надо этих «синергоштучек»! Говорю же, у нас ничего нет. По мне, так он просто нарик с навязчивыми галлюцинациями. Сам понимаешь, после столь серьезного признания у прокурорских выбора не было, кроме как поставить всех на уши; но, честно говоря, от силы через несколько часов нам придется закрыть дело.

В группе Ахмеда Буабида наметилось оживление. Он зычно окликнул Эмму, прервав их разговор с Максимом.

– Аджюдан Леруа! – Если речь шла о чем-то серьезном, в жандармерии Анси в соответствии с традицией переходили на официальный тон. – Пришел ответ на наши запросы, и нам прислали адрес одного человека из списка!

Лейтенант Ассия Ларше дала добро, и группа А, то есть Эмма и Борис Павловски, отправилась в Верье-дю-Лак, одну из самых благополучных и богатых коммун департамента.

Хлынул ледяной дождь, мощные струи заливали окрестные дома и бились в ветровое стекло их машины. Павловски приходилось постоянно протирать стекло тряпкой, чтобы сидевшая за рулем Эмма могла хоть что-то разглядеть.

Минут через двадцать они остановились перед большим зданием, нависающим над озером. Ненастье не красило эти места, но в нормальную погоду величественный вид, открывающийся на огромное водное пространство внизу и горные вершины на том берегу, наверняка приводил в восторг.

Компания, обслуживавшая электросеть, сообщила о наличии абонемента на имя Колина Вассарда. Квартира была небольшая, но, глянув на цены недвижимости в деревушке Верье-дю-Лак, шикарном предместье Анси, Эмма сразу подумала, что разыскиваемый ими мужчина наверняка на бедность не жаловался.

Когда они вошли в подъезд, включилось автоматическое освещение; они двинулись по коридору к квартире предполагаемой жертвы. На позолоченной табличке значилось «Колин А. Вассард».

Молодая женщина несколько раз нажала на звонок. Тишина.

– Господин Вассард? – прокричала она. – Это жандармерия, откройте, пожалуйста!

По-прежнему тихо.

Она достала служебное оружие и кивнула напарнику. Тот обошел соседние двери, стуча и звоня по нескольку раз, пока не появилась внушительная дама с метлой в руке.

– Здравствуйте, мадам, жандармерия, – автоматически представился Борис. – Вы знакомы с человеком, который живет здесь?

Он ткнул пальцем в направлении квартиры Колина Вассарда.

Она только робко пожала плечами.

– Господин Вассард! – снова прокричала Эмма еще громче. – Если вы не откроете, мы будем вынуждены взломать дверь!

Выждав еще минуту в тягостной тишине, Эмма, которую адреналин делал нетерпеливой, нагнулась и взялась за портативный таран, который они принесли с собой.

– Подожди! Нам нужен еще один понятой.

Рыжая красавица прекрасно знала правила, но, поскольку уже была на взводе, что-то раздраженно буркнула чисто по-мужски.

Павловски исчез в глубине коридора и вернулся через несколько минут вместе с пожилым мужчиной, которому явно было тяжело передвигаться.

Теперь, когда пара понятых у них была, Эмма, выкрикнув последнее предупреждение и не дождавшись ответа, выбила дверь.

С оружием наготове Борис с напарницей зашли внутрь квартиры того, чье имя вместе с тремя другими, выведенными дрожащим почерком, значилось в таинственном списке.

4

Борис и Эмма уехали уже больше часа назад, и Максим не мог усидеть на месте. Ему было велено привести в порядок старые бумаги – детское наказание в духе дедовщины, через которую он прошел в армии, когда был новобранцем. Он бы предпочел, чтобы его отправили чистить сортиры: по крайней мере, он бы оказался в средоточии самых низменных отправлений представителей своего вида.

Кубик Рубика занял его на несколько минут – он уже несколько раз его собрал, – но, глядя на суету коллег, он ощутил, что ему не терпится действовать.

Все прилипли к мониторам или к телефону. Никто не заметил, как он встал и направился к камерам предварительного заключения.

Если человеку, зашедшему впервые в здание бригады, оно могло показаться суровым, то это впечатление лишь усиливалось в отсеке для задержанных: бетонные стены не придавали тепла обстановке, а в конце мрачного, скудно освещенного коридора, как завершающий картину штрих, располагался «холодильник».

Шаги Максима отдавались гулким эхом от тяжелых металлических дверей; у последней он притормозил.

Медленно отодвинул заслонку глазка и приблизил лицо.

Незнакомец свернулся в клубок в центре камеры и никак не отреагировал. Но Максим с его обострившимся чутьем заметил слегка участившееся дыхание. Человек явно понял, что за ним наблюдают. В обычных обстоятельствах Максим мог различить в запахе пота ничтожные изменения, выдающие стресс или, чаще, страх. Он прижал нос к зазору в маленьком окошке, но пот, выделяемый апокринными железами^[6] подозреваемого, был таким насыщенным, что любые попытки его проанализировать терпели крах. Этот тип наверняка не мылся уже несколько дней.

Эмма была права: скорее всего, это нарик, который в вызванном ломкой бреду вообразил, будто совершил убийства, чтобы кто-то обратил на него внимание и пришел на помощь. Однако интуиция подсказывала молодому человеку, что тут кроется что-то еще.

Если признания незнакомца – игра воображения, зачем же он зашел в этой игре так далеко, что сочинил список из четырех жертв? Слишком конкретный – не похоже на простое вранье.

Максим несколько долгих минут рассматривал подозреваемого. Ему бы так хотелось усесться напротив и задать несколько вопросов. С тех пор как он получил диплом по синергологии, любой, даже самый короткий разговор с жертвой, любой диалог или мимолетный жест воспринимались им совсем не так, как раньше. Он переориентировал вопросы, ловил мельчайшие реакции и анализировал каждое движение лицевых мышц или рук. Дьявол скрывается в деталях, даже самых незначительных. Однажды, принимая обычные свидетельские показания молодой женщины, чей муж разбился на мотоцикле, он заметил, что она слегка вздергивает правую бровь, стоило ей заговорить о погибшем супруге. На словах она описывала мужа как человека любящего и внимательного, в то время как невербальные знаки свидетельствовали об обратном. Ее речь не согласовывалась с тем, что она на самом деле думала. Максим решил разобраться и сфокусировал вопросы на поведении мужа. Всего через несколько минут несчастная вдова расплакалась и призналась, что благоверный ее бил.

Дьявол скрывается в деталях.

– Тебе холодно? Хочешь одеяло?

Голос жандарма разнесся в тишине «холодильника». Незнакомец забормотал что-то нечленораздельное. Жандарм напряг слух и понял.

– Я их всех убил, я их всех убил…

Казалось, бедолага беспрерывно повторяет эту фразу, как зловещую мантру, точно попал в адскую петлю, единственный выход из которой – смерть.

Ничего он тут не добьется. Тем более что его отстранили от расследования, а предполагаемый преступник валяется, как бомж, на ледяном цементе камеры. Максиму придется с этим смириться: тогдашний нервный срыв здорово ему навредил, теперь предстоит заново завоевывать всеобщее доверие, прежде чем он полностью вольется в работу бригады. Самым трудным будет грядущее столкновение с Ассией…

Дверь, ведущая в отсек камер, хлопнула с грохотом, от которого он вздрогнул. К нему быстро приближалась массивная тень. Это был Борис, уже издалека испепелявший Максима взглядом.

– Ты что здесь забыл? – рявкнул Павловски.

Максима поймали с поличным – можно сказать, схватили за руку в чужой сумке. Он стоял в конце безликого коридора, возле камеры с единственным задержанным. Никакие объяснения не сработают. Павловски сразу же заметил, что заслонка глазка отодвинута, и нахмурился.

– Тебе здесь делать нечего, Монсо!

Тот потупился и попытался молча исчезнуть, но на шум из кабинета вышла Ассия и теперь стояла в дверном проеме, широко расставив ноги, как Цербер, преграждающий дорогу в Аид.

– Что здесь происходит?

Сознательно избегая встречаться взглядом с Максимом, она обратилась к старшему по званию.

Борис пожал плечами и заявил самым спокойным голосом:

– Ничего, лейтенант, это наш задержанный бузит, – солгал он.

Максим застыл, опустив голову. Ларше выдержала паузу и спросила:

– Что дал обыск?

Светловолосый жандарм подошел ближе; Максим оказался зажат между ними как в тисках.

– Эксперты уже на месте и проводят осмотр: думаю, через несколько часов мы будем знать больше; на данный момент ничего нового. Квартира была практически пуста.

– Я только что говорила с заместителем прокурора, – сказала она. – Он приедет. Постарайтесь хоть что-то выжать из нашего подозреваемого или ускорьте поиск убедительных улик; чувствую, что это дело передадут полиции^[7], если у нас к тому моменту ничего не будет.

Она развернулась и исчезла.

В ледяном молчании Борис обогнул коллегу и, поскольку коридор был слишком узким, чтобы они могли идти рядом, не натыкаясь друг на друга, слегка его толкнул. Отошел на несколько метров, потом развернулся и уставил на Максима обвиняющий палец.

– Не торчи здесь, понятно? – сухо бросил он.

Максим коротко кивнул в ответ и подождал, пока Павловски дойдет до кабинета, прежде чем решился двинуться с места.

Он по-прежнему задавался вопросом, почему младший лейтенант не разоблачил его перед начальницей. Может, зафиксировал его промах в уголке памяти, чтобы позже нанести ответный удар?