И эта побитая жизнью сволочь изыскала и средства, и возможности. Он доказал в суде, что является наследником Прасковьи Михайловны. Сделку по земле признали недействительной. Компания вернула деньги Морозову плюс выплатила неустойку, оговоренную в контракте. Стройматериалы с участка исчезли, зато появились проблемы у Серафимы.

– Ты надоумила его сделать тест и вырыть бабку? – шипел почти каждым вечером Морозов, названивая ей. – Ты! Не отказывайся, я знаю – ты! Он мне признался. Ты виновата в моих проблемах. И ты, сучка белобрысая, за это ответишь…

Серафима сменила сим-карту в мобильном. Ее не приглашали к телефону на работе, когда кто-то ее спрашивал. Но Морозов ухитрялся каким-то образом просачиваться и напоминать о себе. А потом…

– Спишь, сучка?

Он все же узнал ее новый номер мобильного и позвонил за два дня до аварии, она как раз принимала ванну и ждала Толика.

– Что вы хотели? – Серафима резко села в ванне, расплескав воду на пол.

– Хотел сказать тебе, что я все же выкупил участок у зэка. Зачем он ему? И отдал даже дешевле, чем прежде, когда заключал сделку с представителями власти поселка и с вами. Так что я не внакладе.

– Рада за вас, Игнат Семенович, – совершенно серьезно отреагировала она. – Надеюсь, вы понимаете, что предвидеть данную ситуацию было невозможно.

– Согласен. Никто не может знать, где всплывет незаконнорожденное чадо. Но… – Морозов делано вздохнул. – Но ты помогла ему. Надоумила его.

– Он мог получить консультацию в любой занюханной юридической конторке, Игнат Семенович.

– Да, мог. Но получил эту консультацию от тебя. И это стоило мне нервов. И за это я с тебя спрошу.

– Как?! – опешила Серафима.

– Еще не решил, но ты бойся и готовься к расплате.

Последние его слова прозвучали напыщенно. Она даже улыбнулась. Не поверила угрозам. И сказала Морозову, что весь разговор записывала. А она записывала! Угрозы и раньше случались. И она всегда была готова.

А через два дня попала в аварию. До сих пор не может успокоиться, с ужасом вспоминая, как летел из проулка на красный сигнал светофора огромный грузовик прямо на маршрутку. Удар, крики, стоны, чья-то кровь на ней, боль в голове и ноге.

– Это он! Точно Морозов подстроил все это! – тряслась она всем телом в крепких руках Толика. – Он обещал мне отомстить. Он это сделал!

– Ага, конечно, – хмыкал недоверчиво Толик. – А заодно подверг опасности и еще несколько человек, да? Он не был уверен, что ты пострадаешь. Он бы сделал иначе.

– А сделал именно так! – плакала она, удрав из больницы.

– Глупо и неэффективно, – возразил Толик и приказал ей взять себя в руки. – Если тебе станет легче, Симон, пойди и заяви в полицию.

– И что я им скажу? – хныкала Серафима.

– У тебя сохранилась запись телефонного разговора с Морозовым, – напомнил Толик. – Можешь предъявить ее. Там конкретные угрозы с его стороны в твой адрес…

Сейчас, рассматривая провисший угол натяжного потолка, Серафима соображала: пойти ей в полицию или нет? С одной стороны, у нее есть доказательства угроз Морозова. А с другой стороны, вдруг это просто треп, игра на нервах? А она подставит уважаемого бизнесмена. Во второй раз подставит!

Пусть все идет как идет, решила она через полчаса, проведя их в размышлениях. Выбралась из кровати, приняла душ, надела любимый халат и пошла на кухню. Ей вдруг захотелось поесть. Все равно что, но поесть.

В холодильнике нашлись сыр, масло, хлеб в вакууме. Серафима приготовила три сэндвича, сварила себе большую порцию какао. Села за стол. И только собралась поесть, как в домофон позвонили.

Почему-то она шла к входной двери на цыпочках. И придирчиво рассматривала женщину, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у подъездной двери. Высокая, худощавая, тщательно причесанная, в темной блузке без рукавов и серых джинсах. На вид ей можно было дать как двадцать пять лет, так и на десять лет больше. И она точно не была ей знакома.

– Вы кто? – задала вопрос Серафима.

– Майор полиции Борина. – Дама приложила к камере развернутое удостоверение. – Есть вопросы по аварии, в которую вы попали. Поговорим? Я не задержу вас надолго.

Начинается! Сима закусила нижнюю губу, которая вдруг начала дрожать.

– Входите, – нажала она кнопку на домофоне.

Через четыре минуты майор Борина вошла к ней в прихожую. С чего-то не захотела пройти, глянула на часы и сослалась на занятость.

– У меня буквально несколько вопросов. Это не займет много времени. Сотрудники ДПС с вами уже говорили. Протоколы я читала. У меня к вам разговор скорее не о вас, – порадовала Борина. Достала телефон, открыла чье-то фото. – А вот об этой девушке. Она вам знакома?

Фото было из паспорта Анны Листовой.

– Да. Я ее знаю. Она какое-то время работала в нашей компании. Но недолго. Ей не понравилась сама специфика, и она ушла. Раньше мы все время ездили с ней на этой маршрутке. Она садилась раньше. Не знаю, где именно. Никогда не спрашивала. Потом, когда она уволилась, ездить со мной на этой маршрутке перестала. И в то утро вдруг опять. Спрашиваю: Ань, снова к нам?

– Как, вы сказали, ее зовут?

– Аня… Листова Аня. По отчеству не помню. Это надо в кадрах у нас узнавать. А в чем дело, товарищ майор?

– Ее убили минувшей ночью в больнице. Задушили подушкой, – безо всяких вступлений, не щадя ее нервы, ответила Борина. – Но убили ее как Веру Вострикову. Паспорт при ней был именно на Веру Васильевну Вострикову. И у меня к вам вопрос: вы ничего не перепутали?

Глава 6

Маша так вымоталась за минувший день, что смотреть на ужимки Васи Яшкина просто не могла. Сил не осталось. Она бы с удовольствием надавала пинков этому жеманному пижону, но прав не имела. При исполнении находилась. Да еще до тошноты предупредительный капитан Игнатов на нервы действовал. Увязался за ней в конце дня, наврав, что ему по дороге. А то она не знала, где он живет!

– Я просто не хочу оставлять вас одну, товарищ майор, – сознался он, когда она поймала его на вранье.

Маша покосилась на него и промолчала. Он, конечно, силен и троих матерых преступников махом уложить сможет, но Вася…

Ну какой из него преступник? Парень, по ее мнению, собственной тени боялся. Всячески пытаясь это скрыть под масками вежливости и дружелюбия, он лишь сильнее обнажал свою сущность. Маша, во всяком случае, чувствовала это очень остро. У нее был нюх на всякие скверные проявления душ человеческих, со слов подполковника Галкина. Преступные наклонности, по его мнению, Маша улавливала сразу.

Так вот, что касалось Васи…

Он вряд ли когда-либо в жизни убил даже лягушку, но это не значило, что по трусости и слабости он не смог бы убить человека. Если бы обстоятельства приперли его сильно, он бы мог это сделать.

Так она размышляла, наблюдая за тем, как Вася Яшкин накрывает им стол. Они, конечно, отказывались. Убеждали, что не стоит. Но он не послушался. И нарезал сыра с колбасой, выложил на тарелку хлеб для тостов, порезав его на треугольники. Вскипятил воду, заварил чай. Поставил красивую посуду. За это ему Маша была тайно благодарна. Красивую посуду она любила.

– Вы один тут живете? – спросил Денис, уже приступив к бутербродам.

– Да. Отец подарил мне квартиру на совершеннолетие.

– Щедрый подарок, – похвалил родителя Васи Игнатов, хватаясь за чашку с чаем. – Хороший отец.

– Да. Я ему очень благодарен, – вежливо улыбнулся Вася, потихоньку вытирая пот со лба ладонью.

Маша заметила. И тут же задалась вопросом: чего это он потеет? В однокомнатной квартире, которую она, вопреки мнению Игнатова, сочла унылой, работал кондиционер. И было даже прохладно. А Вася потеет. Переживает? Боится?

– Василий, расскажите, что произошло тем утром, когда недалеко от вашей больницы произошла авария с маршруткой.

– А что произошло? Ничего особенного. Все штатно. Поступило четыре человека. Одна девушка ушла сразу после перевязки. Мужчину с травмами ребер отправили в травматологию. Женщину с сердечным приступом в кардиологию.

– Та девушка, которую убили ночью… Как ее звали по паспорту?

Маша наморщила лицо, словно пыталась вспомнить. И даже пальцами пощелкала, призывая Василия ей помочь.

Вася на помощь не пришел. Смотрел широкого открытыми пустыми глазами на них и молчал.

– Вострикова Вера Васильевна. Вспомнила! – сдалась она, не дождавшись подсказки. – Вы ее принимали?

– Да. Она сначала огрызалась. Не подпускала к себе. Выдумывала что-то… – Он густо покраснел. И нехотя добавил: – Говорит, не лапай меня. А мне оно надо!

Надо, надо! И еще как надо! Серафима Орлова стопроцентно уверена, что с этим медбратом что-то не то. Он ее откровенно лапал, осматривая. И ни о какой предвзятости речи не идет.

«Он чертов извращенец, – добавила она напоследок. – И Аня тоже его по рукам шлепнула».

Вася не признается никогда, что как-то не так использует свое служебное положение. И доказать это очень сложно.

– Что было потом? – поторопила она Васю, нехотя взяв с его тарелки кусочек сыра.

Не в ее правилах было угощаться в домах фигурантов уголовных дел. Но она вымоталась и даже кофе не попила ни разу.

– Потом она призналась, что ей очень худо, и попросила помочь добраться до смотровой. Туда вызвали доктора. Он ее осмотрел и велел готовить ее к операции. Но этим занимался уже другой персонал больницы.

Она это знала.

– Вы еще какое-то время находились в смотровой. Не врите мне, – резко остановила Маша Васю, когда он попытался отрицательно мотнуть головой. – Я видела записи с камер наблюдения.

– Господи! – выдохнул он с испугом. – Так и знал, что из-за этой сволочи у меня будут неприятности.

– О какой сволочи речь? – вытаращился на него Денис. – О погибшей девушке?

– О ней, – мотнул головой Василий, сделался мрачным, усаживаясь к столу между Машей и Денисом.

– И почему же она сволочь?

– Она… Она в прошлом мне едва жизнь не сломала. Спасибо отцу: понял все мгновенно и перевез меня сюда – в Москву.

– А до этого вы жили где?

Василий назвал какой-то городок, который и на карте не найти сто процентов.

– И я был с ней знаком. И даже ухаживал. А потом… – Он сжал ладони коленями, принялся раскачиваться вперед-назад. – А потом она пригласила меня на квартиру к какой-то своей родственнице. И возбудила до такой степени, что я… я облажался.

– Сколько же вам было лет на ту пору? – удивленно рассматривала крепкого парня Маша.

– Пятнадцать! – почти весело фыркнул Яшкин и глянул на Игнатова. – Вы меня можете понять, я думаю. Первый опыт, девочка, в которую я был влюблен. Я страшно волновался и… В общем, она принялась ржать. Обзывать меня. И тут из соседней комнаты вывалились ее подруги, которые, оказывается, наблюдали за всем. И начали водить хоровод вокруг меня с ржанием и всякими кричалками. В общем, не знаю, как я до дома добрался. Честно, не помню. Месяц, наверное, из дома не выходил. Больным притворялся. Отец потом заподозрил неладное и вызвал меня на откровенность. Я ему все рассказал. И он так меня поддержал! Он так мне помог! Он изменил мою жизнь. Мы переехали в Москву. Я поступил в хорошую школу. Обзавелся друзьями. Начал встречаться с девушками. Потом институт. Все в моей жизни хорошо. И…

– И тут вдруг, в один прекрасный день, вы обнаруживаете в приемном покое ту, что едва не сломала вам жизнь. И вы перепугались, – перебила его Маша, начав рассказывать свою историю, сложенную только что. – Вы перепугались, что она снова сотворит с вами что-то подобное, расскажет всем в больнице о вашем первом неудачном опыте, высмеет вас. Вы перепугались и убили ее.

Вася на какое-то время остолбенел, глядя на нее остановившимися глазами. А потом рассмеялся. Звонко. Искренне. Ошибиться Маша не могла. Это был легкий смех незапятнанной совести.