Она стояла перед кроватью, словно перед пропастью. Её тело будто окоченело, и даже дыхание стало поверхностным, сдержанным. Руки медленно поднялись к воротнику её кофты, а пальцы дрожали так, что, казалось, они не слушались её. Она попыталась глубоко вдохнуть, но воздух, наполнивший лёгкие, был тяжёлым, словно свинец.

Остальные участники молчали, напряжённо наблюдая за ней, хоть и пытались отводить взгляды. Эта сцена тяготила всех, даже тех, кто старался держаться хладнокровно.

Ольга сжала руки в кулаки, её ногти впивались в ладони, оставляя глубокие полумесяцы. Катя, закрыв рот ладонями, беззвучно плакала. Вадим стоял неподвижно, приковавшись глазами к полу, а лицо не выражало ничего. Лишь Артём, судорожно сжав зубы, смотрел на противоположную стену, избегая смотреть на происходящее.

Анна медленно стянула кофту через голову, и холод комнаты обжёг её кожу. Её худощавая фигура показалась обнажённой, хотя под кофтой была простая майка. Она прикусила губу, сдерживая слёзы, которые готовы были вот-вот хлынуть.

Её движения были осторожными, почти механическими, как будто она пыталась защитить себя от невидимого взгляда. Каждый её жест казался осознанным, но в этом не было ни грации, ни уверенности – только подавленное стыдливое отчаяние.

– Не смотри на меня, – почти беззвучно прошептала она, повернув голову к Игорю. Её голос был настолько слабым, что его мог услышать только он.

Игорь отвёл взгляд. Он сам едва сдерживал дрожь, но его лицо оставалось внешне спокойным. У него возникло желание сказать что-нибудь, но он понимал, что любые слова сейчас будут лишними.

Вместо этого он сделал шаг назад, оставляя ей пространство. Она заметила этот жест, и в её взгляде мелькнула искра благодарности, быстро сменившаяся новой волной стыда.

Её руки снова потянулись вниз, к поясу брюк. Пальцы замерли на молнии, и она задержала дыхание, будто собиралась прыгнуть в ледяную воду. Время, казалось, замедлилось, а каждый её вдох и выдох был отчётливо слышен в гнетущей тишине. Наконец, она расстегнула молнию, и ткань брюк бесшумно скользнула вниз, обнажая худые ноги.

Она стояла, опустив голову, не смея посмотреть на остальных. Её волосы падали на лицо, скрывая выражение, но по её сжатым губам и подрагивающим плечам было ясно: это был предел. Всё, что она могла сделать.

Игорь тоже начал раздеваться. Его движения были быстрее, лишённые этой стыдливости, которая буквально обволакивала Анну. Он расстегнул рубашку, стараясь не обращать внимания на окружающих. Ткань соскользнула с его плеч, обнажая натренированное, хотя и слегка сутулое тело. Его лицо оставалось сосредоточенным, но в напряжении его рук и резкости движений читалось внутреннее неприятие происходящего.

Сняв с себя брюки, он на мгновение замер. Его взгляд случайно пересёкся с глазами Ольги, которая всё-таки подняла голову. Это было лишь мгновение, но в нём прозвучало больше слов, чем они могли бы сказать друг другу: горечь, стыд, презрение, страх. Она отвернулась первой, снова упираясь взглядом в пустоту.

Анна продолжала стоять неподвижно. Её дыхание стало чуть чаще, а лицо раскраснелось от смущения. Она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от обжигающего взгляда невидимого наблюдателя, который следил за ними через камеры.

Игорь посмотрел на неё: его брови слегка сдвинулись, но он ничего не сказал. Он хотел подойти ближе, ободрить её, но не знал, как это сделать, чтобы не усугубить её страдания.

– Мы справимся, – тихо произнёс он, но его голос звучал так, будто он произносил это только для себя.

Комната погрузилась в тягостное молчание, столь плотное и вязкое, что даже воздух отказывался двигаться. Участники стояли неподвижно, словно вкопанные, лишь их затенённые лица и сгорбленные силуэты были свидетелями происходящего. Их взгляды то и дело опускались к полу, как будто таким образом можно было избежать осознания реальности.

Анна лежала на краю кровати, невольно напрягаясь, словно каждый мускул сопротивлялся. Она старалась дышать глубже, но каждый вдох отдавался резкой болью внутри.

Её глаза были закрыты, словно это могло хоть как-то защитить от того, что происходило вокруг. Девушка пыталась сосредоточиться на чём-то другом, где-то далеко от этой комнаты, от этих людей, от самого себя.

Но Игорь был рядом. Его механические движения были лишены какой-либо чувственности, даже человечности. Он тоже отводил мысли куда-то прочь, стараясь не замечать происходящего.

Его лицо оставалось бесстрастным, но напряжение в сжатых губах и сведённых бровях выдавали глубокий внутренний конфликт. Это было не простое подчинение – это было разрушение всего, что связывало его с человеческим достоинством.

Каждое их движение, каждый едва слышный звук отдавались в стенах комнаты, которые, казалось, впитывали эти удары молчаливого унижения. Никто не осмеливался заговорить, даже вздох казался запретным.

Участники, стоящие по кругу, старались не смотреть, но ощущали происходящее всем своим существом, словно это касалось каждого из них. Их собственное бессилие стало невидимым, но тяжёлым грузом, который они не могли сбросить.

Катя прикрыла глаза рукой, а её плечи дрожали. Она не могла вынести этой тишины, этого ощущения неизбежности, но и сделать что-то, чтобы прекратить это, было невозможно. Её беззвучные рыдания смешивались с всхлипами Анны, но никто не пытался её успокоить.

Артем смотрел на это с робостью и волнением.

Вадим, циничный юрист, наблюдал за происходящим с холодной отстраненностью. Его глаза были устремлены на Игоря и Анну, но выражение его лица было трудно прочесть.

В его взгляде что—то промелькнуло, возможно, любопытство, а возможно, и мрачное удовлетворение от вида страданий других. Что бы это ни было, оно исчезло в одно мгновение, сменившись той же маской безразличия, которую он носил как вторую кожу.

Ольга стояла неподвижно, прижав руки к бокам. Она наблюдала за разворачивающейся сценой со смесью ужаса и ярости, резко и прерывисто дыша. Ее взгляд метнулся от Игоря и Анны к камере, как будто она могла усилием воли остановить это безумие. Но она знала, как и все они, что здесь не было ни спасения, ни пощады.

Кровать тихо поскрипывала под их движениями пока симфония отчаянной и нежеланной близости разыгрывалась помимо их воли. Комната сжималась все больше, стены сдвигались, а воздух с каждым мгновением становился все тяжелее.

Ольга стиснула зубы, ее тело дрожало от едва сдерживаемого гнева. Ей хотелось закричать, наброситься хоть на кого-нибудь, дать отпор этой несправедливости. Но она знала, что лучше этого не делать. Она на собственном горьком опыте убедилась, что сопротивление бесполезно, что с их похитителями шутки плохи. Она оглядела комнату, встречаясь взглядом с остальными, каждый из которых был отражением ее собственного смятения.

Лицо Кати было залито слезами, глаза опухли и покраснели. Она пыталась отвести взгляд, но ее взгляд то и дело возвращался к кровати, к телу Анны, извивающейся под Игорем.

И вот, наступила кульминация. Анна вздрогнула, её дыхание стало резким и прерывистым, словно она только что вынырнула из-под воды, а вздохи обрели громкость.

Её тело напряглось, а затем обмякло, как будто силы окончательно покинули её. Игорь, напротив, остался неподвижен, лишь его дыхание стало чуть тяжелее. Его лицо оставалось бесстрастным, как у человека, которому пришлось переступить через грань, на которую он никогда не хотел попадать.

Голос раздался вновь, нарушая тяжёлое молчание.

– Оргазм зафиксирован. Задание выполнено.

Эти слова, произнесённые с пугающей нейтральностью, разрезали пространство, как нож. Анна не выдержала. Её лицо исказилось от боли, и она разрыдалась. Эти рыдания были не слезами, а пронзительным криком её души, загнанной в угол, лишённой защиты, униженной до предела. Она прижала руки к лицу, пытаясь спрятать себя, своё отчаяние от взглядов, которые всё равно не могли её по-настоящему видеть.

Игорь медленно отстранился движениями человека, идущего по тонкому льду. Он опустил взгляд, не решаясь смотреть ни на неё, ни на кого из тех, кто стоял вокруг. Ему было не до слов, которые могли бы объяснить или оправдать произошедшее. Он просто сел на край кровати, опустив голову, и тихо выдохнул, как будто этот выдох был единственным, что он мог себе позволить.

Рыдая, Анна с трудом приподнялась на локтях, словно собираясь встать, но её руки дрожали так сильно, что она вновь опустилась обратно. В её груди что-то разрывалось, и этот внутренний разлом выливался в безудержные слёзы, которые она больше не могла сдерживать.

Она закрыла лицо ладонями, её пальцы вцепились в кожу, оставляя на щеках красные следы. Тело содрогалось в рваном ритме, как разбитая кукла, которую пытались собрать, но всё снова распадалось на части. Её рыдания были полны горечи, стыда, боли – настолько сильных, что эти эмоции затопили для неё и всех остальных всё пространство вокруг. Даже воздух в комнате стал плотным и тяжёлым, напоминая о пережитом унижении.

– Я… не могу… – прошептала она, но слова утонули в рыданиях. Голос у неё был тонким, почти детским, и эта беспомощность делала её страдания ещё невыносимее для окружающих.

Игорь сел на край кровати, стараясь держаться прямо. Его взгляд был устремлён в одну точку на полу, и отрешённость его выражения казалась пугающей. Он сидел неподвижно, словно превратился в статую. Только сжатые руки выдавали напряжение, скрывающееся под внешним спокойствием. Ему хотелось сказать что-то – хоть одно слово, которое могло бы уменьшить её страдания, но в голове стояла пустота.

Он бросил быстрый взгляд на Анну. Она тряслась, словно от холода, но он знал, что это не просто дрожь. Это была истерика: её тело больше не могло сдерживать накатившую бурю. Волосы девушки прилипли к влажному от слёз лицу, а пальцы всё ещё судорожно вцеплялись в простыню. Она пыталась справиться, собрать себя, но каждый новый всхлип будто разбивал её на ещё большее количество осколков.

– Хватит… – тихо сказал Игорь, однако его голос прозвучал так, будто он обращался не к ней, а к себе. Он знал, что её невозможно остановить, невозможно вернуть к спокойствию, но он больше не мог выдерживать эту тишину, прорезанную её рыданиями.

Анна не услышала его. Она прижала ладони к вискам, сжав голову, будто пытаясь вытащить из неё мысли, которые стали слишком невыносимыми. Её тело содрогалось всё сильнее, дыхание становилось резким, сбивчивым. Она открыла рот, словно собиралась закричать, но из её горла вырвался только новый всхлип, полный отчаяния.

– Они нас… сломают, – прошептала она сквозь всхлипы. Её голос был едва слышен, но каждый звук отдавался болезненным эхом в комнате. – Они… уже сломали нас…

Игорь вздрогнул, услышав её слова. Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на вину, но он тут же отвёл взгляд. Он не мог смотреть на неё. Её боль была слишком яркой, слишком настоящей, и она вызывала в нём то, что он пытался заглушить – собственное чувство утраты.

Остальные участники молчали. Никто не пытался вмешаться, никто не сделал ни одного движения. Они стояли по кругу, как призраки, лишённые и силы, и воли. Катя снова закрыла лицо руками, и её плечи мелко подрагивали, выдавая плач.

Ольга сжала губы, но не смогла скрыть блеска в глазах, который, несомненно, демонстрировал остальным её подавленные слёзы. Вадим стоял чуть в стороне, его лицо было бесстрастным, но кулаки, стиснутые до побелевших костяшек, говорили о многом.

– Ты не одна, – сказал Игорь тихим, почти безжизненным голосом. Он положил руку на её плечо, но Анна вздрогнула и отстранилась. Её реакция была резкой, как у загнанного зверя.

– Не трогай меня! – выкрикнула она, её голос прозвучал резко, дрожа от эмоций. Она отодвинулась, обхватив себя руками, словно пыталась защититься. – Не смей… Ты не понимаешь…