– Соня, – и опять эти флешбеки бьют наотмашь прямиком в грудь. Владимир на нужном этаже без слов просит меня пропустить коллег и задержаться в фойе, осторожно касается тыльной стороны руки. – Еще раз приношу извинения за своего сына. Я надеюсь, что смогу загладить вину за подобный инцидент. Например, в субботу. Попрошу забронировать столик в «Мадриде»?

И еще один укол в сердце. Я рассказывала Владимиру о своей любви к Испании и ее кухне, но не упомянула, что это заслуга не страны, а, как выясняется… его сына.

– Да. Наверное. Я… пойду? – язык заплетается, мысли спутаны, я в полном раздрае.

Не реагирую на сарказм Владислава Юрьевича, того самого Трофименко, который сыплет намеками на мое привилегированное положение. Не отвечаю на простые вопросы о погоде водителю, который не раз возил меня на встречи с Владимиром и клиентами компании. Только на улице перед многоэтажным комплексом, где фирма снимает мне небольшую студию, поймав порыв холодного октябрьского ветра, я застываю в полушаге от ступеней, моргаю и сбрасываю мутную пелену прошлого, которая застилала мне глаза и туманила разум.

Хватит. Я достаточно страдала из-за него и по нему. Хватит.

Поднявшись к себе, я захожу в пустую квартиру, вешаю плащ на крючок и, разувшись, босиком иду на кухню. В холодильнике у меня оказывается так же пусто, как на душе и вокруг. Я всегда готовила себе лишь скромные ужины, потому что на завтрак мне хватало кофе и бутерброда, а во время перерыва обедала или в столовой для сотрудников, меню которой могли бы позавидовать многие местные рестораны, или с Владимиром. Я бы и сейчас просто перекусила творожным сыром со вчерашними гренками, но меня мутит от одного их вида. Так всегда. Мне всегда плохо от нервов. В такое время помогает лишь кислое и сладкое. Недолго думая, я отказываюсь от мысли о доставке и решаю прогуляться, проветрить голову. У меня как раз в семи минутах от дома супермаркет, поэтому я просто собираю волосы в низкий хвост, чтобы не испытывать собственное терпение, когда они спутаются на ветру, и, накинув куртку с капюшоном вместо делового тренча, спускаюсь вниз.

Пробивая продукты на кассе, я невольно улыбаюсь себе под нос – кефир, апельсины, орехи и малиновые кексы. Ассорти на любителя, но что поделать, если устрицам и высокой кухне я всегда предпочту что-то такое. И все же настроение у меня повышается. Потихоньку. На улице начинает темнеть – с каждым днем все раньше, но на обратном пути я все равно напеваю вслух услышанную из окна мимо проезжающего автомобиля песню и думаю о том, что, пока буду делать домашнюю работу, как называет ее Трофименко, вечно тыкая в мой возраст и сравнивая меня с недавней школьницей, поставлю на фоне какой-нибудь фильм или сериал из длинного списка желаний. Но спотыкаюсь и, запутавшись в ногах, едва не падаю, когда замечаю знакомую фигуру в кожанке на скамье у моего подъезда.

Это, конечно, не случайность. Руслан пришел ко мне.

Этот вроде бы небрежный жест – ладонью зачесать назад торчащие волосы цвета вороного крыла – красноречивее слов. Пусть я знакома с ним совсем недолго, но точно видела этот его взмах руки накануне моего отъезда из Испании. И не раз. Тогда мне казалось, что Руслан нервничал, переживал… а сейчас я понимаю, что, скорее всего, он был просто зол – я ведь не осталась отдыхать с ним дольше за его счет и улетела с девочками по своим билетам.

Возможно, он не наигрался и… Стоя в десяти шагах от него, я слышу, как он шумно затягивается сигаретой, будто хочет выкурить ее одной тягой дотла, и все мое раздражение и апатия по щелчку испаряются в воздухе. Я могла бы часами наблюдать, как он делает это – подносит сигарету к губам, втягивает ее ртом, облизывает кончиком языка. Почему-то даже курит он невероятно сексуально, а мне ведь совсем не нравится запах табака. Но год назад я так влюбилась в Руслана, так растворилась в нем, что тогда даже это не смущало меня.

В этом парне меня не смущало ничего. И это сыграло со мной злую шутку, потому что я превратила его в прекрасного принца в своей голове и ожидала соответствующих поступков. Но он был простым мажором, который любил красиво жить и развлекаться – вот и все. Ожидания не оправдались. Не нужно ждать от других людей слишком многого. Никогда.

Робко шагаю вперед, а по ощущениям падаю в бездну. Бесконечное. Чувство. Падения.

– Здравствуй, – произношу негромко, поравнявшись с ним. Хочу быть смелой. Хочу смотреть страху в глаза, но сердце предательски отзывается на его взгляд. Оно, черт бы его побрал, готово петь от любого его знака внимания, как будто не зашито-перешито уродливыми швами.

Руслан вскакивает с места и в один прыжок оказывается так близко, что я почти глотаю сигаретный дым, который он выдыхает в сторону от меня. Я уже и забыла, какой он высокий – когда нависает надо мной, это особенно чувствуется, хотя с моими ста семьюдесятью тремя сантиметрами немногие мужчины могут похвастаться чем-то подобным. Я помню, что он занимается баскетболом. И тут же припоминаю слова о том, что ростом он пошел в дедушку, потому что мама с папой у него обычные. Внезапно настигшее сравнение с Владимиром в моей голове сбивает боевой настрой.

О чем я вообще? Я не сумею противостоять Руслану. Только не ему.

– Какое, на хрен, здравствуй? Что ты забыла здесь? – рычит он на меня.

Я вспоминаю. Нечто похожее уже происходило с нами, когда он спустя время приехал в Омск и подловил меня у дома. Устроил скандал посреди двора и избил моего двоюродного брата, который был со мной. Требовал ответов, почему я игнорирую его звонки и сообщения, но я была настолько истощена и не в форме, что не сумела объяснить словами. Мне казалось, все очевидно. У нас не получилось. Нас больше не было. Возможно, нас и не было никогда.

– Я здесь живу, – отвечаю, понимая, что в таком его состоянии нормального разговора не получится. Этот торнадо снесет все на своем пути, не оставив в живых никого.

– Стоять! – он перехватывает меня за руку, когда я пытаюсь его обойти. Из-за резкого движения я роняю пакет на землю, а апельсины яркими пятнами рассыпаются по серому асфальту.

– Отпусти.

– Ты не уйдешь, пока я не позволю, – говорит медленно и с ударением на каждом слове покрасневшими от ветра губами. – Еще раз спрашиваю, что ты делаешь в городе?

– Мне больно, – огрызаюсь я, но все бесполезно. – Я работаю здесь. Стажируюсь! Отпусти меня, Руслан!

Он лишний раз моргает, когда произношу его имя, но продолжает наступать.

– Что ты, сука, делаешь с моим отцом? И я, блять, не поверю, что это все ебаное совпадение! Можешь даже не заливать мне!

Руслан дергает меня сильнее, тянет ближе, как будто так точно разглядит правду в моих глазах.

– Я ничего не знала…

– Не ври мне!

Я вздрагиваю от его тона, и теперь мне становится по-настоящему страшно. Его глаза горят. Голубой радужки даже не видно из-за огромных зрачков. Ноздри раздуты, плечи прыгают вверх на каждом вдохе, а дышит он рвано, будто со злостью выплевывает воздух в лицо. Что мне ему сказать, если он ничего не хочет слышать и все давно решил в своей голове?

– Да, я специально добилась работы в фирме твоего отца и соблазнила его, чтобы тебе было больно, – произношу холодно, пока пульс замедляется с каждым словом. Я медленно умираю изнутри. – Это ты хотел от меня услышать?

Я чуть наклоняю голову влево и даже выдавливаю из себя подобие улыбки. Секунда, две. Руслан не выдерживает и, схватив меня за воротник, тянет вверх так резко, что мне приходится встать на носочки.

– Ты, сука, не наигралась еще? Чтобы я не видел тебя ни рядом с моим отцом, ни рядом с домом, поняла? – он не кричит. Хуже. Он говорит это свистящим шепотом, от которого по спине бежит холодок.

– А то что? – я отчаянно шагаю в пекло, сжигая нас обоих. Теперь назад дороги точно нет.

– Ты не хочешь этого знать, поверь, – он брезгливо кривит губы и отпускает меня, одергивая руку, будто испачкался. Это все добивает. Как гвоздь в крышку или горсть земли, падающая сверху. Я отворачиваюсь, всхлипываю, плотно сжав губы, хватаю полупустой пакет, наплевав на апельсины, и спешу по ступеням к двери.

– Это не твое дело. Наша с Владимиром личная жизнь, – бросаю через плечо и дрожащими пальцами прикладываю магнит к замку.

Руслан не отвечает, и я почти успеваю выдохнуть, переступив порог. Вот только дверь за мной не закрывается, а меня толкают к стене и придавливают телом. Это он. Его запах. Его жар. Его руки на моих бедрах, а губы почти касаются моих.

– Ваша, блять, с Владимиром? Напомнить как ты стонала подо мной? Или тебе настолько похер с кем? – рушат все его слова, но мой ответ, какой бы он ни был, тонет в его жадном, причиняющем физическую боль поцелуе.

Глава 5

Руслан

Зря я узнал, где она живет, и приперся сюда. Этот поцелуй – большая ошибка. Гигантская. Не дебил, прекрасно это понимаю и все равно целую, потому что все, что связано с сукой-Соней, сильнее меня. Загонял себя на тренировке, после колотил грушу в зале – все бесполезно. Стоит ей оказаться рядом, мною овладевают инстинкты: животные и совершенно дикие, не поддающиеся контролю, своей силой затмевающие разум. Сегодня к ним добавляется еще и яростное желание ее наказать. За то, что снова появилась в моей жизни, за то, что имела наглость втянуть во все это дерьмо отца.

С каким, сука, апломбом она выдала эту ахинею про их отношения! Бесстыдная стерва.

Наша с Владимиром личная жизнь.

Только через мой труп у нее будет личная жизнь с моим отцом! Но сначала я докажу всем и ей в первую очередь, какая она лживая шлюха, готовая раздвинуть ноги перед любым, кто… Что? Предложит денег? Справедливости ради, от моих денег в Испании она отказывалась. Правда, это мог быть лишь хитрый ход, чтобы отвлечь внимание. И он ведь сработал – я таскался за ней, как обезумевший от любви болван, пока она не махнула белокурым хвостом и не сказала, что остаться со мной в Испании не сможет, даже если я оплачу все ее расходы. И потом, несмотря на раздражение и злость, часами висел с ней на телефоне, строчил сопливые сообщения, планировал поездку в ее блядский Омск. На телок других даже не смотрел, надеясь на новую встречу, пока все в моей жизни в один момент просто не пошло через жопу. Мама умерла, а Соня… А Соня нашла, с кем скоротать время, пока я не мог уделять ей достаточного внимания.

Воспоминания жгучей болью отзываются в груди, вызывая на языке противную горечь. Бесцеремонно толкнув Соню к стене, я вжимаю свое твердое тело в ее, такое стройное, и все же поразительно мягкое, женственное, почти идеальное, если забыть, какой гадине принадлежит. Пальцы в ее волосах, чтобы не смела отстранятся. Возбужденный от ненависти член – в ее живот. Она потрясенно распахивает губы, видимо, чтобы протестовать, а я тут же бросаюсь в атаку, проникая языком в горячий рот. Без спроса. Без разрешения. Беру ее, как раньше, на чистых эмоциях. На вкус она… как море, песок, как горячее солнце. Идеальная настолько, что в этот момент я еще сильнее ее ненавижу. Кладу ладонь ей на щеку, направляя так, чтобы удобнее было целовать. С маниакальным упорством проникаю в нее языком. Прикусываю и засасываю ее губы, дурея от всхлипов, которыми она сопровождает мои действия.

То пространство, которое еще осталось между нами, неожиданно сжимается до минимума, его пронзают невидимые провода, по которым от тела к телу идет ток. Коротит в мозгу. Искрами опаляет низ живота. Пульсирует в висках.

Как же дико снова прижиматься к ней, целовать, кусать, ощущать ее прерывистое дыхание, мелкую дрожь тела. Ведь я уже свыкся с мыслью, что это больше никогда не повторится. И я знаю, что должен как можно скорее разорвать контакт, но вместо этого лишь усиливаю нажим на ее рот. Вдавливаюсь в ее тело, будто хочу испепелить все то, что нас разделяет, будто хочу слиться с ней, отобрать ее тепло, ощутить кожей частые удары ее сердца, чтобы убедиться, что все это – по-настоящему, что это не фантомная боль, вырвавшаяся наружу из клетки, в которую я ее заточил, что это не фантазия, разбуженная алкоголем.