Что же касается нас с Игорем, то мне всё понравилось. Конечно, в первый раз у нас с ним тоже ничего не было, потому что я не такая, но я уж позаботилась, чтобы второй подготовительный и третий решающий наступили поскорее. Воспитанная книгами, я знала, что литературные героини с этим не затягивают, даже самые целомудренные не ломаются дольше трёхсот страниц. Я была в этом настолько уверена, что даже не консультировалась у подружек.

Представьте себе, теперь, с жизненным опытом, я узнала, что литературные барышни вообще-то на порядок более распущенны, чем их читательницы. В жизни никакой автор не спешит подложить принцессу под принца, но я жила как в сказке. Читала бы меньше – была бы целее.

Только не подумайте, что я о чём-то жалею. Мой Игорь сделал для меня очень многое, в чём я действительно нуждалась, и я безмерно благодарна ему за это. Он первым показал мне, что я… нормальная.

У всех, наверное, есть комплексы? Так вот, у меня их было, я уверена, больше всех, и откуда бы вы думали они начинались?

Тамара – ужасное бабкино имя, означающее финиковую пальму – эталон красоты.

Вот где??? В моей семье была целая куча тётушек с этим самым именем, и все похожие на свиноматок. Мне, нежному ребёнку, показывали их фото в семейном альбоме непременно со словами: «Смотри – это тётя Тамара, совсем как ты. Ты тоже Тамара, только маленькая». И я живо выстраивала логическую цепочку: кем, точнее, какой я стану, когда вырасту. Смешно? А мне-то в четыре годика было совсем не до смеху.

Хотите кое-чего ещё расскажу? Говорить о таком позволяют себе только взрослые женщины тридцать пять плюс, потому что им уже нечего терять. Я видела пару шуточек на эту тему в женском стендапе. Помню, как потом камера показала зал с красными от смущения мужиками. Я расскажу вам про сиськи.

Я страшно комплексовала насчёт своих сосков. Они ни за что не хотели аппетитно стоять, чего я от них очень ждала, ведь мне было невдомёк, что инстаграмовские образцы, к которым я стремилась, проходили тщательную подготовку перед каждой съёмкой. Нет, мои, конечно, тоже, уверенно твердели и оттопыривались от холода или, как вы уже догадались, от возбуждения, но в обычном своём сдутом состоянии напоминали куриную жопку. Да, я считала это ненормальным и даже прибегала к различным мерам принудительной фиксации. Ладно, это я, может быть, ещё и вырежу. Вдруг мои записки когда-нибудь опубликуют.

И вот в моей жизни появился Игорь, который сразу принялся поклоняться моему телу. Однажды он (будущий физрук!) прямо заявил, что мне категорически нельзя заниматься спортом, потому что это святотатство – пытаться улучшить абсолютный шедевр природы, ведь у меня всё на месте, бери и картину пиши. Может, он и написал бы, если бы умел и если бы напрочь не забывал о живописи и обо всём остальном не свете, когда видел меня обнажённой.

Давайте-ка я, пока помню, ещё вам расскажу, отчего это я, интересная третьекурсница, вдруг пошла сожительствовать с первым же встречным молодцем. Неужели мне у маменьки не жилось? Был такой случай…

Однажды я застала маму за телефонным разговором. Она сосредоточенно копалась в кошельке, доставала банковские карточки и диктовала кому-то в трубку то, чего нельзя. Когда я попыталась привлечь её внимание, мама сердито отмахнулась, дескать, не мешай, не видишь – разговор важный, а мошенникам (вы же тоже сразу поняли, что это они?) отвечала:

– Чиво? Код сейчас придёт? Ага. Хорошо, жду!

– Мама!

Но мама слушала не меня, и я не нашла ничего лучше, чем выбить телефон из её рук. Он пролетел через всю комнату, крепко ударился о стену, упал на пол, но не смолк.

– Кто с вами? – строго спросил мошенник. – Немедленно прекратите постороннее общение!

Затем у нас с мамой была схватка на ковре. Я держала её за ноги, пока она, вырываясь, ползла к телефону, из которого доносилось: «Код! Сообщите код!» Не знаю, как называется приём, с помощью которого я отбросила маму в противоположный конец комнаты, но я всё-таки первой добралась до телефона и обезвредила его.

Угадаете, что было дальше? Конечно, я оказалась во всём виноватой! И телефон сломала, и мать побила. Да и чего вдруг на меня нашло? Она ведь всего лишь хотела перевести деньги на безопасный счёт.

Я, конечно, бросилась объяснять и доказывать то, что нормальному человеку и так было бы понятно. Тщетно. Даже когда мама всё поняла, она не нашла в себе сил сознаться в собственной глупости. Так я стала в нашем доме нежелательным лицом.

– У-у! – встречала меня мама, а дальше следовало: «бандитка», «злодейка» или «на мать руку подняла».

Я приготовилась помаяться пару месяцев на правах падчерицы, пока маму не отпустит – столько по моему опыту длились её стандартные бойкоты, но это не понадобилось. Услышав мою историю, Игорь просто взял и перевёз меня к себе. Ну чем не принц?

Что ж, долго ли, коротко ли, а я написала свой первый пост на тему «Чем встречает школа», опубликовала и понесла показывать Игорю. Мой принц меня не дождался и спал, как милый кролик, который весь день размножался и устал. Конечно, я его растолкала и заставила читать.

– Это про нашу, что ли, школу?.. Х-ха!.. Это про тётю Лену, что ли?.. Х-ха!.. – Вот за это я его и люблю. Игорь дал мне ту самую реакцию, которую я ожидала. Однако было и кое-что ещё. Я прочла в его глазах сомнения по поводу этичности моей затеи. Ну что ж.

– Во-первых, там же не написано про какую-то конкретную школу. Во-вторых, вахтёрша уж точно никогда ничего не читает, кроме сканвордов. А, в-третьих, ей, может быть, и не помешало бы посмотреть на себя со стороны.

Игорь поспешно согласился со всеми моими аргументами и предложил поскорей отметить рождение нового блогера. Прямо как мой дедушка в деревне. Тот готов по любому поводу, будь то хоть день взятия Бастилии, поднимать рюмку, а Игорь – снимать трусы.

– А разве ты меня не репостнешь? – остановила я его.

Вообще-то у него, как у тренера, тысяча человек в подписчиках, и я на них рассчитывала. Но вместо охотного содействия мой принц вдруг понёс какую-то околесицу. Полный бред про формат и не формат. Я на него поднажала, и наконец он выдал, что на самом деле пост на тему «Чем встречает школа» мне следовало бы писать после завтрашнего утреннего дежурства. Дескать, вот где у меня будут впечатления так впечатления. Ладно, на первый раз я его простила, но завтра он уже не отвертится.

Утренний шмон

Галдящий хвост из учащихся всех возрастов свешивался с крыльца школы и стелился по ступеням. «А ведь мне, наверное, уже нужно быть внутри, чтобы их всех там встречать», – испугалась я и поскорей вклинилась в шумный поток. Не успела я пожалеть о том, что со мною нет Игоря, как бурлящая детская лавина внесла меня в двери.

Передо мной открылась поражающая воображение картина. Дети под звуки охрипшего гонга металлоискателя начинали отработанными движениями потрошить свои мешки со сменкой. Младшие как есть грохались на пол, даже не пытаясь притулиться куда-нибудь в укромном местечке, и стаскивали с себя уличную обувь. Те, что постарше, умудрялись переобуться на ходу, переступая через младших, которые, в свою очередь, уже поднимались, подхватывали пожитки и ломились на устрашающий кордон дежурных. Дежурные же осуществляли некую загадочную функцию, которую мне сейчас предстояло не только постичь, но и начать добросовестно исполнять.

Это действо напоминало кинохронику высадки в Нормандии, за исключением того, что лица штурмующих не выражали ни страданий, ни ярости. Я бы даже сказала, что кругом царила атмосфера веселья. Недружелюбная принимающая сторона тоже не демонстрировала ненависти к наступающим и встречала их с дежурной беззлобной грубостью:

– Какой класс? Пропуск? Сменка? Ну и иди домой за сменкой! – Впрочем, эти претензии касались лишь малых и слабых. Кто старше и больше – проходили сквозь кордон беспрепятственно.

Вдруг я сообразила, что меня сейчас неминуемо примут за школьницу, наорут и заставят переобуться. К счастью, в этот самый миг я увидела Хомякову, которая что-то внушала рослому парню из стана атакующих. Я прислушалась.

Речь шла о причёсках.

– Чтобы я больше не видела! Постригись! Ты на кого похож? На кого ты похож?

Парень угрюмо склонил голову, и его свисающие пряди скрывали лицо, на котором, я уверена, можно было бы прочесть что-то вроде: «Да хоть бы она уже отвязалась». И тут я поняла, на кого он похож. Его причёска один в один копировала хомяковскую. Поражённая этим открытием, я готова была расхохотаться, как вдруг Хомякова заметила меня и гаркнула так, что весь смех пропал:

– А ты почему никого не ловишь? Все без сменки!

Мне почему-то вспомнилась цитата из Толстого: «Про…али волка-то?!» и я машинально (когда же это во мне прекратится?) развернулась на сто восемьдесят и, как науськанная собака, кинулась хватать дичь.

– Где сменка? – налетела я на первого попавшегося малыша.

Кроха раскрыл рот, набрал воздуха и добросовестно залопотал что-то в свою защиту, однако его силёнок явно не хватало, чтобы перекричать царящий гам. Он терпеливо и беззвучно шевелил губами, а я всё ниже и ниже наклонялась к нему, пока не сложилась пополам. Ухом к его губам, а носом к собственным сапогам.

И тут меня озарило.

Да что ж я за тварь-то такая? Требую с ребёнка сменку, а сама хожу по школе в уличных сапожищах. Сегодня, слава богу, в сухих. Я выпрямилась, смахнула внезапно навернувшуюся слезу, протянула руку моему малышу и повела его через кордон. Под мою ответственность. Суровые дежурные молча расступились, напуганные моей решимостью. Сегодня они не дождались добычи, и ранец с ножками уверенно потопал к турникетам. Дальше сам. Поди, знает, как. В крайнем случае пройдёт пешком под планкой.

– Кто без формы – направляй ко мне! – услышала я обращённые ко мне слова Хомяковой, но даже не оглянулась. Я уже приметила новую душу, которую надо было спасать. Девочку. Сэкономлю время и не стану её ни о чём расспрашивать, потому что здесь ещё так много несчастных, которым нужна моя защита.

Думаю, я ясно уловила принцип утреннего дежурства и взяла на себя единственную роль, которую мне позволила совесть. Подобно Ирене Сендлеровой, рискуя быть разоблачённой, я брала на себя заботу о судьбах незнакомых мне детей и тихо переправляла их на безопасную сторону. Я вела их через границу, отстреливаясь глазами от хищных старшеклассников, которые чуть ли не облизывались в азарте на уличную обувь, забытые пропуски и неснятые шапки.

Час пик прошёл, и стало потише. Я сделала всё, что могла, переправив за рубеж несколько десятков школьников, но не почувствовала себя по-настоящему удовлетворённой. Понятное дело, ведь всё это время я боролась лишь с симптомами зла, но не с его причиной. Уйду, и маразм снова восторжествует, а такой итог меня не устроит.

Я подошла к Хомяковой и, обведя жестом окружающее пространство, храбро спросила:

– А для чего это всё?

Ответу Хомяковой позавидовал бы чемпион мира по лаконичности:

– Почётное дежурство.

– А зачем?

Как видите, я не собиралась отступать, но и Хомякова не собиралась размениваться на глупости. Она воздела к потолку палец и, не переставая следить за входящими, произнесла солидно и веско, чтобы поставить точку:

– Террористическая угроза.

Я предвидела такой поворот и заранее заготовила аргументы:

– А, по-моему, террористическая угроза – это дикая пробка на входе из учащихся, как коса на улице…

На это Хомякова лишь устало отмахнулась:

– Там уже не территория школы.

Я буквально задохнулась от такого цинизма. Неужели она сама не замечает, какой бред несёт? Полная решимости отстоять правду, я открыла рот, но Хомякова меня уже не слушала, потому что приметила школьника со щетиной как у Стэтхэма и скомандовала:

– Подойди! Ты почему не побрился?