Тимур скосил глаза на Женю. Она порозовела, красные пятна расцвели на щеках, и даже спина под блузой, сколько было видно, покраснела.

– Решено! – сказал директор и пришлепнул ладонью по столу, словно освобождаясь от груза. – Девочку в корпус у дворца, нашли свободное место. Это недалеко, метров триста.

Лейтенант встал, обернулся, подмигнул Жене.

– Ну а тебе, мальчик, – директор посмотрел на Тимура, – немножко подальше пройти придется. Там с местами проще.

Женя, которая уже стояла в дверях и собиралась выходить, внезапно остановилась.

– Нет, – решительно сказала, сжав кулаки. – Вместе приехали – в одном месте будем жить! Иначе нечестно!

– В самом деле, товарищ директор? – снова присел лейтенант. – Неужели нельзя найти еще одно, всего одно место?

– Можно, – покладисто сказал директор. – У девочек? Отправим вместе с ней, – он кивнул на Женю, – в корпус к девочкам?

– Я… – Тимур вскочил.

– Тише, тише, товарищи… – примирительно заговорил уполномоченный. – Не будем обижать парня. Он ведь тоже сын красного командира, капитана, танкиста.

(«Племянник!» – хотел было сказать Тимур, однако вовремя передумал. Инженер Гараев после Гражданской ни разу не надевал военную форму, но… но если в один лагерь с Женей поможет попасть не отец, а дядя Георгий – это же не обман, правда?)

Директор передернул плечами, скривился.

– Под вашу ответственность.

– Конечно, – согласился тот. – Под нашу. Мы не подведем, верно, Тимур?

Директор заскрипел пером, подал лейтенанту бумагу.

– Направление. Из дирекции налево и по аллее. Там вас встретят, я распоряжусь.

* * *

Из дирекции ребята вышли первыми. Женя прятала глаза, да и Тимуру было не по себе. Не будь Женя дочкой генерала, не видать им «Артека».

Но… Светило солнце, голубое небо проглядывало сквозь кроны кипарисов и магнолий, и впереди было полдня и почти все лето. Внизу шумело море, шуршала по гальке волна и слышались детские голоса.

– Прорвались, товарищ Женя, – сказал Тимур.

Женя молча наклонила голову.

Тут из дирекции появился лейтенант-сопровождающий, а следом уполномоченный. Они еще секунд десять говорили о чем-то на ходу, затем лейтенант коротко, по-военному кивнул, подхватил Женин чемодан, весело сказал:

– Не отстаем! – и зашагал по дорожке. Женя и Тимур почему-то замешкались и двинулись за ним, когда лейтенант отошел уже шагов на десять.

– Обождите немного, ребята, – кивнул им уполномоченный. – Догоните. А нет, так я вас до места доведу.

– Есть! – серьезно ответил Тимур.

– Не надо так официально, – поморщился уполномоченный. Вдруг как-то сразу стало видно, что он, в сущности, еще совсем молодой человек. – Называть меня можете… ну, пусть будет товарищ Андрей. Или даже просто Андрей: вы же на отдыхе, верно?

Женя посмотрела вслед уходящему лейтенанту. Тот шел быстро, уверенными длинными шагами. Шел не оглядываясь, рубил воздух левой рукой и, кажется, что-то говорил.

– Товарищу лейтенанту я все объяснил, он поймет и сердиться не станет, – сказал Андрей. – Я вам, ребята, вот что сказать хотел… В корпусе, где вас решили поселить, дети непростые… Не подумай ничего плохого, Тимур, – он, видимо, заметил, как изменилось Тимурово лицо, примирительно выставил ладони, – знакомьтесь, дружите, разговаривайте, у нас все равны. Как там: «За столом никто у нас не лишний»…

– «Нет у нас ни черных, ни цветных», – продолжил Тимур.

– Именно! Только помните, – товарищ Андрей посмотрел на них оценивающе, – родители их заняты очень, иногда дома не появляются неделями. Или месяцами.

– Мой папа тоже очень занят, – впервые заговорила Женя, – я его тоже редко вижу.

– Кажется, я все испортил, – развел руками уполномоченный. – Понимаете, ребята, это немножко не то. Они знают, что родители здесь, рядом, через дом или через два, за пять минут дойдешь, но… нельзя. Понимаете? Нельзя! Потом отец возвращается и слова сыну или дочке не скажет, мысли у него совсем о другом. Это давит. От этого характер портится, настроение тоже. Вот я о чем.

– Мы поняли, – сказала Женя. – Правда, Тимур? Мы пойдем?

– Пойдемте вместе.

Товарищ Андрей приобнял за плечи – Тимура левой рукой, Женю правой, чуть подтолкнул вперед. Голос его едва заметно изменился:

– Это, как в сказках говорят, присказка была. Теперь самое главное, – он замолк на миг. – Там странные дети есть. Это коминтерновцы. Их пытали, они очень слабые, им долго лечиться придется.

– С ними нельзя говорить? – прямо спросила Женя.

– Можно, – ответил товарищ Андрей. – Но старайтесь их без необходимости не беспокоить. Сами увидите. Хорошо? Да, и еще… – на лицо уполномоченного набежала тень. – Их охраняют. Конечно, враги потеряли их след, но на всякий случай… Впрочем, что я вам объясняю, все вы понимаете!

– Понимаем, – бесстрастно произнесла Женя.

– Понимаем, – эхом повторил Тимур и лишь в этот миг понял по-настоящему: так вот кого заметили шофер с лейтенантом снаружи, за оградой «Артека»! Вот о ком милиционер сказал, что они ходят там «еще с первой смены»…

– Ну и отлично, – сейчас голос Андрея звучал бодро и дружески. – Кстати, вон уже и корпус ваш показался. Ты, Женя, в правые двери, а ты, Тимур, в левые. Видите, вожатые встречают? Это вас.

* * *

– Вон, смотри – идет, идет, идет! – прошептала Марлена. Нет, Марлеста. Пора бы уже запомнить: просто пухленькая – это Марлена, а толстая – Марлеста. По ночам они храпели на всю палату, из-за этого Женя сперва поссорилась с обеими чуть ли не до драки, и у нее прямо язык чесался язвительно заметить, что первая тельце наела за двоих, Маркса и Ленина, а вторая, получается, за троих… Но, конечно, такое вслух было сказать нельзя. Ну и хорошо, потому что уже наутро они помирились.

Женя скосила глаза. Вот она, далеко впереди, на полдороге до моря, тень мраморной балюстрады, и вдоль нее медленно движется человеческая тень. Взрослая, мужская. Широкие плечи, чуть ли не вполовину расстояния между балясинами, и длинный, до земли, медицинский халат.

– Теперь видишь, что ничего я не выдумываю? – Марлеста обиженно надула губы.

– Вижу, – признала Женя. – Но ты не бойся: раз от него только тень, то мы для него оттуда вообще не тени. Ему даже наших пальцев на ногах не рассмотреть…

Словно в доказательство она независимо пошевелила этими пальцами. Правый мизинец был обмотан пластырем (сбила вчера, играя в футбол с мальчишками), а кроме пластыря на ней сейчас ничего не было. И на Марлесте. И на остальных девчонках. Кроме синюшных коминтерновок, от пяток до шеи завернутых в простыни – ну что поделать, им солнечные ванны, как видно, даже в тени веранды противопоказаны.

Одна из них как раз сейчас свесила с деревянной лежанки тонкую как веточка руку и что-то чертила пальцем на песке.

Старшая сестра, торопливо собирая Женю в «Артек», все сокрушалась, что купальник у нее только один, не новый и чуточку не по росту. Пришлось даже прикрикнуть: «Оля, мы с тобой не старорежимного полковника дочери, и если я кое-что за тобой донашиваю, то там у нас в отряде тоже будут не буржуйские дочки!» А вдруг оказалось, что и таким купальником похвастаться негде. Вообще-то обидно. Хотя оно вправду лишнее, если тут и отряды раздельные, и пляжи.

А вот лагерь все-таки один, удалось отстоять. Значит, и часы купания общие. То есть Тимур сейчас где-то там, на соседнем пляже, за высоким молом…

Сама не понимая отчего, она вдруг покраснела.

– Ну да, сейчас-то не рассмотреть, – протянула Марлеста, тоже краснея. – А вот как побежим купаться, так метров десять до воды он на нас таращиться сможет.

– Все равно ничего не рассмотрит, – отмахнулась Женя, – да и не будет он таращиться, что ты совсем?!

Она даже фыркнула: настолько нелепой представилась мысль, что санитар, опытный и пожилой, точно за тридцать, станет, будто мальчишка, подсматривать за прелестями пухлобокой пионерки. Да еще с такого расстояния, на котором ее от последней худышки не отличить. Для того, кто на веранде, они все будут словно кукольные фигурки: светленькие, загорелые… Или синеватые…

– Оттуда, может, и не рассмотрит… – продолжала бубнить Марлеста. – Но вот если с кем из баклажаночек припадок, он же к ним срочно должен… Даже они оба. Их там двое, ты еще не видела.

– С кем-кем?

– Ну с синенькими же! – толстушка мотнула головой в сторону коминтерновок. – Это ведь специально для них дежурство, я тебе рассказывала.

Действительно, рассказывала: с этого и начался их разговор о санитарах, которые дежурят на верхней террасе. Женя снова посмотрела туда, где желто-белую полосу пляжа пересекала тень далекой ограды. Но сейчас не было видно, что там ходит человек. Тем более двое.

Затем она перевела взгляд на тех, кого Марлеста назвала «баклажаночками». Их было пять, а еще одна девочка, Женя помнила, сегодня чувствовала себя так плохо, что осталась в палате, и с ней остались две медсестры. С теми, кто все-таки добрался до моря, медсестер и нянечек сейчас было больше, чем их самих, да еще две докторши, да еще специальная пионервожатая, которая к остальному отряду почти не приближалась… Как и сами девочки-коминтерновки. Мальчишки, что в отряде Тимура, помнится, тоже, а медиков и вожатых при них едва ли меньше.

Да, настрадались ребята… Надо будет все же постараться с ними поговорить, а то до сих пор что-то не получалось.

Они русский вообще знают? Даже это пока оставалось непонятным. Ну кто-то должен знать, хоть несколько слов.

– Зачем тут еще один санитар, тем более двое? – Женя пожала плечами. – Думаешь, этих не хватит?

Одна из медсестер как раз сейчас склонилась над ближайшей из синюшных девочек (той, которая чертила пальцем по песку) и, укоризненно покачав головой, что-то сказала ей, не разобрать, на каком языке. Та послушно втянула руку под простыню.

Женя присмотрелась к рисунку и вздрогнула. Это была словно бы работа настоящего взрослого художника: головогрудь и передние лапы паука – огромного, мохнатого, очень страшного, хотя весь он состоял из нескольких штрихов на влажном песке. Глаза у него были не паучьи, а точно бы лошадиные, полуприкрытые морщинистыми веками.

Но вздрогнула Женя, конечно, не от испуга, а увидев странное: медсестра торопливо и очень тщательно разравнивала песок сандалией, точно выполняя ответственную, наверно, даже опасную работу. Еще мгновение-другое, и от жуткого паучищи не осталось и следа.

Нога у медицинской сестры была мускулистая, как у спортсменки.

– Здесь-то хватит, – все так же уныло пробубнила Марлеста. Женя даже не сразу поняла, что та отвечает на ее вопрос, – а вот как повалится одна из них в обморок прямо в море, так он и прибежит!

– Да ладно тебе! – Женя вдруг разозлилась. – «Как» да «как» – у тебя тут не жизнь, а сплошное каканье! Все в порядке (она покровительственно хлопнула обиженно надувшуюся подружку по коленке): в море их тоже чуть ли не на руках сносят, забыла разве? А если и вправду что, то Клеопарда поможет!

Возразить на это было нечего: могучая Клеопарда, «девушка с двумя веслами», явно могла даже без чьей-то помощи вытащить из полосы прибоя хоть всех «синеньких» разом, упади они в обморок одновременно. Девочки невольно поискали ее глазами, и как раз вовремя: выпрямившись в лодке во весь рост, та замахала рукой старшей вожатой.

– Девочки, купаться! – вожатая немедленно поднесла к губам рупор.

Все вскочили и с визгом побежали к воде. Женя с Марлестой тоже, совершенно забыв о том, что обсуждали минуты и секунды назад: море было прекрасно, и жизнь была прекрасна, и…