Александр III скончался в возрасте 49 лет, когда Николаю было 26. Случилось то, чего он «боялся всю жизнь». В день смерти отца наследник в слезах говорил великому князю Александру Михайловичу: «Сандро, что я буду делать? Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами»^[12]. Великий князь Константин Константинович в своем дневнике 7 декабря 1894г. описывал разговор с Николаем: «Я спрашивал, слышал ли он советы от отца перед кончиной? Ники ответил, что отец ни разу не намекнул ему о предстоящих обязанностях»^[13]. Молодой император прекрасно осознавал, что бремя самодержца ему пока не по плечу.

В первые годы опорой Николаю стала мать, императрица Мария Федоровна. Они были очень близкими людьми, о чем говорит их обширная переписка. В начале царствования именно она была для него главным авторитетом и советником: ему требовался ее государственный опыт и особенно знание людей. Лучше всех это понимала сама императрица Мария Федоровна. В письме матери, королеве Дании Луизе, написанном сразу после смерти мужа, она с горечью констатировала: «Бедные дети, они ведь тоже в полном смятении, в особенности милый несчастный Ники, который еще так юн^[14] для того, чтобы начинать новую тяжелую жизнь»^[15].

Николай также надеялся и на помощь братьев отца, в первую очередь великих князей Владимира, Сергея, Алексея Александровичей. Однако уже в ближайшие годы стало ясно, что дяди думали подчас больше о своих интересах, пытаясь манипулировать неопытным племянником. Именно дяди настояли, чтобы после трагедии 18 мая 1896г. на Ходынском поле в Москве, когда во время народного праздника в ожидании царских подарков произошла страшная давка и погибло, только по официальным данным, 1389 человек и несколько сот получили увечья, Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной поехали на бал к французскому послу Монтебелло. «Конечно, мы были расстроены и совсем не в подобающем расположении духа! Ники и Аликс хотели уехать через полчаса, но милые дядюшки (Сергей и Владимир) умоляли их остаться, сказав, что это только сентиментальность („поменьше сентиментальности!“) и сделали скверное впечатление!» – написала в дневнике великая княгиня Ксения Александровна^[16]. «О, если б Государь был построже и потверже!» – восклицает великий князь Константин Константинович, осуждая дядей, шантажировавших Николая своей отставкой в случае назначения графа Палена главой комиссии по расследованию обстоятельств Ходынской трагедии, когда Николай за три дня трижды поменял свое решение. Пророческие выводы делал в эти дни великий князь Сергей Михайлович, слова которого записал в своем дневнике все тот же великий князь Константин Константинович: «К несчастию, он подчиняется последнему высказанному ему взгляду. Это свойство соглашаться с последним услышанным мнением, вероятно, будет усиливаться с годами. Как больно, и страшно, и опасно!»^[17] Потом многие современники в своих воспоминаниях будут писать об этом качестве императора.

В дневнике Николая II, спустя 11 дней после кончины Александра III, его будущая жена, уже принявшая православие Александра Федоровна, записала: «Неси свое бремя со стойким терпением и нерушимой надеждой»^[18]. Видя растерянность и нерешительность мужа, Аликс с первых дней приезда в Россию старалась придать ему уверенность в себе, напоминая, что он теперь властелин великой империи, «хозяин земли русской», как он потом написал о себе в переписном листе Первой всеобщей переписи в России 1897 г.

Николай II после похорон отца писал брату Георгию на Кавказ: «Господь дал мне нести и тяжелый крест; надежда на Его помощь и светлый пример незабвенного Папá помогут мне служить и трудиться на пользу и славу нашей дорогой родины! Свободного времени очень мало, всегда приходится читать доклады и принимать без конца! Что же делать?»^[19] С первых дней своего воцарения он воспринимал свою работу как «тяжелую участь». Молодая жена, понимая состояние духа мужа, не случайно написала в его дневнике: «Преврати работу в удовольствие, и тогда мир твой будет радостью»^[20]. Но это не помогло. Молодого императора пугала необходимость ежедневно принимать министров («доедают меня»), выступать в различных собраниях («был в страшных эмоциях»), и, главное, масштаб лежавшей на нем ответственности за решения.

Главной отрадой и счастьем его жизни стала Александра Федоровна: «… сокровище, которое я называю своею женою. Она и Мамá составляют мое утешение, мою надежду, мой покой! Что было бы без Аликс – подумать страшно!»^[21]. Здесь стоит остановиться на отношениях двух «утешений» Николая II – вдовствующей и молодой императриц, свекрови и невестки. Они не сложились с первых же лет. Николай сохранил за матерью, получившей титул вдовствующей императрицы, все ее прежние привилегии и должности, в том числе и право при всех официальных церемониях идти с ним первой, что сразу отодвигало молодую императрицу на второй план. «В сущности,– вспоминала много лет спустя единственная близкая подруга Александры Федоровны, ее фрейлина Анна Вырубова,– Мария Федоровна так никогда и не сошла со сцены, продолжая занимать первое место во всех торжественных случаях»^[22]. Понятно, что это не могло не задевать самолюбивую Аликс. В итоге «после целого ряда недоразумений отношения их, к сожалению, сделались только официальными и <…> между ними ничего не было родственного»^[23]. Однако главное было не в церемониях, хотя и они имели в то время немаловажное значение. Между двумя женщинами шло соперничество за степень влияния на их обожаемого Ники. Естественно, в этом нет ничего необычного – в той или иной степени подобная борьба происходит в любой семье. Но все дело в том, что это была семья российского самодержца, в руках которого сосредоточивалась огромная власть и от решений которого в значительной степени зависели судьбы не только Российской империи, но в какой-то мере и всего остального мира. И, как мы увидим далее, разлад в большой семье Романовых в определенной степени способствовал падению монархии в России.

Конфликтная ситуация усугублялась характером молодого императора. Он часто не имел собственного мнения по самым принципиальным вопросам и нередко попадал под чужое влияние. Мария Федоровна, как никто другой, знала и понимала характер своего сына. Во время разговора с С. Ю. Витте, который долгие годы был министром при Александре III, она говорила: «Вы хотите сказать, что государь не имеет характера императора – это верно, но ведь в случае чего-либо его заменит Миша… он имеет еще менее воли и характера»^[24].

Николай, будучи по своему складу человеком мягким и нерешительным, особенно в первые годы, нуждался в опекуне, наставнике. Сделать окончательный выбор между матерью и женой ему было необычайно трудно. Со стороны могло показаться, что мать навсегда сохранила власть над сыном. Как вспоминал брат Александры Федоровны, герцог Гессен-Дармштадтский Эрнст-Людвиг, «императрица Мария была типичной свекровью и императрицей. Должен сказать, что Аликс, с ее серьезным и твердым поведением, была нелегкой невесткой для такой честолюбивой свекрови… Ники, со своим тонким чувством такта, все время пытался найти какой-то modus vivendi^[25], но всякий раз не мог преодолеть железную волю своей матери»^[26]. Но на самом деле выбор был сделан: с течением времени влияние Аликс стало определяющим. Однако произошло это далеко не сразу.

В первые годы царствования последнее слово почти всегда оставалось за Марией Федоровной. Императрица-мать, несомненно, обладала политической интуицией и старалась помочь сыну в выборе кандидатов на ответственные государственные посты. Так, в 1903г. ей удалось не допустить отставки С. Ю. Витте с поста министра финансов, утвердить после убийства Плеве на пост министра внутренних дел кандидатуру П. Д. Святополк-Мирского. Осенью 1902г. она рьяно встала на защиту Финляндии, считая проводимую там Николаем II политику русификации неправильной и вредной для России. Особенно ее возмущали действия финляндского генерал-губернатора Н. И. Бобрикова, которые вызывали волнения в Финляндии. Она жестко потребовала от Николая его отставки. Мать обвиняла сына в том, что он этого «никогда не сделал бы по своей инициативе». «Если не скажу тебе правды я,– писала она Николаю,– то кто скажет?»^[27] Однако в этот раз Николай не послушал мать.

Наконец, нельзя не упомянуть и еще об одном назначении, в котором позиция Марии Федоровны сыграла едва ли не решающую роль,– с середины октября 1905г. ближайший сподвижник Александра III С. Ю. Витте стал главой Совета министров. «Это гениальный человек с ясной головой»,– писала Мария Федоровна сыну 16 октября 1905г.^[28] и просила на него положиться. После отставки Витте в 1906 г. влияние императрицы Марии Федоровны на политику сына стало стремительно падать, пока совершенно не сошло на нет. В их отношениях остались только почтение к матери и их взаимная любовь. Для Марии Федоровны он навсегда остался «бедным Ники». «Бедный мой сын», – так не раз писала она в письмах. «Твой бедный Ники», – отвечал он ей. Впрочем, таким же несчастным он был и для жены, подписывая свои письма «Твой бедный муженек» и получая в ответ «Мой бедный Ники».