Родился Хошаба в Ираке Персидском. В чудесном краю возле гор, благоухающем садами. Где-то совсем недалеко брали начало реки Тигр и Ефрат, подпирала небо гора Арарат, спасшая еще праотца Ноя. Книжные люди говорили, что здесь давным-давно был библейский рай. Те времена остались в преданиях, а теперь совсем рядом располагалась столица новых правителей страны монголов. Были они народом кочевым, с ними кочевала и столица. Сначала Мерага, потом Тебриз. Недалеко от тех мест, где жили родители мальчика, возвели чудесный загородный дворец с садами и пастбищами.

Отец Хошабы был христианином. Несторианцем. В державе ильхана Хулагу и его наследников они имели тогда большую силу. Все помнили, как ильхан после взятия Багдада отдал дворец халифа правоверных несторианскому патриарху. Немудрено. Мать ильхана была несторианкой, главная хатунь Докуз – тоже. Среди самих монголов было много их единоверцев. Даже гуляла тогда по свету легенда о царстве пресвитера Иоанна, сокрытом в глубинах Азии.

Сами кочевники были народом некнижным, в богословских тонкостях не разбирались, а потому в делах веры там рулили больше уйгуры. Один из них как раз в годы детства Хошабы стал по воле ильхана патриархом-католикосом под именем Мара Ябаллаха Третьего.

При таком положении дел несторианцы чувствовали себя при дворе хорошо. Отец мальчика заведовал доставкой рыбы в тот самый загородный дворец. Дело ответственное. Рыбу ловили в горных озерах и везли по жаре. Нужна была расторопность, добрые лошади на смену и запасы льда. Зато в доме был достаток, а сам мальчик на всю жизнь полюбил рыбу. Его сызмала отдали в книжное учение, благо недостатка во владеющих самой глубокой премудростью рядом не было. Нашли старика-единоверца, который, кроме принятого у них древнего сирийского языка, учил арабскому и персидскому.

Учение шло хорошо. Только одно беспокоило мудрого наставника. Мальчик слишком увлекался древностью. Ни богословие, ни право, никакие иные знания, приносившие пользу в жизни, не завораживали его так, как рассказы о делах минувших. Особенно влекли отрока древние тайны. Вот тогда и привез учитель из поездки в Марагу к своим ученым знакомым книгу Ибн Вахшия о тайнописи.

Называлась она «Тайные иероглифы и алфавиты». Даже сам вид ее поверг юного ученика в трепет. Помимо привычной арабской вязи здесь были нарисованы таинственные значки, неведомые буквы и загадочные картинки, имевшие скрытый смысл. Автор рассказывал о переводе с восьмидесяти девяти древних, частью уже забытых языков, описывал разные алфавиты. Особенное волнение вызывали иероглифы, которыми были написаны тексты египетских фараонов. Тех самых, о которых рассказывала Библия и которые казались почти сказкой, утонувшей в океане времен.

Даже сама нисба автора, указывавшая на его происхождение, учащала сердцебиение юного Хошабы. Ан-Набати. Набатеец. А еще прозвище аль-Касдани. Халдей. Ведь и сама их церковь называлась еще халдейской. Учитель рассказывал, что набатеи писали на том же сирийском языке, который некоторые считают арамейским. Древний язык. Времен Христа и апостолов. Мальчик не расставался с книгой, пока не выучил ее наизусть. Потом попросил у учителя еще что-нибудь написанное Ибн Вахшией. В Мерагу некогда по велению ильхана Хулагу свозили отовсюду ученых и книги. Тогда было время великих завоеваний, люди и города сгорали, как солома на ветру. Многим это решение хана спасло жизнь. И уберегло немало книжных сокровищ.

На этот раз учитель привез книгу Ибн Вахшии о ядах.

Годы спустя, когда Хошаба наберется опыта и знаний, станет лекарем и научится отличать истинное от ложного, он поймет, что это была скорее страшная сказка. Сам автор ссылался в ней на древние сочинения набатеев, переведенные им с сирийского языка. Кто все это выдумал, уже поди разберись. Сам Ибн Вахшия покинул наш мир четыре столетия назад. Прочитай эту книгу мальчик позже, может, она и не поразила его до такой степени. Хотя кто знает, не попади она в свое время ему в руки, может, он и лекарем бы не стал? Вся жизнь сложилась бы иначе?

Жаждущую необычного юную душу она потрясла до самого основания.

Там были рецепты самых страшных и необычных ядов. И противоядий, конечно. Но разве сравнится скучное описание лечения с леденящим сердце рассказом о действии бестелесных, невидимых и часто даже неосязаемых убийц, разящих без промаха и без разбора? Змеи, травы, ржавчина, металлы и соли, ослиный навоз и множество самых диковинных составляющих, о существовании которых даже не подозревает непосвященный, перемешивались, варились, выдерживались неделями в земле, печах, закупоренных сосудах. И обретали смертоносную силу.

Одними ядами напитывали летучие масла, чтобы убивать запахом, другие составляли так, чтобы они действовали не сразу и отравителя нельзя было заподозрить или он мог успеть скрыться. Какие-то должны были убить мгновенно, какие-то – вызывать длительные мучения. Словно из самого ада долетал с этих ветхих страниц дым его кипящих котлов.

После этого мальчик уже не мог думать ни о чем, кроме ядов.

Озадаченный рвением сына отец по совету учителя отвез его в Марагу, к знакомому алхимику, торговавшему снадобьями. Потом тот отправил способного юношу в Тебриз. Изучать медицину. Там при дворе собралось тогда множество самых известных ученых едва не со всего света. Ходили слухи, что ильханы хотели найти эликсир бессмертия и денег на это не жалели.

Никогда после Хошаба не видел в одном месте сразу столько умнейших людей и изощренных мошенников.

Между тем времена менялись.

Ильхан Газан принял ислам, а его младший брат Олджейту, крещенный некогда своей матерью именем Николай, в честь папы римского, в одночасье превратился в Махмуда. Стало понятно, что на первые роли при дворе теперь выйдут мусульмане, да и гонения на христиан лишь вопрос времени. Держаться в столице Хошабе было не за что. В ту пору как раз понадобился лекарь в отряд, направлявшийся в Хорасан. Там Хошаба попал ко двору одного эмира в Герате. Оттуда хотел добраться до Индии, но не уехал дальше Кабула. Торговал снадобьями на кандагарском базаре, был помощником у лекаря.

Мирной жизни в том пограничном крае не было уже много лет. Хошаба попал в плен к отряду, пришедшему из-за реки Джейхун. Оказался в Улусе Чагатая. Жил в Бухаре, Ходженте, Самарканде, Алмалыке. Там тоже началась грызня между христианами и мусульманами. Вот тогда он и пристал к каравану, идущему в Улус Джучи. В Сарай. Хошаба и раньше хотел податься в Хорезм, находившийся под властью сарайских ханов, но убоялся рассказов о зимних холодах. Теперь его согрели рассказы о том, что многие кочевники в степи держатся по старинке несторианской веры.

Это оказалось правдой. Хошаба прибился лекарем к ставке одного темника на севере, у самого края лесов. Жил в юрте. Слух в степи летит быстрее птицы – скоро слава о нем пошла далеко. Дело свое он знал, а соперников на двадцать дней пути было не сыскать. Платили хорошо, зазывали в гости. Однако годы брали свое. Жить в юрте непривычному человеку стало под старость тяжело. Вот и подался он в Сарай Богохранимый. Сторговал домик на окраине.

Прежние знакомцы из степи его не забывали. Заезжали, бывая в столице, покупали снадобья про запас. Бывало, даже передавали гостинцы через попутчиков.

В самом Сарае Хошаба подрабатывал редко. Пользовал приезжих с пристаней или продавал лекарства. Единоверцев здесь почти не было. Большинство разбежалось еще после смерти Тохты.

– Зато встретил здесь человека, знающего сирийский, – закончил рассказ лекарь, – да видно не в добрый час.

Злат, пропустивший уже было мимо ушей первые слова, насторожился:

– Случилось чего?

– Умер в одночасье. При очень странных обстоятельствах. Нашли мертвого в лавке. Так вот, вдова мне не дала его осмотреть. Да и сама жалобу не подала.

– Думаешь, отравили?

Лекарь только развел руками, словно показывая, что думать можно сколько угодно. Толку-то?

– Вдовушка потом на нашу улицу перебралась. Правда, со мной не зналась совсем. Так что ты думаешь? Ее потом тоже убили. В прошлом году.

– Так ты про Шамсинур говоришь? – вскинулся наиб. – А тот самый знакомый, что сирийский знал, покойный Зерубабель?

– Тесен мир, – только качнул головой лекарь. – Всегда найдутся общие знакомые. Впрочем, неудивительно, что Зерубабель был тебе хорошо известен. Водился он с самыми темными людьми. К ядам и всяким снадобьям дурманящим большой интерес проявлял. Потому я с ним старался общаться поменьше.

– А откуда он ваш сирийский знал?

– Набатеем был. Откуда родом, не знаю, но похоже из Аравии.

– Надо тебя с Бахрамом познакомить. Он ведь тоже с ваших мест. Из Тебриза.

– Сказочник? Слыхал о нем, конечно, а так – незнакомы. Да и что мне Тебриз? Я там только учился недолго. Сколько у меня в жизни было таких Тебризов? В Герате и то дольше прожил.

Отшельник. Интересно, чем он занимается в своем доме день-деньской в полном одиночестве? Тайны, говорит, в детстве любил?

– Задам я тебе, Хошаба, один вопрос. Без подвоха, мне действительно нужно знать ответ. Вот если бы ты решил убить человека так, чтобы никто ничего не заподозрил… Не напрягайся ты! Я точнее спрошу. Можно человека убить так, чтобы никто не подумал, будто его убили?

– Это гораздо легче, чем ты думаешь.

– И никто ничего не заподозрит?

– Следы остаются всегда. Но иногда совсем незаметные. Я отвечу и на твой первоначальный вопрос, как убил бы я сам. Есть такой паук. Паучок, я бы сказал. Каракурт называется. Черная вдова. Ядовиты только самки. Укус очень опасен. Половина укушенных умирает. Это гораздо больше, чем после укуса многих змей. Вот и ответ на твой вопрос. Маленький совсем паучок. Его и не заметить легко, и подложить.

– Два дня назад у дороги наши мертвеца. Он умер от укуса змеи. Дело обычное, и в голову можно было не брать. Вот только был человек весь закутан в черное, хотел быть ночью незаметным. А самое главное, тело его выкрали из скудельницы. Ты говорил, тайны любишь? Можешь что сказать про эту историю, коли и здесь яд замешан? Пусть змеиный.

– Почему решили, что он умер от укуса? Лекарь сказал?

– След был на руке.

– Еще римляне говорили: «После этого – не значит вследствие этого». Что тут странного? В здешних краях нет таких змей, яд которых убивает сразу. Здесь больше гадюки. Опасно, но смерть от их укуса наступает не мгновенно. Бывает, довольно много времени проходит. Да и не всегда умирают от их укуса. Тот же каракурт во много раз опасней. А ты говоришь, что человек умер у дороги. Значит, яд подействовал очень быстро.

– Значит, может быть, его убили, а потом свалили на змею?

Лекарь вдруг засмеялся:

– Ты спросил, я сказал. Но ведь своими глазами я ничего не видел. Так что цена моим словам небольшая. По нынешнему покойнику могу определенно сказать: убит лезвием, следов яда не заметил. Смотрел очень тщательно. А насчет любви к тайнам… Это про детство. Сейчас я их не люблю. С тех самых пор, как увидел, что они уносят людей в могилу.

X
Закон – что дышло

Тут-то до ушей наиба и долетел шум с улицы. Кто-то ругался возле самых ворот. Выйдя со двора, Злат натолкнулся на Бурангула, размахивавшего руками перед несколькими мужчинами в нарядных халатах. В одном из гостей наиб сразу узнал приходского кади из хорезмского квартала.

– Кто ты такой, чтобы я тебе давал показания?! – бушевал водовоз.

– Вопрос не праздный, – поспешил вмешаться наиб. – Возможно, почтенный кади не представился? Бурангул только сегодня приступил к обязанности здешнего старосты. Будьте к нему снисходительны.

Появление помощника эмира с грозно поблескивающей пайцзой на груди сразу охладила спорщиков.

– Он представился, – стал оправдываться Бурангул. – Но я-то почем знаю, кто это? Любой может назваться хоть королем иерусалимским.

– Сомнения вполне обоснованные, – кротко кивнул Злат. – Мы все-таки привыкли видеть кади в стенах суда, а не на городской улице в стороне от большой дороги. Наверное, его привели сюда очень важные дела?

Приободрившийся кади сразу надулся как индюк.