Почему выбирается именно такое объяснение, а не другое? Можно же предположить, что дело в смущении: неловко человеку принимать подарки (ведь надо же отблагодарить ответным подарком, а это головная боль для него). А может, дело в неумении принимать подарки. Ну не научился человек показывать радость в таких случаях. Почему сразу делают упор на обесценивание?

Ответ вы знаете: это отлично пугает.

Есть такое неприятное расстройство личности, о котором почти не рассказывают, – зависимое расстройство (dependent personality disorder). Почему о нем почти ничего не слышно? Просто потому, что оно не пугает, из него не сделаешь интересную историю.

Слышали о направлении в индустрии развлечений – тру-крайм (рассказы о реальных преступлениях)? Его популярность растет с каждым днем, потому что люди любят страшилки. Психологические ужастики – из той же оперы. Берут реальную психологическую проблему (скажем, нарциссическое расстройство) и делают из нее злодейство.

Между тем нарциссическое расстройство личности – не упоительный праздник самолюбования, а ежедневный ужас непризнанности. Рассказы о том, что люди с НРЛ обесценивают – да еще скрыто, – провоцируют стигматизацию и травлю, так как выставляют их злодеями.

А они просто люди. Люди, которым плохо.

Кроме того, нарциссического расстройства немного. В том же DSM-5 указан диапазон от 0 до 6,2 % в обычной выборке.

Но психологические ужастики создают впечатление, что каждый второй – нарцисс. Потому что дают диагностические критерии, как в начале текста. Под них можно подвести кого угодно. Тем более мы все не идеальны, а определение «скрытое обесценивание» очень размыто. Поэтому легко можно решить, что половина наших знакомых – люди с этим самым выдуманным скрытым нарциссическим расстройством.

Собственно, такова цель – дать универсальное описание проблемы, чтобы мы всегда могли вспомнить кого-то и быстренько налепить ярлык.

Вспоминаю свою самую короткую консультацию, которая случилась на одном из мероприятий. Меня часто приглашают выступить в качестве лектора на большую аудиторию. Но обычно люди не решаются спрашивать что-либо при полном зале, поэтому продолжают подходить и задавать вопросы уже после официальной части. Так случилось и в тот раз. Ко мне подошла молодая женщина. Она выглядела абсолютно потерянной. Женщина поделилась, что хочет сбежать от своего полуторагодовалого ребенка, так как не справляется с ролью матери. Это был ее первенец, но рядом не оказалось никого опытного, и все приходилось осваивать самостоятельно. Муж помогал как мог, но его познания в родительстве тоже были невелики, поэтому они оба действовали почти вслепую.

Кроме того, у женщины никак не получалось уделять ребенку столько внимания и в таком виде, как об этом пишут в интернете. Женщина упоминала пальчиковые игры, занятия мелкой моторикой, развивающие упражнения. Она жаловалась, что сохранила в телефоне десятки подборок, но сделать хотя бы что-то одно в день – уже большое достижение.

А еще молодая мама стала срываться на ребенка. Уже не хватало терпения убирать за ним, успокаивать, следить за его играми на площадке. Но основной проблемой женщина считала совсем другое. «Я не могу быть такой, как об этом везде пишут и рассказывают», – почти плакала она.

Запомните этот момент – чуть позже мы к нему вернемся.

Я выслушал ее, задал несколько уточняющих вопросов, а потом просто рассказал о родительском выгорании. У вас, говорю, естественное, хотя и неприятное положение. Ваших ресурсов на ребенка уходит больше, чем вы успеваете восстановить. Все потому, что вы пытаетесь следовать тому образу, который нарисован в массовом сознании. Или, если хотите, в интернете.

Этот образ можно охарактеризовать так: «Я должна справляться с ролью матери именно так, как об этом рассказывают в социальных сетях, кино, книгах». Между тем он совершенно нереалистичный. Собственно, как и любой идеал.

Родитель в нем всегда полон сил, думает только о ребенке, фонтанирует идеями игр, учит ребенка трем языкам и водит в шесть спортивных секций в день. Может ли такое быть? Конечно нет.

Идеал по определению недостижим. Он лишь ориентир, к которому можно стремиться по мере сил и возможностей.

Но он натуральным образом портил жизнь женщине, стоявшей передо мной.

Что было дальше? Я рассказал, что ребенку нужна счастливая мать. Как говорят в самолетах: «Сначала наденьте маску на себя».

Счастливая мать даст ребенку больше, чем несчастная, которая, стиснув зубы, пытается с ним играть в пальчиковые игры. Женщине этого хватило – после разговора она буквально выпорхнула из-за стола, словно бабочка, выбравшаяся из кокона.

А я задумался. Происходило что-то явно нездоровое.

Женщина столкнулась с так называемым родительским выгоранием – неприятным феноменом, о котором еще 50 лет тому назад почти не слышали.

Родительское выгорание – это опустошенность, возникающая у матери (или отца), которая слишком много вложила в ребенка. Это эмоциональное выгорание, которое происходит потому, что родители пытаются достичь недостижимого идеала и выдыхаются.

И ладно бы дело было только в том, что родитель устал. Нет, ситуация куда хуже. Проблема проявляется на физическом уровне.

У людей, которые живут в состоянии хронического неконтролируемого стресса, в организме повышено содержание кортизола. Этот гормон участвует во многих процессах, помогает человеку мобилизовать ресурсы организма и пережить тяжелые времена (хотя за это приходится расплачиваться различными негативными последствиями вроде снижения образования костной ткани). При этом кортизол, как и другие вещества, в небольшом количестве накапливается в волосах. Если предположить, что волосы растут примерно на 1 см в месяц, то анализ пряди длиной 3 см может дать представление о концентрации кортизола за предыдущие три месяца.

Бельгийские ученые под руководством Марии Елены Брианды изучили волосы людей, страдающих от родительского выгорания, и тех, которых эта участь миновала. Результат? Уровень кортизола в волосах у родителей с выгоранием в два раза выше [1]^[1].

Исследования показывают, что выгоревшие мамы и папы чаще срываются на детей, кричат, могут ударить. А само выгорание происходит из-за того, что людям навязывают пагубные модели родительства. Такие, которые ни один человек не потянет. В жизни родителей нарушается баланс рисков и ресурсов [2].

Риски – это все трудности родителя. Собственная неопытность, повышенная загруженность домашними делами, отсутствие поддержки, нехватка свободного времени и так далее.

Ресурсы – это все, что облегчает жизнь. Опыт, свободное время, участие второго родителя в заботах о ребенке и доме, его эмоциональная поддержка, няня, доставка еды и так далее.

Важно, что отсутствие риска само по себе еще не ресурс. Скажем, один из родителей выговаривает второму, что тот плохо занимается ребенком. Это риск. Но если этот первый родитель просто молчит, никакого ресурса еще нет. Он будет там, где первый родитель поддерживает второго. Родительское выгорание происходит, если ситуация долго перекошена в сторону рисков. К сожалению, сейчас рисков стало гораздо больше, чем раньше.

Большое исследование, в котором участвовали 17 409 родителей из 42 стран, показало: родительское выгорание очень неравномерно [3]. В целом оно зависит от культуры. Авторы исследования выяснили, что чаще всего родительское выгорание встречается в европейской и американской культуре. Все потому, что здесь за последние полвека резко выросли требования к родителям. Процитирую исследование: «Ожидания в отношении родителей резко изменились за последние 50 лет до такой степени, что родителей, которых 50 лет назад считали хорошими и внимательными, теперь назовут в лучшем случае безответственными».

От родителей ждут идеальности. Они должны оградить ребенка от всех опасностей и одновременно развивать его наилучшим образом.

Все эти требования не от злого умысла. Их основа – создать ребенку счастливое детство. Но, увы, это тот самый случай, когда благими намерениями вымощена дорога в ад. Ни один родитель не может соответствовать этим требованиям. Это недостижимые идеалы. Поэтому родители и ломаются. И детям – вот так парадокс – становится только хуже. Сколько детей пострадало от такого навязывания? Ответить на этот вопрос невозможно, но задуматься стоит.

Женщина, которая подошла ко мне на фуршете, была близка к отчаянию. Люди в таком состоянии легко могут набедокурить. Но моей собеседнице повезло. Она получила успокаивающую информацию и успела отойти от края. Через пару лет она прислала мне благодарность. Но кто-то ведь не успел. И от этого мне по-настоящему больно.

И вот что важно: таких людей, как эта женщина и авторы цитат из писем в начале главы, в моей практике становится все больше.

Почему? Дело в двух факторах:

1) распространение интернета – доступ к «яду» облегчился;

2) снизился порог входа в инфлюенсеры – легче снять видео, распространить его, найти людей, которым ты будешь вешать лапшу на уши.

Исследования показывают, что выгоревшие мамы и папы чаще срываются на детей, кричат, могут ударить. А само выгорание происходит из-за того, что людям навязывают пагубные модели родительства.

Я понял, что возникло некое явление, которое исключительно вредно для людей. Над названием явления думать не пришлось. Оно пришло сразу – черная психология, по аналогии с некоторыми другими похожими явлениями.

Например, в археологии. Есть научные археологи, которые копают медленно, тщательно фиксируют каждую деталь в раскопе. Им важно не просто найти какую-нибудь монету. Нет, они стремятся увязать все найденное – и подкову, и осколок горшка, и костяной гребень – в единую картину. Все это ради того, чтобы получить больше знаний для исторической науки. И – в конечном итоге – для блага общества.

Но есть и те, кого называют черными копателями, а их действия, соответственно, черной археологией.

Черные археологи вообще не задумываются о науке и обществе. Их интересует заработок.

Они разрушают археологические памятники в поисках предметов, которые ценятся на черном рынке (кстати, вот еще один пример – черный рынок). Им нужны только монеты и драгоценности. Все остальное они выбрасывают, после чего для науки это почти бесполезно.

Что характерно, черные копатели не вредят намеренно. Просто так получается. Они всего лишь хотят обогатиться и против науки ничего не имеют. Более того, многие из черных археологов считают свои действия полезными и правильными. Мол, наука до этих мест никогда не доберется, значит, мы спасаем артефакты прошлых эпох от забвения. Разве это не благородная миссия?

Да, если не знать, как работает настоящая (то есть научная) археология. Действительно, на первый взгляд может показаться, что лучше расковырять археологический памятник, чем не трогать его. Но любой археолог вам скажет, что не во всех случаях стоит копать. Пройдет лет 50, методы археологии станут совершеннее, и из памятника можно будет извлечь намного больше научных данных.

Как видите, между черной археологией и черной психологией есть полная аналогия. И там, и там люди не хотят ничего плохого, просто следуют к своим целям. Но портят все на своем пути.

Есть и другая аналогия – с медициной. Термин «черная медицина» не очень распространен, но идея здесь та же. Это действия, цель которых – вред человеку. Кстати, у врачей есть специальный термин для описания процесса, в котором доктор неосознанно наносит вред больному (ятрогения) [4].

Яркий пример ятрогении – это смерть Джорджа Вашингтона, первого президента США. 12 декабря 1799 года он попал под дождь и заболел. Врачи того времени считали кровопускание полезной процедурой. В течение суток они несколько раз «отворяли кровь» Вашингтону. В итоге бедняга лишился около двух литров крови – почти половины всего объема! Это серьезная потеря, которая способна убить. Что и произошло.