Часть первая

Глава 1
Когда утренний рассвет превратился в багровую тьму

Я всегда любила ранее утро в Эль-Пасо и всегда старалась не пропустить рассвет. Что-то магическое и волшебное есть в эти минуты утра. Покрывало темного неба постепенно отступает за горизонт, ночные тучи растворяются в нем – и открывается голубое небо. Утренний туман, нависший над землей, медленно рассеивается в воздухе и превращается в капельки росы. В воздухе господствует тишина, лишь щебетание проснувшихся птиц нарушает невысказанное безмолвие рассвета. Легкая свежесть утреннего воздуха и запах сосен, растущих за окном, робко проскальзывают через открытое окно, вызывая приятные ощущения радости и счастья. Затишье перед рассветом, как будто Вселенная на миг остановилась, раздумывая, какой ей день сотворить сегодня.

Вот и я лежала в мягкой чистой постели, окутанная свежестью утра. Я думала о предстоящем дне, слушая тишину еще не проснувшегося дома и волшебную мелодию, которую пели птицы. В такое утро всегда чувствуешь, что случится что-то радостное или необыкновенное. Я замерла от умиротворенности и счастья, думая о детях, улыбаясь новому дню и приветствуя жизнь! Конец десятилетних страданий! Конец никогда не проходящей тоски по детям! Ну вот, они со мной, наконец-то!

Дом мы купили примерно за год до приезда детей. Зарина, моя дочка, стала уже девушкой! Ее комната располагалась напротив нашей, и утреннее солнышко в первую очередь заглядывало к ней, поэтому я и выбрала эту комнату для нее. Сама комната была небольшая, но лучи солнца, проникающие в большое окно, создавали иллюзию простора. Вся мебель была белая. Возле стены справа стоял комод, верх которого был обставлен разными сувенирами, привезенными из Пущино. У противоположной стены расположилась большая кровать, застеленная белой постелью, и лилии на покрывале оттеняли нежный тон комнаты девочки и романтический характер Зарины.

Комната Алика, сына Эльнара от первого брака, наоборот, была в темно-бордовом цвете, подчеркивая комнату мальчика 14 лет. Потолок с подсветкой создавал необычный эффект. Мебель из темного дерева придавала некоторую холодность помещению, а компьютер и большие колонки на массивном письменном столе говорили о любви сына к тяжелому року. Алик был человеком сдержанным и не любил проявлять эмоции, поэтому ему нравилось оставаться подолгу в своей комнате, слушая музыку и играя на компьютере.

Дети все еще тихо и мирно спали в своих комнатах. Рядом, свернувшись, безмятежно похрапывал муж. Я посмотрела на этого человека, который принес мне столько горя и страданий, но вместо гнева и ненависти он почему-то вызвал у меня какую-то мерзкую жалость; сейчас он выглядел таким беспомощным и несчастным. Приглушенно и монотонно шумела вода в бассейне, перегоняемая водоочистителем. Я смотрела в окно, как солнце медленно восходит из-за деревьев. Теплый свет солнечных лучей рассеивался в ветвях и блестел на росистых листочках. Из окна было видно, что старый дуб уже готовился к осени, его одеяние становилось багряным и опадало при каждом дуновении ветра.

Самое главное – в нашем доме больше никто не жил. Женщины, которых Эльнар привез из Узбекистана, после двухнедельных скандалов решили вопрос с жильем и ушли к своим бойфрендам. Все было тихо и спокойно и настраивало на сентиментальность. Я наблюдала, как плавно и грациозно падали листья. Оторвавшись от своего дерева, они знали, что погибают. Это был их последний танец, но листья сохраняли мужество и красоту падения.

«Все когда-то заканчивается, – подумала я. – Совсем недавно эти листочки были молодыми, зелеными, полными сил и надежд. Они прожили красивую жизнь и сейчас умирают красиво. Даже лучше сказать, достойно и гордо». Я улыбнулась сама себе и взявшимся из ниоткуда мыслям. Переключившись на более приятные и земные размышления, я стала перебирать в голове, как мы сегодня проведем с детьми пикник, на который упросили Эльнара нас отпустить. Мне удалось спрятать немного денег на мороженое и колу для детей. Да-а! Вчера мой муженек устроил целый всемирный суд по поводу нашего расточительства. Дети плакали, и я тоже. Бедные мои дети… Его нравоучения сводили их с ума. Я не знала, что мне сделать, чтобы Эльнар не трогал хотя бы детей. Но несмотря ни на что, они в Америке. Они наконец были со мной. Остальное неважно. Вот скоро закончу свой колледж, пойду работать, как нормальная мама, и тогда убегу вместе с детьми. Все здорово! Не о чем волноваться! Я смогла дожить до этого момента. У детей скоро начнется школа, и они не будут так сильно переживать.

Было только пять утра. Смахнув тревогу, я закуталась в теплое одеяло. Оно пахло свежестью и чистотой; я утонула в легком сне. Внезапно громкий стук сотряс пространство и ворвался в спальню.

– ФБР! Открывайте!

Ужасающий рык пронесся по спящему царству. От внезапного вторжения я испугалась, к горлу подкатила тошнота и кровь запульсировала в голове. Не понимая, что происходит, я накинула легкий шелковый халат и бросилась к парадным дверям. Только и смогла, что услышать крик ошеломленного мужа:

– Надира! Подожди! Не открывай!

У него был голос загнанного зверя, но было поздно. Я стояла у входной двери и пыталась дрожащими руками ее открыть. Только повернула замок, как несколько вооруженных агентов ФБР ворвались в дом. Один из них со всей силы толкнул меня к стенке:

– Лицом к стене! Руки за спину!

Другой, очень большой и очень толстый, с животом, как булькающий аквариум, и с широким мясистым лицом, громко прорычал с искаженной физиономией:

– Кто еще здесь, в вашем логове? Не двигаться! Где все остальные ваши?

От шока я бы и не смогла двинуться, просто замерла в ужасе. Через пелену нереальности я смогла распознать в коридоре мужа с серо-зеленым лицом, выпученными глазами и перекошенным ртом. Эльнар, голый, скакал на одной ноге, отчаянно пытаясь натянуть домашнее трико.

Через открытую дверь я увидела, что во дворе стояло несколько фургонов всех телевизионных каналов и газет Эль-Пасо. Огромные прожекторы светили прямо в глаза. Репортеры выстроились около двери, как стая шакалов, боясь упустить свою добычу. Мой страх в момент сменился любопытством, и я хотела посмотреть, что вообще происходит. Но толстый офицер толкнул меня лицом к стене, схватил руки и поднял их над моей головой. Я почувствовала на шее его тяжелое дыхание. Агент прижал меня к стене своим грузным телом и надел наручники.

Пять или шесть церберов ФБР бегали по всей усадьбе с заряженными пистолетами и шумящими рациями в надежде выявить спрятавшихся, по их мнению, людей. Но вместо русской криминальной братвы фэбээровцы нашли только моих детей с вытаращенными испуганными глазами и нежеланием вылезать из своих кроватей. Бедняги-спецы были неподдельно расстроены!

– А ты, сучка русская, совсем ничего! – прохрипело в ухо толстое желе и пригвоздило меня к стене посильнее.

К такому обращению мне не привыкать. Я знала, что я очень даже «ничего». Да и одета была в красивое шелковое белье, которое напоминало костюм для стриптиза. Воспользовавшись тем, что он подвинулся ко мне чуть ближе, я сильно наступила ему пяткой на ногу. Несмотря на то, что я была босая, он все равно взревел от боли. Краем глаза я увидела, как его перекосило. На заплывшем багровом лице проступили капельки пота, и он стал выглядеть еще безобразнее. Я усмехнулась:

– Что? Тебе больше не доставляет удовольствие обтираться об мою попу? Отчего ты такой багровый?

– Заткнись, сучка, – прошипел он и еще больше прилип к моему заду.

– Она оказывает сопротивление при аресте! – разбрызгивая слюну, крикнул он.

Мне было и противно, и смешно одновременно. Они совсем не похожи на благородных копов из кино. И, надо добавить, я не понимала серьезность ситуации. Мне казалось, что все это – дикое недоразумение. Просто я чувствовала, что эта свинья сильнее и сильнее прижимается ко мне, и это вызывало у меня отвращение и смех.

Забежала еще куча людей в черной одежде, на спине у всех большими буквами было написано: «ФБР». Они рассыпались по дому. Рыская повсюду и проверяя каждый угол, они рапортовали по рации:

– Здесь чисто!

– Здесь тоже чисто!

– И здесь тоже.

Кто-то из них орал, не переставая:

– Ищите тщательно! Здесь логово русской мафии! Кто здесь еще есть?

– Я, я здесь! – проскулил мой муж.

Я обернулась посмотреть, что они с ним сделали, что он так завыл. Эльнар сидел в зале, забившись в угол. Такой ничтожный и маленький… От вчерашнего грозного повелителя не осталось и следа. С бледно-белыми губами и трясущимися руками, жестикулируя, он пытался говорить, жалобно поглядывая на людей с автоматами.

– Кто еще здесь? Где все остальные подельники? – в ухо орал студень.

– Больше никого нет. Мои дети спят в своих комнатах. Только мои дети! Больше никого! – уверенно ответила я. Мне дико захотелось показать им язык.

– Что, обосрались, твари? Мафия ушла в загул! – по-русски процедила я сквозь зубы.

Эльнара, уже в наручниках, провели мимо меня и он, услышав, что я сказала офицеру, взмолился:

– Надира, пожалуйста, будь осторожна! Они сейчас срок накинут за сопротивление правосудию!

– Да пошли они… Правосудие!

Эльнар вызвал у меня глубокое омерзение. Еще вчера он орал на нас с детьми, обвинял в расточительстве и тряс перед носом счетами за электричество. Кричал, что я должна теперь служить еще усерднее, чтобы загладить свою вину. А теперь он был похож на жалкую придавленную мышь, которая от шока пищит с искривленным ртом.

– Что с нами будет! Что с нами будет! – растерянно причитал Эльнар.

– Ты же господин, ты мне скажи, что с нами будет, – осмелела я. – Если ты про срок говоришь, значит, знаешь.

Мне даже почудилось, что я совсем не боюсь Эльнара, он-то не сможет теперь добраться до меня.

– Заткнись, сучка! – еще больше взбесился толстый, оттого что не мог понять русского языка. Он еще крепче сжал мои запястья.

Пока я наблюдала за бегающими по всему помещению и нагло обыскивающими мои личные вещи фигурами, мне стало смешно. Неужели эти сыщики-федералы действительно думают, что они напали на след крупной преступной группировки? По-моему, эти идиоты все еще воображали, что поймали особо опасных преступников, к которым каждую минуту может прийти подмога русской братвы. Я и подумать не могла, насколько все серьезно…

Походкой победителя в дом вошла еще одна агент ФБР. Она бросила на нас с толстяком пренебрежительный взгляд и с отвращением крикнула моему желеобразному охраннику:

– Да отцепись же от нее! Она в наручниках.

– Она оказывала сопротивление, агент Джонсон! – как-то смущенно сказал толстяк.

Он совершенно неуместно засмеялся и отпустил меня. Я повернулась и увидела, как его живот затрясся, словно водяной матрас. Эти ФБР-агенты были один противнее другого. Джонсон, высокая бесцветная женщина лет сорока, по-видимому, была старшая в их организации.

– Вы арестованы. В машину их! По одному! – крикнула она, с важным видом убирая пистолет в кобуру на поясе.

– Я не могу, – спокойно сказала я.

Не знаю, как мне удавалось сохранять такое спокойствие. Наверное, это внутренняя уверенность, что я не имею отношения ни к чему происходящему. А может, я просто до конца не осознавала, что происходит. Или, может быть, это был защитный механизм моего организма. Не знаю.

– Что значит «не можешь»? – опешила Джонсон.

– Я вчера выпила слабительное, и много. Я хочу в туалет.

– Что?

– Да, я хочу в туалет.

У американцев с туалетом очень серьезно. Эту процедуру нельзя запретить. Даже в школе ученики не должны спрашивать разрешения у учителя, чтобы выйти в туалет. Они просто встают и выходят. Даже если идет тест. Так и сейчас – отказать мне в туалете означало нарушить права человека, как ни смешно это звучит!

– Идем! – резко бросила агент и сообщила остальным, что мы направляемся в другой конец дома, в туалет.

Она зашла первая, вытащила пистолет и осторожно, как будто обнаружит сейчас целую банду, все проверила, вернее, исследовала, что там ничего и никого нет. Она кивком дала мне разрешение зайти в туалет. Слабительное срабатывало. Я не могла больше терпеть. Уже съежившись от боли, я показала на наручники.

– Ничего, справишься, – с язвительной ухмылкой сказала она и встала около двери с направленным на меня пистолетом.

«Господи, вот идиотина», – подумала я.

Но времени думать не было. По всему помещению пошел едкий и си-и-и-ильно неприятный запах. Джонсон дико сморщилась, но твердо стояла на своем посту. Потом она стала обыскивать шкафчики в туалетной комнате и вдруг вытащила большую косметичку с моими фамильными украшениями.