Накинув пальто на халат, Лиля спустилась вниз, выглянула из подъезда. На улице все было спокойно – патрули убыли в расположение части. Парни попрощались с интересной девочкой и поспешили по домам. По пути Черданцев спросил приятеля:

– Юрец, ты на что рассчитывал, когда в пятиэтажку забежал?

– На Иисуса Христа, родившегося в городе Назарет. Не мог он нас бросить на растерзание солдатам, вот и послал девочку с планеты Багдад.

Петя ничего не понял, но переспрашивать не стал.

Вернувшись в квартиру, Лиля с порога сказала:

– Я дома. Я одна!

Из угловой комнаты вышел мужчина лет сорока пяти в футболке и трико.

– Забавные парнишки! – сказал он. – За ними действительно гнались? В другой раз не открывай дверь, не спросив: «Кто там?»

– Сама не знаю, как получилось! Я рядом с дверью была, когда они позвонили. Открыла, не подумав. Они ворвались, зашептали: «За нами погоня! Спаси, или нас убьют». Я одного из них за руку укусила. Он мне ладонью рот зажимал.

– Ты думаешь, мне надо было вмешаться?

– Зачем, сама разобралась. Завтра отпустишь меня на улицу?

– Лиля, ты не маленькая девочка, чтобы я контролировал твое поведение. В гости их пока не приглашай, присмотрись: стоящие ли парни, не болтливые ли?

Дочь ушла к себе в комнату. Мужчина закурил у окна, ожидая знак, и он появился! Где-то в темноте неба вспыхнула и погасла звезда. Неважно, что к астрономии эта вспышка не имела отношения: вспыхнул и погас фонарь на крыше девятиэтажного дома в Стране Лимонии. Главное – знак был получен, Путеводная звезда одобрила любые предстоящие решения.

Отец Лилии не был фаталистом в полном смысле слова. Он верил в судьбу, но его вера тесно переплеталась с мистикой и одобрением высших сил. Вспыхнув много лет назад, Путеводная звезда еще ни разу не подвела его.

9

Отец Лилии Лев Иванович Карташов родился в марте 1937 года в семье командира Красной армии. Через три месяца после рождения сына Карташова арестовали, судили и расстреляли как члена фашистско-троцкистского заговора в рядах РККА. Мать Льва, урожденная Анастасия Приходько, была осторожной и умной женщиной. Через несколько дней после ареста мужа она сожгла все его фотографии и письма, которые он посылал с полигонов и учений. Став взрослым, Лев Иванович не смог найти ни одной фотографии своего настоящего отца. Как выглядел папа, в каком звании он был перед арестом, Лев так и не узнал.

Семью арестованного красного командира практически не подвергли репрессиям. С отдельной двухкомнатной квартирой пришлось попрощаться и переехать в крохотную комнатушку в коммуналке на окраине Москвы, но это была не потеря, а перемена места жительства по семейным обстоятельствам. Другим женам «заговорщиков» повезло меньше – их ждали длительные сроки в исправительно-трудовых лагерях Сибири или ссылка в необжитые области Северного Казахстана. Детей репрессированных красных командиров распределили по детским домам, и они навсегда утратили связь с родственниками.

Мать Льва, молодая пышущая здоровьем женщина, устроилась работать лаборанткой в МГУ. Не дожидаясь окончания суда над мужем, она развелась с ним и взяла свою девичью фамилию. В 1938 году Анастасия Приходько познакомилась с доцентом кафедры математики МГУ Иваном Карташовым. Иван Сергеевич происходил из семьи дипломатов, начинавших карьеру еще при Чичерине и чудом не попавших под каток обновления конца 1930-х годов. Иван Карташов и Анастасия полюбили друг друга и поженились. Родители Ивана Сергеевича поддерживали хорошие отношения с высокопоставленными сотрудниками НКВД. По их просьбе в бюро записи актов гражданского состояния сыну Анастасии выписали новые метрики^[1], в которых его отцом был указан Иван Сергеевич Карташов. Вполне возможно, что вместе с фамилией и отчеством ребенку изменили имя, а может быть, оставили прежнее – Лев.

О жизни в огромной квартире бабушки и дедушки у Льва не осталось воспоминаний. Не запомнил он и сумрачный октябрьский день, когда отец в последний раз поцеловал его и ушел с добровольческим батальоном на фронт, проходивший в десятке километров от Москвы. Родители Ивана Сергеевича и его старшая сестра остались в осажденном городе, а Анастасия с сыном уехала в эвакуацию в Ташкент. Там она получила похоронку на мужа и вновь стала вдовой с маленьким ребенком на руках. Чтобы как-то заработать на кусок хлеба, устроилась костюмершей в театр. По странному стечению обстоятельств администратором в этом театре был немолодой мужчина по фамилии Приходько. Мать Льва и администратор сошлись и стали жить вместе. В 1944 году театральная труппа вернулась в Москву. Анастасия навела справки и узнала, что отец и мать погибшего мужа умерли от голода в январе 1942 года. Сестра Ивана Карташова записалась санитаркой в ополчение, была тяжело ранена и скончалась от ран в эвакуационном госпитале. Дом, где до войны проживали Карташовы, был уничтожен прямым попаданием немецкой бомбы. Все имущество сгорело.

До лета 1951 года Приходько жили как все советские граждане: небогато, но счастливо. Война-то закончилась! Можно было обустраивать мирный быт, подумать о совместном ребенке. Все рухнуло в один момент. В последних числах мая 1951 года взмокший после уличных игр Лев вернулся домой и увидел в гостиной незнакомого однорукого мужчину. Мать, растерянная, с побледневшим лицом, сидела за столом напротив незнакомца, отчим, сжав кулаки, стоял рядом.

– Здравствуй, Лев! – сказал однорукий незнакомец. – Не узнаешь? Я – твой папа, Иван Сергеевич Карташов.

– Ты же погиб! – сдавленным голосом прошептал Лев. – Маме похоронка на тебя пришла.

– Да нет, как видишь! – нехорошо усмехнулся Карташов. – Поспешила твоя мамочка со мной распрощаться, не могла подождать опровержения.

– Не было опровержения! – резко возразила мать. – Ничего я не получала!

Атмосфера в комнате мгновенно наэлектризовалась. Где-то под потолком бродячие электроны закружили в невидимом хороводе, сгенерировали избыточную энергию, готовую в любую секунду превратиться в молнию. В этот миг, за секунду до удара электрического разряда в стол, Лева завершил виток жизненного развития под названием «детство» и сделал первый шаг во взрослую самостоятельную жизнь. Первый блин вышел комом. Неожиданно для себя Лев засмеялся.

– Интересно было бы, – с нескрываемой издевкой сказал он, – если бы сейчас вошел мой настоящий отец, тот, от кого даже фотографий не осталось.

– Что? – Мать Льва приподнялась, повернулась к сыну и влепила ему звонкую пощечину. – Подонок, кто тебе рассказал об этом человеке?

Лев потер щеку, усмехнулся.

– Никто! Ты, наверное, мамочка, забыла, что я хотел в комсомол вступить? Я заполнил анкету. Ее проверили и выяснили, что я вовсе не тот, за кого себя выдаю. Ты думала, что уничтожила все документы о моем отце? Райкому комсомола что-то в моей биографии показалось подозрительным, и они запросили данные в архиве НКВД. Я бы на их месте тоже насторожился, если бы узнал, что твой новый муж вовсе не муж тебе, а однофамилец.

– Как ты смеешь так называть Александра Павловича, который тебя воспитал? – истерично выкрикнула Анастасия. – Это он вырастил тебя, выкормил, когда мы в Ташкенте от голода пухли.

Лев ничего не ответил, сунул на кухне кусок хлеба в карман и ушел на улицу. Вернулся Лева с запахом перегара – дворовые дружки помогли снять стресс, залить вином тяжелую сцену с возвращением однорукого отца. Дома Лев, не раздеваясь, рухнул на кровать, думал, что мать придет поговорить, объяснит, почему так получилось с отцом. Вернее, не с отцом, а с отчимом, с Карташовым. Но мать не пришла, а наутро вела себя так, словно ничего не случилось. Отчим, Александр Павлович Приходько, демонстративно не замечал Леву. Отношения между ними были навсегда испорчены. Неизвестно, как бы сложилась судьба Льва Ивановича, если бы в тот же день он не принял еще одно решение. В почтовом ящике он нашел записку от Карташова с его новым адресом. Недолго думая Лев отправился к нему.

– Здравствуй, папа! – сказал он с порога.

Иван Сергеевич прослезился.

– Здравствуй, Лева! Здравствуй, сын!

Они проговорили до утра. Выяснилось, что Иван Сергеевич в бессознательном состоянии попал в плен к немцам, был вывезен на работы в Германию. После освобождения советскими войсками его, как добровольно сдавшегося врагу на поле боя, осудили и приговорили к десяти годам лишения свободы. Наказание он отбывал на шахте в Воркуте. Попал под завал, лишился руки, был досрочно освобожден по состоянию здоровья. В Москве Карташов с трудом устроился работать учителем математики. В университет его не приняли: биография Ивана Сергеевича навсегда была запятнана судимостью и пленом.

Под утро того памятного разговора между отцом и сыном сквозь тучи пробилась в хмуром небосклоне, сверкнула и исчезла неизвестная звезда. Лев понял – это знак! В тот же день после небольшого скандала с матерью и отчимом Лева переехал к Ивану Сергеевичу в семиметровую комнату в коммунальной квартире на окраине Москвы.

После смерти Сталина Карташова реабилитировали, признали незаконно осужденным. Как инвалид войны он получил все причитающиеся льготы, переехал с сыном в новую трехкомнатную квартиру жилой площадью 67 квадратных метров. В университете его восстановили. Как по мановению волшебной палочки из ниоткуда появились прежние друзья и дальние родственники. Иван Сергеевич много занимался с сыном. В семье Приходько вместо учебы Лева все свободное время играл в войну, гонял голубей по крышам полуразрушенных зданий. Преподавателем Иван Сергеевич был жестким. За месяц он выбил всю уличную дурь из сына и стал подготавливать его к поступлению в университет. Иван Сергеевич даже присмотрел место на кафедре математики, но все получилось не так, как он ожидал. После окончания средней школы Лев поступил в Московское высшее техническое училище имени Баумана, самый престижный технический вуз страны. После окончания факультета радиоэлектроники и систем управления Лев Иванович по распределению уехал в Свердловск. Протекцией отца он не воспользовался, решил, что сам добьется в жизни того, к чему его влечет Путеводная звезда.

Иван Сергеевич Карташов скончался в 1962 году. Квартира его отошла государству. Два года Лев пытался восстановить свои права на жилплощадь отца, но ничего не получилось. На момент смерти ответственного квартиросъемщика в квартире был прописан он один, значит, никто из его родственников прав на жилье не имел. Для Льва Ивановича потеря московской квартиры послужила хорошим уроком. Впредь он ошибок с жильем не совершал.

Но звезда, звезда-то Путеводная оказалась права! Повинуясь ее сигналу, юный Лева Карташов не задумываясь связал свою судьбу с одноруким изгоем и не прогадал. Иван Сергеевич Карташов после реабилитации восстановил положение в обществе, вновь стал уважаемым человеком. Вернувшиеся с фронта его бывшие ученики быстро заполнили вакуум, образовавшийся в управленческих структурах после сталинских репрессий начала 1950-х годов. Референт Микояна по общим вопросам Левон Тер-Петросян заверил Карташова:

– Иван Сергеевич, не стесняйтесь! Будут вопросы, заходите, поможем.

– Мне, Левон, уже ничего не надо. Ни руку, ни здоровье не вернешь. Вот сын мой, Лев, он только начинает жизненный путь…

– Иван Сергеевич, о чем разговор! – бесцеремонно перебил бывшего преподавателя Левон. – Помню я Левочку, забавный был карапуз, розовощекий. Поможем парню на ноги встать. Как закончит учебу, заходите: с распределением вопрос решим и с жильем поможем.

Карташов вышел от референта заместителя советского правительства растроганным. Приятно, черт возьми, когда бывшие ученики через столько лет помнят тебя! Маленького Леву студент второго курса Левон Тер-Петросян видеть не мог, не те у него были отношения с Иваном Сергеевичем, чтобы на дому консультации получать. Но видел не видел – какая разница! Готов помочь – значит, друг, порядочный человек.