Максимиллиан схватился за рукоять, готовый защищать императора до последней капли крови, несмотря на приказ капитулировать. Но неведомая сила не позволила ему обнажить меч, полностью лишив возможности двигаться. Так он и застыл в напряженной позе, бессильно проклиная магию.

Император с поистине царственным величием вернулся к возвышению и сел на трон. Он понимал – все кончено. Им не позволят даже с честью сложить оружие.

Один маг. Всего один. С другой стороны – этого оказалось достаточно.

Мощь волшебства пугала.

Маг откинул капюшон, обнажая лысеющую старческую голову. Еще один взмах руки – и все светильники в зале зажглись. И сразу стало видно, что сухое лицо старика покрыто розовыми пятнами, а глаза блестят.

– Нам незачем воевать, – сдержанно, с чувством собственного достоинства проговорил Император. Голос его звучал твердо. Император все еще хотел защитить свою страну. – Мы… мы…

Договорить он не смог, потому что маг едва заметно шевельнул рукой, и лицо Императора посинело. Рот стал беззвучно открываться и закрываться, как у выброшенной на берег рыбы, руки взметнулись к шее в бесполезной попытке высвободиться.

Метелу оставалось только смотреть, как умирает его правитель. Через мгновение все кончилось.

– Нет!

Нечеловеческим усилием Максимиллиан заставил себя, преодолевая охватившую все тело боль, сделать шаг. У него даже получилось избавиться от колдовского ступора и броситься на мага, но тот лишь усмехнулся и что-то шепнул.

Мир для принцепса померк.

I

Эя. Поздняя весна

В первый день последнего весеннего месяца – месяца лип – в Совете творилось что-то невообразимое. Благочинные мужи, властительные Магистры Эи, с самого утра спорили до хрипоты. День прошел в жарких дебатах, и, хоть был довольно поздний час, солнце еще не ускользнуло за пики гор на горизонте и стояло высоко, позволяя спорщикам не прибегать к амулетам освещения. Из анфилады окон Зала Совета, расположившегося на последнем этаже высокой пятигранной башни из редкого мрамора нежно-кремового цвета, открывался поистине чудный вид на Эгрисси, центральный полис Эи, и на дальние горы. Иллий, Пятый Магистр Эи, оторвал измученный взгляд от посеребренных нетающими снегами пиков на горизонте. Устав от бессмысленных призывов к остальным выслушать доводы рассудка, он теперь молчал, мрачнея с каждой утекающей минутой в массивных водяных часах.

С быстрой победоносной войны с Асилумом прошло несколько долгих недель. Не просто было решиться на наступление, но Совету Магистров не оставили выбора. Веками Асилум скрывал за горной грядой коварную мощь, и никто даже не подозревал, в какой опасности пребывали все жители Эи.

Лунный камень. Хрупкий, не выдерживающий ударов. Из него в Асилуме мастерили безделушки и украшения, которые преподнесли в дар Эе. Послы Асилума наверняка и сами не знали, что тем самым напугали Магистров. И поплатились за это.

То, что было для Асилума безделушками, в умелых руках превращалось в сильнейший инструмент против самих магов. Он усиливал магию, нарушая незыблимые законы равного обмена.

«Целые копи, – ответили послы на вопрос, достаточно ли в их стране этого прекрасного материала. – Лунный камень ценится всеми, мы его продаем».

«Они продают его нашим врагам», – решили Магистры и, отобрав лучших воинов для похода, напали с началом зимы, чтобы Асилуму никто не помог с моря. Они ожидали отчаянного сопротивления, но, к их удивлению, страна пала за считаные недели. И к месяцу вьюг, когда зима только набрала силу, все кончилось. Плодородные земли со всеми залежами драгоценного камня оказались завоеванными. Властитель Асилума и его полководцы даже не подозревали, каким оружием обладали, чтобы дать достойный отпор.

Дело оставалось за малым – чтобы Асилум признал Магистров. Казалось бы, все просто: Император погиб, его наследников постигла та же участь, тела их были преданы огню, а прах – подобающему погребению в усыпальнице в горах вблизи столицы. Принцепса, зятя императора, Совет по прихоти Второго Магистра пленил – показать народу Асилума, что и в Эе принято сохранять жизнь, если нет причин ее забирать. Магистры даже предотвратили разграбление столицы и погромы, что учинили солдаты как Асилума, так и Эи, и показательно казнили мародеров и насильников.

Ничто не мешало тому, чтобы само Право на Асилум перешло к новым властителям. Жители завоеванной страны принесли присягу. Они будто бы не заметили смены знамен, знать и богачи пошли на сделки с завоевателями. Морские торговые пути оказались приятным бонусом к победе, а глубокие, богатые минералом, незаменимым для любого мага, шахты оказались под контролем, и Совету более ничего не надо было.

Но взбунтовалась сама земля. Всю оставшуюся зиму и весну Асилум лихорадило. Морские шторма небывалой силы, знакомые Иллию только по историческим хроникам, поражали воображение; смерчи проходили по селениям и полям, уничтожая все на своем пути. Потом пришли немысленные холода, которых не наблюдалось даже зимой, и загубили плодовые деревья, выморозили землю, сковали море льдами. Совет Магистров ожидал этого, был, казалось, готов. В прошлом, в века больших войн, такое случалось не раз. Земля, лишившаяся законного правителя, должна была рано или поздно смириться с новой властью. Это Магистры понимали. Они дали время, чтобы Асилум принял их. Но из рек исчезла рыба, из лесов ушли животные, а припасы в городских кладовых попросту сгнили. Асилум настиг голод. Это и стало последней каплей, чтобы народ взроптал. Хотя людское волнение мало тревожило Магистров.

Вместе со стихиями неистовствовал и лунный камень. Вместо того чтобы усиливать магию, он стал ее убивать. Магистры не сразу это осознали. Обрадованные новым материалом для магических экспериментов, они не учли изменившиеся свойства камня, а затем стало поздно. Камень все набирал мощь. Небольшого осколка хватило бы, чтобы лишить любого из Магистров сил, не говоря уж об остальных жителях Эи.

Это пугало.

И вместо того чтобы думать, как справиться с бедами, постигшими Эю вслед за покорением Асилума, Магистры решали судьбу плененного принцепса Асилума, Максимиллиана Метела Ланата. Они жарко спорили об этом с тех пор, как поняли, что Асилум не признал в них законных правителей. Да, Иллий понимал, почему обсуждение судьбы плененного врага – и врага ли? – занимало столько времени.

Совет Магистров издревле правил Эей. Он всегда состоял из пяти сильнейших магов страны, символизируя четыре стихии и одного человека, что покорил их все. Принимая титул, Магистр лишался имени и клялся служить интересам Эи. Иллий помнил, как впервые накинул поверх белого хитона синий с коричневой оторочкой гиматис^[3], положенный по новому статусу. Как, полный сил и желаний, страстно мечтал изменить жизнь в Эе к лучшему, ратовал за каждого жителя, будь тот стар или млад, силен магически или слаб настолько, что не мог сотворить даже самого простого заклинания. Помнил и верил, что каждый Магистр имеет те же помыслы и чаяния. Все они, без исключения, любили свою родину.

Совет правил Эей с позволения богов, и стоило предполагать, что Право на Асилум с того же позволения имела императорская семья. Магистрам, как никому другому, было известно, что Право на землю невозможно отдать просто так. Магистры годами изучали магию Права на власть. Его можно было получить по наследству, по призванию или завоевать. Каждый из Магистров в свое время клялся кровью перед богами Эи, это подпитывало уже их Право. Все, что они слышали про Асилум, все, что они успели изучить за краткий срок, пока готовили вторжение, а также опыт прошлых завоеваний – все давало им основания полагать, что Право на Асилум носило такой же или очень схожий характер. И Магистры думали, что все, что они сделали в Асилуме: убили императора, его семью и всех кровных родственников, провели необходимый ритуал, – все это позволило бы им претендовать на Право владеть захваченной землей. Но этого не случилось, Асилум не покорился им, будто они что-то упустили.

– Он не нужен Совету, – в который раз повторил Третий Магистр, суховатый мужчина в возрасте с резкими чертами лица. Его синий с красным узором гиматис будто бы горел в лучах закатного солнца. Как и огненная стихия, символ его титула, Третий Магистр был вспыльчив и хитер. И – Иллий признавал это – довольно уперт. – Не стоило сохранять ему жизнь.

Третий Магистр развернулся корпусом к молчащему Второму, по прихоти которого принцепсу Асилума сохранили жизнь. Иллий тоже посмотрел на того. Седой старик сидел неестественно прямо. Прикрыв глаза, он наблюдал за спорщиками. Лицо его выражало отрешенное спокойствие. Он был как воздух, незаметным, но незаменимым.

– Согласен с Третьим, мы не должны давать ему выбора. Казнить, и с концами, – высказался Четвертый, одного возраста с Иллием. Крепкий и высокий, с кожей чуть темнее, чем у всех, он выглядел и куда моложе остальных. Они с Третьим удивительным образом всегда говорили вместе, поддерживали друг друга, а порой и заканчивали друг за другом фразы, чем выводили из себя почти весь Совет. Их стихии были несовместимы – огонь и вода, – но каким-то чудом дополняли друг друга.

Второй Магистр вздохнул, приложил сморщенную старческую ладонь с почерневшими ногтями ко лбу и проговорил:

– Он может оказаться тем, кто имеет Право.

Повисло молчание.

– Он не кровный родственник, как бы Император передал ему Право? – возразил Третий.

– Проблема в том, что мы действительно не знаем, успел ли он передать Метелу Право. – Иллий, пожав плечами, встал с кресла, на спинке которого был искусно вырезан треугольник с горизонтальной чертой посередине. Он подошел к стоявшему посреди зала Третьему. Все, что Иллий знал о магии, о Праве – все говорило о том, что это невозможно. Не с Метелом.

Пленника допрашивали, с магией и без. Каждый по отдельности, все вместе, Магистры оставляли его без внимания на долгие недели и начинали допрос заново. Бывший принцепс Асилума сперва молчал. Потом посылал их к богам, смеялся в ответ на любой вопрос, будто сошел с ума, говорил на отвлеченные темы. Затем замкнулся, отвечая тюремщикам односложно, честно и совершенно бесполезно. На новость о постигших родину несчастьях он без единой эмоции сказал, что кто бы сейчас ни владел Асилумом, он не хочет отдавать землю захватчикам. Но было ясно одно: если Метел что и знал, то никоим образом не собирался делиться знаниями с Советом. Даже зелье, развязывавшее языки самым отъявленным упрямцам, не принесло результата.

Иллий был тем, кто говорил с пленником последним. Магистр рассказал тому, что творилось в Асилуме: про голодные бунты, которые жестко подавили, и лютый холод. И по реакции Метела так и не понял, имел ли тот представление, кто владел Правом на Асилум. Создавалось впечатление, что некогда гордый воин совершенно раздавлен.

– Ритуала передачи не было, – добавил Второй, погружаясь в воспоминания. – Или, – он хмыкнул, – мне удалось его прервать.

– Это ничего не означает. Казнить его, и принадлежит ему Право или нет, оно станет нашим. – Третий вернулся к своему креслу, но садиться не спешил. – В камеру-забудку его, и с концами…

Иллий, оставшийся единственным стоящим в центре зала, чувствовал, что все чего-то ждут от него.

– Казнь ничего нам не даст. Возможно, мы что-то не знаем. – Одно предположение о том, что Магистрам может быть что-то неизвестно, возмутило Третьего и Четвертого; они вскинулись, чтобы горячо возразить, и лишь легкое движение руки Первого Магистра остановило их. Иллий кивнул и продолжил: – Второй сказал, что Право могли передать без ритуала, не по крови или родству. Это возможно, мы знаем несколько таких прецедентов в прошлом. Что мешало императору Асилума передать Право кому-то другому? Он понимал, что Асилум обречен, зачем ему вверять страну тому, кто погибнет вместе с ним?