– Решено, – твердо сказала Ора, – куплю тунику.

Но стоило ей свернуть в ряды, где торговали готовым платьем, как неизвестно откуда взявшийся высокий мужчина споткнулся сам и сшиб ее с ног. Корзинка вылетела из рук. Травы, драгоценные фиалы, овощи – все это выписало красивый оборот в воздухе и высыпалось на мостовую. А мужчина зажал рот Оре широкой, холодной, липкой ладонью с длинными пальцами и толкнул в сторону пустующей лавки, прижал к стене. Обомлевшая Ора мельком отметила, что ногти у него в ужаснейшем состоянии – грязные, обломанные, а кожа сухая и потрескавшаяся. И только потом взглянула на своего обидчика. Тот стоял вплотную, склонив лицо к Оре так, что они почти касались носами. Выражение на его бледном исхудавшем лице было каким-то особенно зверским, зрачок почти затопил радужку, что цвета глаз было не разглядеть. Со стороны, наверное, казалось, что они решили уединиться под навесом лавки ради каких-нибудь непристойностей. Вырваться из внезапного плена Ора не могла, мужчина держал ее крепко.

По мостовой затопали городские стражи. Раздался жалобный звон разбивающихся фиалов. И только когда все затихло, мужчина ослабил хватку и убрал ладонь со рта девушки.

Он пробормотал что-то непонятное, выглядывая из-за навеса. Говорил он хрипло и на незнакомом Оре языке.

– Ты попал, – рявкнула Ора, увидев осколки своих надежд на нагретой солнцем мостовой. Фиалы разбились, их бесценное содержимое впиталось между камнями, травы оказались безнадежно растоптаны, даже овощи и те превратились в месиво. Все пропало.

Неконтролируемая злость затопила девушку. Она взметнула освобожденные руки, призывая проклятие на голову внезапной помехи, разрушившей всю ее жизнь, ее чаяния и старания. Профессора всегда говорили, что неконтролируемая стихийная магия особенно сильна в ней, и были правы. Приложило мужчину знатно: он посерел, глаза его закатились, и сам он без сознания осел на мостовую.

– Ой… – пробормотала Ора. И кинулась проверять, не сгубила ли обидчика окончательно. Как бы ни была зла, смерти она ему не желала. Да и проблем с законом себе – тоже. Применять магию против добропорядочных, пусть грубых и некультурных сограждан, даже в целях самообороны строго воспрещалось. Городские власти и Совет Магистров зорко следили за этим. Для наказания обидчиков имелась стража. И если был причинен какой-либо вред имуществу или здоровью, стоило обращаться к ним, а не вершить самосуд.

К ее радости, мужчина дышал.

– Слава богам! – Ора ударила его кулачком по груди. – Очнись!

По мостовой снова затопали стражи. Ора испугалась, что ее поймают на месте преступления или что найдут потерявшего сознания мужчину, от которого просто разило ее магией, и тут же поймают ее на контрабанде, догадаются, что вон то мокрое пятно на камнях – это остатки запрещенной эссенции. Ора накинула на мужчину легкое заклинание, одарив его заметным пьяным ароматом и заодно уменьшив вес незнакомца до приемлемого, потом повязала ему свой плащ, скрыв лицо капюшоном, и взвалила на плечи. Так они и пошли, будто благоверная жена ведет домой мужа-выпивоху.

Ора дотащила мужчину к себе. Соседи, казалось, совершенно не обратили на нее внимания. Небольшой двухэтажный домик, оставшийся от родителей, располагался за воротами города, в самом конце улицы. И то, что ей удалось ускользнуть от бдительных глаз, несказанно обрадовало девушку.

С одной стороны дома росло ветвистое дерево, тень от которого заливала весь двор. Корни грозились развалить глиняный фундамент, ветви давно и прочно упирались в стены. Денег для поддержания жилища в достойном состоянии катастрофически не хватало, а потому кое-где на крыше зияли прорехи, в одной стене образовалась трещина, пол скрипел и держался на честном слове и паре-тройке самодельных амулетов. Но Ора любила свой домик.

Мужчину она уложила на деревянную кушетку с продавленным тощим матрасиком серо-бурого цвета и отошла на пару шагов. Здесь, в комнатушке, что служила ей и кухней, и столовой, и гостиной, незнакомец смотрелся дико. Ора не принимала гостей. После смерти родителей никто не переступал порог ее домика. И эта комната была местом, где под уютный треск хвороста, собранного ею в ближайшем лесу сразу за городской стеной, Ора могла спокойно почитать очередной трактат или провести магический эксперемент. Тут же она расположила большой дубовый стол, притащенный из отцовского кабинета. На нем ворохом громоздились рукописи, зарисовки, выписки из библиотечных свитков, листы бумаги с уравнениями и расчетами, необходимые книги. Это было ее убежище.

И тут… такое.

Ора окинула незнакомца долгим внимательным взглядом и поняла, что мужчина выглядит, мягко говоря, изнуренным. Нечесаные и грязные темные волосы, покрытые ссадинами заросшие щеки, огромные синяки под глазами, рассеченная и еще не зажившая левая бровь, язвы в уголках рта, исхудавшая шея… Он был одет в потертую, явно казенную рубаху, под которой если когда-то и были мускулы, то сейчас от них ничего не осталось; ребра можно было пересчитать, не ощупывая. Довершал жалкую картину впалый живот. Как у мужчины были вообще силы хоть на что-то… Ора, поморщившись, укрыла пострадавшего вязаным цветастым покрывалом. И заметила, что и на жилистых руках тоже были повреждения, словно от кандалов. Может, они и были от кандалов… Тогда и то, что за ним гналась стража, становилось понятным. Этот мужчина сбежал из тюрьмы? Но тогда бы у него была особая метка, которую ставили всем заключенным. Ора закусила губу и откинула покрывало, осматривая более внимательно ключицы, где обычно ставили клеймо. Но на мужчине не обнаружилось никакой метки.

Как и рабского ошейника. Но что-то все равно было не так. Ора вздохнула, снова укрыла пострадавшего по самый небритый подбородок и вопросила:

– Откуда же ты на мою голову взялся? – Мужчина ожидаемо не ответил. – Вот не надо, не так уж сильно я по тебе ударила, очнешься как миленький.

Она отошла от кушетки и уперла руки в бока.

– Давай договоримся, хорошо? Я не спрошу с тебя стоимость моих покупок, а ты не доложишь властям, что я на тебе практиковалась… Так, посмотрим, кажется, у меня было укрепляющее зелье. Не варить же новое из-за тебя…

Она прошла в закуток, который служил ей кухней, где родители сложили жаровню, накрыв ее толстой каменной плитой. При маме все тут сверкало чистотой, но сейчас Оре просто некогда было наводить порядок и уют, хотя она старалась. На плите примостился котелок со сваренным на заказ зельем. Опустив туда черпак и принюхавшись, Ора поняла, что снадобье вышло неплохое и соседка, страдающая головными болями, останется довольна. И, может, еще кому ее, Оры, работу посоветует.

Деньги никогда не помешают. А теперь особенно.

Укрепляющее зелье нашлось на полке со всякими крупами. Как оно туда попало, Ора не сказала бы даже под пытками. Она схватила флакончик, накапала ровно сорок капель в чистую кружку, которую нашла с большим трудом, залила все кипяченой водой из другого котелка и взболтала. Жидкость в кружке приобрела приятный изумрудный оттенок. Если Ора правильно все рассчитала, этого должно было хватить. Она вернулась к лежащему без движения мужчине и с помощью ложечки влила зелье в рот, зажав длинный прямой нос, чтобы ни одной капли не пропало.

И села ждать, смотря на бесполезные теперь расчеты, разложенные на столе.

Времени начинать новое исследование не было, денег на новые ингредиенты тем более, а легальных способов достать деньги и ингредиенты Ора и не представляла. Через два месяца необходимо предоставить в Академии готовый проект, а у нее ничего нет. И вряд ли уже будет.

Что ж, кости оказались правы, пятый день месяца лип полностью изменил ее жизнь. Куда теперь мечтать о великих свершениях? Видимо, действительно не стоило и думать о чем-то, кроме домашнего очага.

Все пропало. Ора всхлипнула. Предаваться жалости к себе она не привыкла, но остановить слезы не могла. А она-то, дура, истолковала гадание, будто ее ждет удача.

Через пару часов мужчина закашлялся, дернулся и распахнул глаза. Приподнялся на локтях, огляделся, видимо, сознавая, где он. Потом заметил сидящую у стола Ору, хотел что-то сказать, но вдруг скривился.

Девушка не понаслышке знала, что укрепляющее зелье вполне могло вызывать рези в животе. Особенно если принять его на пустой желудок. И ее гостя явно постигла эта судьба. Он был таким тощим, что Ора сомневалась, ел ли он вообще.

– Очнулся, – проговорила Ора и поспешила его успокоить: – Сейчас пройдет.

«Может, стоило сварить ему кашу и дать ломоть хлеба?»

– Который час? – спросил гость. Голос у него был хриплый, словно мужчина давно им не пользовался. И говорил он действительно странно, проглатывая часть звуков. А еще так медленно, будто ему приходилось вспоминать каждое слово.

«Болезный какой-то», – подумала с жалостью Ора и пожала плечами. Она боялась, что незнакомец не знает языка, и как объяснять мужчине, что случилось, не знала. Теперь будто гора с плеч упала.

– Вечер. Уже вот-вот стемнеет. Лежи.

– Мне нужно… – Он попытался встать. – Мне нужно идти.

– Не торопись. – Ора подошла к кушетке. – Ноги могут не слушаться, но это пройдет. Отлежись, а завтра пойдешь, куда тебе надо… Меня Ора зовут. Я была напугана, потому не рассчитала сил, прости…

– У меня есть время до первой стражи, – проигнорировал ее мужчина и, даже не подумав представиться, поднялся с кушетки. Он возвышался над девушкой почти на две головы. Но вдруг покачнулся и со стоном повалился обратно. Укрепляющее зелье помогло гостю прийти в сознание, но не почувствовать себя лучше. – Что ты со мной сделала, ведьма?

– А что сразу ведьма? У меня имя есть, – обиделась Ора. Она покраснела и поспешила к плите, чтобы налить еще воды. Утихший было гнев взбурлил в ней с удвоенной силой. Как этот нахал смеет ее в чем-то обвинять? – Мне искренне жаль, но ты сам виноват! Я могла оставить тебя валяться там, чтобы стража подобрала и бросила в камеру дознания. Бродяг у нас не любят. Вот, – вернулась она к беспокойному гостю, – выпей. Отвар ромашки, успокоит желудок.

– За что?.. – вопросил неизвестный в потолок. – Почему, боги, вы не дали мне умереть?

И пробормотал что-то еще, но Ора не услышала ни одного знакомого слова.

– Я могла бы тебе это устроить, – услужливо предложила Ора, прикладывая стакан к бледным потрескавшимся губам. От неожиданности гость глотнул отвара. – Идиот.

Она уже начала жалеть, что не оставила этого несчастного на рынке. Никто же не видел, что именно она его приложила. А остатки магии, по которым ее могли бы разыскать, пока выясняли, что за тело, испарились. И-де-аль-но.

– Ты не понимаешь, – выдал умалишенный.

– Согласна, – кивнула Ора, – не понимаю. Как только сможешь ходить – уходи отсюда. Я даже прощу тебе, что ты разбил все мои надежды, только держись от меня…

И пока она это говорила, во входную дверь настойчиво постучали.

– …подальше, – закончила озадаченная Ора.

Гостей она не ждала. И тут же ее обдало холодом: «Неужели узнали, неужели?..»

– Иса^[4] Ия, – послышалось со двора, – открывайте!

Говорили так властно, будто имели полное право не только войти, но и снести дверь с петель. Но при этом исключительно вежливо.

– Ой… – Ора дернулась к двери и приоткрыла ее так, чтобы нежданные гости не увидели лежащего на кушетке мужчину. Вдруг обойдется, вдруг это кто из соседей решил прийти за заказом? – Чем могу быть полезна?

И обомлела от изумления и страха.