Магия, скрытая в родном Асилуме от глаз людей в храмах как что-то тайное и доступное только избранным, в Эгрисси была повсюду. Самые простые заклинания применяли в обычной жизни. Многие жители не владели магией так же хорошо, как его хозяйка, иса Ия, но использовали амулеты, шептали над отварами, гадали. Для людей на улицах Эгрисси магия не была связана ни с войной, ни с тем, что с ее помощью можно было убивать, а не выращивать, к примеру, овощи или ловить рыбу. Этот мирный быт сбивал с толку.

Не все в Эгрисси обладали силой. Даже стража города, сколько Макс за ними ни наблюдал – исподтишка, чтобы не заметили, – использовала старое доброе оружие. Каждый страж был вооружен кинжалом и широким коротким мечом, так похожим на привычный Максу гладиус. И они не делали ничего такого… волшебного. Отними у них амулеты, и будет обычная стража, в Асилуме такая же.

Против острого меча Максимиллиан Метел знал, как воевать, против магии – нет. И потому проиграл. Силой, покорившей себе Асилум, обладал Совет Магистров. А не эти дети.

Не сейчас.

Пыль наконец улеглась, и Макс отвел взгляд.

На него самого уже никто не смотрел. За месяц, прошедший с тех пор, как он попал к исе Ие, казалось, все привыкли. Хорошо, что не трогали и не поносили его на чем свет стоит, как в первые дни: Совет постарался выставить преступников, преданных Суду, сущими монстрами. Убийцами. Список преступлений двух бедолаг, кому даровали право на Суд вместе с ним, поражал, таких бы Макс повесил самолично. Им не повезло – стража вела их, как дичь, и лишь боги помогли Максу избежать казни. И иса Ия. Он это понимал.

При Оре, которая, казалось, и слыхом не слышала, что о нем говорят, никто не пытался прямо задеть его, помня, что оскорбление раба – это оскорбление его хозяина. За ее спиной ему грозили кулаками, шепотом ругали, понимая, что он ничего не сможет им сделать. Макса не интересовало, ненавидели ли его потому, что он – Метел или же потому, что считали грабителем или убийцей, достойным креста. Он видел издалека, как те поднимали на холме за рекой. Но Ора не пожелала присутствовать на казни, а он – тем более.

В городе ису Ию сторонились, хоть неприязни девушка не вызывала, а ее зелья и амулеты пользовались спросом. При ней старались вообще не замечать раба, лишь пару раз девушке пытались намекнуть, что она пригрела на груди змея, опаснейшего преступника, да, сейчас совершенно безвредного, но кто знает! Ора с неожиданной твердостью пресекала подобные нарекания.

Макс лишь усмехался, стараясь, чтобы никто не увидел: его хозяйка была иногда столь наивна. И с неким извращенным удовольствием ждал, когда она все же поймет и примет правду. Ора не боялась его, даже зная, что он мог быть осужден за любое гнусное преступление. Погруженная в свои проблемы, она пока что по неведомым причинам не задавалась вопросом, кто же на самом деле навязанный ей раб. И продолжала безыскусно, но сытно кормить его, обеспечила одеждой по размеру и даже выделила небольшую комнатку на втором этаже дома.

Сразу было видно, что там давно никто не жил, а за некогда добротным домом толком и не следили. Помимо этой комнатушки там были еще две закрытые; ключи, впрочем, висели между дверьми на криво вбитом гвозде, можно было взять и отпереть любую при желании. Сама Ора обжила первый этаж и, видимо, совершенно насчет второго не беспокоилась. Максу пришлось разгрести хлам в выделенной каморке, отмыть от слежавшейся в комки пыли дощатый пол, стены и скошенный потолок. В последнем обнаружилась прореха, через которую виднелось небо, а пол оказался настолько щелястый, что было удивительно, как он до сих пор не провалился.

Максу в далекой юности приходилось проходить через муштру наравне с простыми солдатами. Они строили укрепления для военного лагеря, командир не терпел праздности и заставлял работать в поте лица всех, от низших чинов до командиров подразделений. И сейчас Макс, с ностальгией вспоминая о тех временах, бегал с ведрами по низкой узкой лесенке, хоть проем, в который она уходила, каждый раз угрожал его голове. Вниз – вылить грязную воду и набрать чистую, затем вверх, и все с предельной осторожностью, чтобы не расплескать.

Наверное, если бы он рассказал это Аврелии, то она склонила бы прелестную русоволосую головку ему на плечо, тихо рассмеялась – как колокольчики звенят – и предложила бы ему рассматривать все это как очередную тренировку. Он точно наяву слышал ее нежный, бесконечно любимый голос: «Своих солдат ты хуже гоняешь, Максим, без пощады». Аврелия, урожденная принцесса, никогда не выказывала желания смотреть, как он муштрует личную гвардию Императора, ее отца, находя это варварским зрелищем. Зато Домна и Люций частенько сбегали от матери и во все глаза наблюдали за тренировками, а потом взахлеб наперебой пересказывали ей, что именно папа делал. Аврелия с улыбкой журила их.

Мысли о жене и детях придавали Максимиллиану сил, пока он не вспоминал, что их больше нет. И, чтобы глухая тоска не затопила его, с удвоенным усердием драил пол, стены, потолок.

От непривычной работы – да и время, проведенное в цепях в застенках проклятого Совета, сказалось на нем самым плачевным образом – гудели ноги и руки, ломило спину, но Макс не обращал на это внимания. Еще чуток, еще немного усилий – и он верил, что придет в ту форму, в которой был до плена. Таскать полные тяжелые ведра с водой оказывалось действительно полезно.

Спустя неделю он все же привел каморку в более-менее приличный вид, даже затащил наверх тощий, набитый комковатой овечьей шерстью матрас, который выудила из кладовки Ора. Она пообещала как-нибудь найти и доски, чтобы он смог смастерить основание кровати. На щелястый пол покрасневшая от стыда за столь убитое состояние дома девушка положила цветастый ковер, а на прореху в потолке навесила амулет, сказав, что дождь не станет проблемой.

Она действительно старалась, он не мог этого отрицать.

В целом иса Ия предоставила ему полную свободу действий. Она почти не выходила из дома, занятая своими исследованиями – по мнению Максимиллиана, невообразимо глупыми. Он невольно слушал девушку, когда та, забываясь, приказывала ему это, даже ради интереса просмотрел пару листков и еле удержался, чтобы не исправить несколько ошибок, заметных даже ему, плохо знающему язык и даже близко не знакомому с чародейской наукой. Исследования исы Оры пестрели грубыми просчетами. «Сколько взял, столько будь любезен отдать», – говорил когда-то Максу наставник Марций, обучавший его в юности разным премудростям. Что подходило для армии – вполне могло соответствовать и принципам магии.

Не замечающая ничего, даже того, что раб подчиняется ее глупым приказам, Ора рассматривала исписанные листы и каждый раз поджимала губы. Она ворчала под нос, что у нее истекает время, что надо приступать к практике, но по чьей-то вине – при этом иса Ия косилась на Макса – она топчется на одном месте. Потом откладывала бумаги и либо колдовала над безделушками, превращая их в амулеты и складывая готовые в корзинку, стоявшую у порога, либо варила зелья. Все это она разносила раз в пару дней по соседям, чтобы на полученные монеты купить новые ингредиенты и продукты.

Заказов у нее было много, а творимая ею волшба, к удивлению бывшего принцепса, не вызывала у него никаких эмоций, будто так и должно было быть. Ора не выглядела воплощением зла, но она, несомненно, была самой настоящей волшебницей. Один этот факт делал ее опасной.

Иса Ия, когда выбиралась из дома, всегда зачем-то брала Макса с собой. Он пришел к выводу, что только для того, чтобы не оставлять его дома одного. Совершенно бессмысленно, думал в первое время Максимиллиан, потому что было достаточно одного ее слова, и он бы просидел, не двигаясь и даже не моргая столько, сколько бы ему сказали. Но потом понял, что девушка таким образом… заботится о нем. И выгуливает, как какую-нибудь собачку.

Максимиллиан неосознанно коснулся ошейника, встрепенулся и продолжил путь к рынку. Сегодня иса Ия впервые отпустила его одного, с наказом дальше рынка не уходить и за пределы города не высовываться, и вообще, только на рынок и обратно. При этом она старалась выглядеть суровой, насколько могла: по привычке уперла руки в бока и строго поджала пухлые губы. В сочетании с растрепанными кудрями и смешно вздернутым носом смотрелось это уморительно, и Макс еле удержался, чтобы не рассмеяться. Впервые за долгое время. Наверное, даже с того момента, как погибла его семья.

Такая насупленная Ора напомнила ему смешного лопоухого беспородного щенка Домны и Люция. Дети долго выпрашивали зверушку, отказываясь от более приличествующей им гончей или коня. Натиску детей, подкрепленному неожиданной просьбой Аврелии, бравый принцепс Метел не смог противиться…

– Конечно, как скажете, иса Ора, – отозвался он, гася неуместные в его случае улыбку и воспоминания.

На деле он радовался, что наконец-то может дышать свежим воздухом, видеть и ощущать кожей солнечный свет. Наслаждаться одиночеством и хоть какой-то иллюзией свободы. А еще он был сыт и выглядел, как человек. Все это казалось невозможным еще месяц назад, когда он ждал, как решат его участь проклятые Магистры из проклятого Совета, в застенках башни, что высилась по центру Эгрисси и была видна отовсюду.

Эти возможности означали еще, что он не умер и у него появился шанс отомстить. Макс понимал: сейчас ему стоит затаиться, сделать вид, что он смирился с тем, что преподнесла ему судьба, усыпить бдительность заклятых врагов – Совета Магистров и их прихвостня, главного стража Андраста. Они будут за ним следить, что уж, они уже за ним следили. Проводя уборку на втором этаже, Макс видел, как по улице якобы случайно проходил отряд стражей, шлем одного, с пестрым плюмажем из перьев дятла, говорил сам за себя. Дело совершенно невиданное для района, где жила иса Ия. Один страж – еще куда ни шло, но какие дела могли привести сюда командора?..

Иногда тот останавливался поболтать с Орой и был при этом любезен до отвращения. Та думала, что блистательный страж явился по ее душу. Стыдилась и радовалась его знакам внимания. Ругала с каким-то странным придыханием в голосе, но его внимание ей явно льстило.

Дура.

В любом случае, пока она не была для Максимиллиана такой проблемой, за которую он сперва ее принял. Она была способом решения его проблем, должна была стать им, когда он поймет, как работают заклинания, вложенные в ошейник. С самого первого дня, когда его порыв отказаться от помощи привел к немыслимой, выжигающей изнутри боли, он старался не провоцировать девушку, но осторожно разведывал границы дозволенного. И неосознанные команды исы только этому способствовали.

Прямого приказа он, например, не мог ослушаться: ошейник чутко реагировал на повелительные нотки, нет-нет да проступающие в голосе девушки. Она приказывала не задумываясь, будто бы в шутку, сетуя, что он больно худой, ему надо есть – и Максимиллиану приходилось есть, даже если он не испытывал голода. Она требовала, чтобы он ее слушал, когда она размышляла о природе магии и своей научной работе, – Макс слушал. И даже задавал вопросы, потому что девушка как-то обмолвилась, что хотела бы получить хоть какой-нибудь отклик. Сама Ора так и не поняла, не осознала всей власти, потому ее ума не хватало на то, чтобы управлять им в полной мере – разве что за кухонным столом. Своими словами она оставляла широкое поле для маневров.

Но вот язык ошейник ему не сковывал. Макс мог сыпать язвительными замечаниями, бурчать и ругаться, сколько ему хотелось, пока не вызывал сильного недовольства. Но в любом случае он решил держаться отстраненно и вежливо. Определить границы личной свободы уже было значительным шагом. Для наступления ему требовалось больше информации.

И сегодня, в солнечный и теплый день, он радовался и этой возможности ее раздобыть.