* * *

Остаток дня путешественники потратили на покупки. Алиенора настояла на том, чтобы приобрести сушеного мяса и несколько фляг с водой. Аэль же сокрушенно наблюдал за тем, как уменьшается содержимое его кошелька, и не переставал задаваться вопросом, на что они продержатся оставшуюся часть пути. Но спросить у Алиеноры юноша не решался – слишком мрачные взгляды бросала на него девушка каждый раз, когда он открывал рот. Охотница все еще злилась на Хранителя за тот случай с мальчишкой. Сам Аэль и думать забыл об этой истории. Он довольствовался тем, что продолжал наблюдать, как Алиенора спускает его деньги на еду, одежду и другие бесполезные вещи. Терпение юноши лопнуло, когда девушка собралась купить не меньше пятидесяти платков у странствующего торговца. Аэль решил вмешаться.

– Не хочешь объяснить, что ты собираешься делать с пятью десятками платков?! Это же обойдется в целое состояние! Мы не можем себе такое позволить!

– Я путешествую, Аэль. Ты правда так глуп, что не знаешь: странники покупают товары в одном месте, чтобы перепродать их втридорога в другом? Или просто прикидываешься?

При виде сокрушенного лица Хранителя торговец улыбнулся. Девушка все предусмотрела, даже их возможные денежные трудности. Аэль признал, что недооценил Алиенору. Может, она и правда не так глупа, как он полагал.

– О нет, совсем забыла о корме для лошадей!

Эти слова вырвали юношу из размышлений. Она собралась взять с собой в Пустыню лошадей?

– Ты шутишь, да?

Алиенора угрожающе обернулась.

– А похоже на то?

– Не можем же мы взять с собой лошадей в пустыню! Они умрут от жажды!

– Я уже пересекала пустыню с Мистралем – и он прекрасно справился.

Аэль вздохнул. Он уже хорошо знал, что девушка так просто не сдастся, но на этот раз и он так просто не отступит.

– Да ведь ты сама говорила, что нам придется пересечь подвесной мост, опасный даже для людей. Разве нет?

– Этот мост висит уже пять веков, вряд ли четырем путешественникам под силу его проломить, – ответила Алиенора. – К тому же если мы оставим лошадей здесь, остаток пути нам придется проделать пешком, а это нас только замедлит. Понимаешь, к чему я клоню?

Аэль все прекрасно понимал. Если путешествие затянется, ему придется терпеть свою спутницу еще дольше, а этот вариант молодой человек даже не рассматривал. Девушка и так уже достаточно действовала ему на нервы.

– Пожалуй, – сказал он, напуская на себя соответствующий вид, – твоя идея не так уж плоха.

Алиенора рассмеялась и забрала кошелек у юного аристократа.

– Так я и думала!

* * *

– Ликер Идрисса, пожалуйста.

– Сей момент, господин.

Как они и договорились, Алиенора отправилась покупать корм для Мистраля и Изиды. Она попросила юношу подождать ее в таверне, и тот, мечтая хоть недолго побыть в одиночестве, согласился без колебаний. Молодому Хранителю нужно было побыть наедине со своими мыслями.

Хозяин наполнил его стакан странным напитком пурпурного цвета. От его поверхности поднялось фиолетовое облачко, а потом сразу же рассыпалось легким порошком со сладким мускусным ароматом. Аэль поднес ликер к губам, и по его телу разлилось приятное тепло.

Он подумал о Лазериане, который все еще был в Академии и наверняка сейчас искал надежную зацепку, чтобы выкурить Охотников из их логова. Юноша дорого заплатил бы, чтобы разделить это задание с другом, а не торчать наедине с Алиенорой в этой глуши. Хотя он был уверен, что товарищ оценил бы девушку – она обладала теми качествами, которые тот безуспешно пытался привить Аэлю. С раннего детства Аэль считал единственным образцом для подражания своего отца – Риваллона Тиерана, самого знаменитого Хранителя в столице. Риваллон всегда возлагал большие надежды на старшего сына, обходя вниманием младшего, Гленна, – тот видел в брате соперника и стремился победить его во что бы то ни стало. В свои двадцать три года Гленн, без всяких сомнений, был подающим надежды Хранителем, но до старшего брата, который не переставал совершенствоваться день ото дня, ему было далеко.

Аэль жалел о том, что установил дистанцию с Гленном. Со временем это расстояние разрослось до размеров оврага, а потом и вовсе превратилось в непреодолимую бездну. Теперь оно достигло таких масштабов, что, когда Аэля спрашивали о ближайших родственниках, он отвечал, что вырос один в семье. И юноша прекрасно знал, что за его спиной Гленн говорил то же самое.

– Так, значит, ты теперь пьешь без меня?

Молодой Хранитель и глазом моргнуть не успел, как рядом расположилась Алиенора. Она заказала то же и завороженным взглядом смотрела на пурпурное облачко, повисшее над ее стаканом.

– Каждый раз, когда пью Идрисс, мне вспоминается фиолетовый цветок, который растет в лесу Элиандар, – объяснила Алиенора.

– Идрисс – это цветок? – удивился юноша.

– Конечно.

Алиенора выложила кошель на стол и подтолкнула его к Аэлю. Тот сразу же положил его себе в карман, надеясь, что теперь траты закончились.

– Ты его видела?

– Однажды. – Алиенора углубилась в воспоминания о путешествии, которое привело ее в лес. – Я была на юге по делам и остановилась на опушке Элиандара по пути к Ден’Джахалю.

– Ты постоянно странствуешь.

– Таково мое ремесло.

Между спутниками воцарилось молчание. Каждый погрузился в свои воспоминания, слегка опьяненный сладким ликером. Наконец, Алиенора опустошила свой стакан одним глотком и отрезала:

– Нам пора. Скоро стемнеет, надо успеть добраться до Пустыни, пока не наступила ночь. Следующие несколько дней будут непростыми и длинными – хочу подышать вечерней прохладой, пока есть такой шанс.

Земля под копытами лошадей постепенно сменялась песком. Окутанный песчаной пылью горизонт темнел, и спутники устроили привал, чтобы посмотреть, как сумерки тают в пустыне. Небо в апельсиново-розовых тонах было как нельзя более под стать светло-желтым дюнам. Багровое светило, казалось, приветствовало этот взрыв красок.

Аэль не мог вспомнить более красивых сумерек. Иногда из окна своей комнаты в Академии он смотрел на небо вместе с Лазерианом, мечтая о приключениях и свободе, о силах, с которыми ему предстоит сразиться, об Охотниках, которых он непременно поймает. И теперь юноше чудилось, что этот закат расцвечен красками всех его ребяческих фантазий.

– Много закатов я повидала в своих путешествиях, один великолепнее другого. Но этот – мой любимый, – вздохнула Алиенора, устраиваясь возле разведенного огня.

– Что нас ждет в Пустыне?

– Песок и тишина. Эта тишина настолько прозрачна и тяжела, что было бы грубостью нарушить ее. Там нет ни воды, ни деревьев. Только дюны до самого горизонта.

– Ты говорила, что пересекала ее. Что ты помнишь о том путешествии?

Алиенора ответила не сразу – она подбирала слова. Переход через Пустыню стал ее последним испытанием, когда она обучалась ремеслу Охотника. Тогда девушке казалось, что ее словно замуровали в тюрьме безмолвия, целую неделю пески держали ее в тисках воспоминаний. Она до сих пор не забывала, какой долгий внутренний путь ей тогда пришлось пройти, чтобы преодолеть безмолвие Пустыни.

– Не могу сказать, пересечь Пустыню просто. Но в Венальморе много других опасных мест. И этот песчаный океан всего лишь прелюдия к тому, что ждет нас впереди.

– А что нас ждет? – спросил внезапно обеспокоенный Аэль.

Алиенора просияла лучезарной и вместе с тем грозной улыбкой, повернулась на бок и прошептала:

– Скоро сам увидишь.



Глава 7

Подлинная сила Охотника заключается в его умении оставаться незамеченным. Днем, равно как и ночью, Охотник остается невидим.

Власть Молчания, глава 15

Нель’Йюна…

Закутанный в темный плащ странник тенью проскользнул в город. Он шел не торопясь, словно призрак, и выводил на городских стенах слова, значение которых понимал только он сам.

Странник любил оставлять напоминание о себе.

На стенах он писал загадки на языке древнего Венальмора, который уже стерся из памяти мира. Их смысл терялся во тьме минувших времен. Странник прятал широкую улыбку под капюшоном.

Знание – это привилегия. И Души были этой привилегии лишены.

Он шел по едва освещенной улице в самом сердце города. Вывеска возле одной из лавок покачивалась под слабым пассатом^[4], пронзительно поскрипывая. Старая надпись наполовину выцвела, но все-таки была различима.

«Чердак Дорваля».

Путешественник бесшумно вошел в лавку, где были хаотично свалены предметы, столь же старинные, сколь и опасные, столь же уродливые, сколь и бесполезные.

Ее владелец по имени Дорваль, казалось, не замечал никого и ничего, с головой уйдя в пыльные книги. Из-за кипы бумаг виднелись только его грязные волосы и перекошенное от сосредоточенности лицо. Вошедший гость сразу же ступил в тень. Но на секунду опоздал.

– Добрый вечер, Брагаль. Чем обязан твоему визиту?

Вздохнув, странник вышел на свет и снял капюшон. По его плечам были рассыпаны светлые пряди. Свеча обнаружила глаза разной масти – зеленой и серой – на закаленном невзгодами лице. Дорваль заметил длинный белый рубец на щеке своего друга и кашлянул. Брагалю нравилось создавать ореол тайны вокруг собственного шрама – только ему было известно, кто нанес эту рану.

– Просто заглянул проведать старого друга, – ответил посетитель глубоким и мрачным голосом.

– Думаешь, я в это поверю, Брагаль? Рассказывай, что тебя ко мне привело.

Дорваль поднялся и подошел к другу, которого не видел уже несколько лет. Он разорвал все связи с Охотниками, когда избрал другой путь, и оставил их. Его нынешняя жизнь не имела ничего общего с прежней: в ней больше не было ни убийств, ни кровопролития, ни невыполнимых заданий. Мужчина оставил все это в прошлом.

По крайней мере, так он думал до сегодняшнего вечера.

Брагаль улыбнулся ему и сел на табурет.

– Хорошо. Перейду сразу к делу.

Коротышка вздохнул и устроился напротив Охотника. Он заранее знал, что ему не понравится то, что он сейчас услышит.

– Через несколько дней к тебе заглянет Алиенора. Наверняка она придет за информацией. Само собой, ты ответишь на все ее вопросы. И дашь ей все, что она попросит.

– Кроме?

– Кроме информации о Лоане и Малене Деринах, ее родителях.

Дорваль молчал и судорожно чесал в затылке. Казалось, история Алиеноры и смерти ее родителей была скрыта таким плотным покровом тайны, который можно было сравнить разве что с растущей жаждой мести самой девушки.

– Ты слишком ее опекаешь, – сказал коротышка. – Алиенора больше не ребенок, она имеет право знать. Рано или поздно она пойдет против твоей воли.

Брагаль рассмеялся и обвел взглядом комнату.

– А ты не растерял чувства юмора, дружище. Я уж боялся, что твоя новая жизнь превратила тебя в могильного червя.

Мужчина широким жестом обвел предметы на столах и вдоль стен. Покинув клан Охотников, Дорваль целиком посвятил себя изучению древних реликвий и старинных легенд. Он считал, что чем лучше знает прошлое, тем больше у него шансов спасти всех от грядущей гибели, которую несли Клинки.

– Ты пришел оскорблять меня, Брагаль? В таком случае не стану тебя задерживать. Ступай.

– Дружище, я ведь пришел предупредить тебя. Твоя скромная контрабанда меня больше не беспокоит, но не забывай, кто научил тебя всему, что ты знаешь. Ты Охотник, ты дал клятву верности и должен блюсти ее.

– Клятву я давал двадцать лет назад, да и слова эти уже не имеют никакого смысла, – прошептал себе в бороду Дорваль.

– Не забывай, почему я оставил тебя в живых! – прорычал Охотник, ударяя огромным кулаком по антикварному столу.

Слова Дорваля были настоящим позором для клана, и Брагаль не мог с ними смириться. Отношение этого коротышки выводило его из себя.

– Ты обязан помогать Рожденным-Без-Души, которые приходят к твоим дверям, – добавил мужчина, – и должен помогать членам клана драгоценной информацией, откуда бы ты ее ни доставал!

– Да не предавал я вас, – пробормотал Дорваль, напуганный вспышкой гнева своего друга.

– Ложь! Ты что-то прячешь в своей лавке, и, поверь мне на слово, однажды я узнаю, что именно!