Я сбился со счета после пятидесятого убийства. Серийные убийцы Азии (страница 2)

Страница 2

История убийства младенцев в Японии насчитывает более тысячи лет. Это явление было распространено еще в эпоху Эдо (1603–1868) как средство контроля роста населения. Сельские жители часто убивали своих вторых или третьих сыновей в так называемом мабики. Дочерей обычно щадили: их можно было выгодно отдать замуж или продать в служанки, гейши или проститутки. На одном только севере Японии ежегодно регистрировалось от шестидесяти до семидесяти тысяч случаев мабики.

Когда в конце девятнадцатого века Япония стала стремительно модернизироваться, мабики запретили на законодательном уровне. Более того, руководство страны поощряло рост населения, поскольку это способствовало увеличению промышленной и военной мощи. Но после сокрушительного поражения во Второй мировой войне детоубийство вновь стало популярным, достигнув пика в 1948 году. Тогда было зарегистрировано 399 случаев мабики. Затем показатели снижались вплоть до 1958 года, когда было зарегистрировано 114 случаев. Впоследствии число мабики снова стало расти и стабилизировалось на уровне около 175 случаев в год.

Сотрудники полицейской станции Васэда впервые столкнулись с чем-то подобным. Вопреки распространенности детоубийств в послевоенной Японии такие случаи как-то не были на слуху. Вероятно, на них просто не обращали внимания в потоке бед и испытаний, обрушившихся на страну: нищета, разруха, позор поражения, американская оккупация. Атомные бомбежки стерли с лица земли два крупных города. Миллионы погибших, тысячи убитых и покалеченных. Чего только не пришлось повидать жителям Токио за последнее время! Но о мертвых младенцах как-то не говорили.

Пришлось поднимать архивы, чтобы выяснить, случалось ли подобное в недавнем прошлом. Оказалось, только за последние сорок лет в Японии произошло как минимум три громких случая массовых детоубийств.

Первый инцидент случился в самом начале двадцатого века в городе Сага-Си на юго-западе Японии. В 1902 году мужчина сорока девяти лет, производитель расчесок по профессии, с супругой взяли на попечение деревенского ребенка – девочку шести месяцев от роду. Ее родители заплатили супругам семьдесят иен за присмотр и воспитание. Через год девочка скончалась при невыясненных обстоятельствах. Случай не стали расследовать, поскольку супругам каким-то образом удалось раздобыть свидетельство о смерти, в котором значилась кончина по естественным причинам. Ребенок мог заболеть и умереть – в этом не было ничего подозрительного. Вероятнее всего, супруги подкупили врача, выписывавшего свидетельство о смерти.

После того как первый случай сошел им с рук, супруги стали ездить по соседним префектурам и выискивать незаконнорожденных детей. Как правило, родители таких детей стремились избавиться от них всеми возможными способами. Супруги убеждали матерей, которые чаще всего были юными и небогатыми, что позаботятся о младенце, обучат его ремеслу и помогут найти работу в городе. Это лучше, чем прозябать где-нибудь в деревне и убиваться на рисовых полях. Даже будучи очень бедными, те, кто отдавали детей, умудрялись как-то наскрести от десяти до двадцати пяти иен, чтобы отдать в качестве благодарности супружеской паре. Их считали добрыми и благородными людьми, взвалившими на себя заботу о чужих детях.

Младенцев забирали в город, и больше их никто никогда не видел. Как выяснилось позже, супруги убили и закопали в землю более шестидесяти младенцев. Некоторые из погибших, как показало вскрытие, были закопаны живьем. Подробности того, что делалось с детьми перед смертью, полиция либо не смогла выяснить из-за состояния трупов, либо предпочла скрыть от широкой общественности.

Седьмого июня 1910 года пару арестовали и допросили. Оказалось, что у них была сообщница. Она узнавала о детях, рожденных в округе, и подстраивала встречи с их родителями. Втиралась в доверие, расспрашивала о ребенке, о планах на будущее. Если ей начинало казаться, что появившийся младенец скорее обуза для молодых родителей, чем радость, ненавязчиво предлагала решение – отдать ребенка тем, кто о нем позаботится. Затем рассказывала, что как раз знает такую супружескую пару: бездетные, респектабельные, заботливые – на них можно положиться! Так родители соглашались отдавать своих младенцев, не зная, что обрекают их на ужасную участь.

Эта сообщница получала от супругов небольшой процент за каждого ребенка. Ее приговорили к двенадцати годам заключения. А супругов-детоубийц судили, признали виновными более чем в шестидесяти случаях преднамеренного лишения жизни и приговорили к смертной казни. Когда об этом стало известно горожанам, они собрались толпой и разрушили жилище супругов. Таким образом, от пары детоубийц не осталось никакого следа: ни потомства, ни жилища, ни имущества. Долгое время никто не хотел селиться на земле, где стоял разрушенный дом.

Следующий подобный случай, он же самый громкий и хорошо освещенный в прессе, произошел в районе Ивазака в Итабаши, Токио. Девяносто лет назад расслоение в японском обществе было гораздо глубже и контрастнее, чем сейчас. И география больших городов это отображала. Существовали районы для богатых, и существовали районы для бедных. Это были отдельные миры. Их жители никогда не пересекались и были преисполнены скрытой, а порой и явной неприязни друг к другу. В Токио одним из таких районов для бедных был Ивазака, который современники прозвали пещерами для бедных, или просто трущобами.

Японский словарь «Син Мэйкай Кокуго» дает следующее определение слова «трущобы»: «Место, где живет много нищих. Позорная часть большого города». Следует отметить, что подобные места возникали стихийно, а не по чьему-то замыслу или указу. История Ивазаки хорошо это демонстрирует.

В конце сёгуната Токугава – речь идет о второй половине девятнадцатого века – часть горожан покидала Эдо, опасаясь войны между армиями правительства и сёгуната. Беглецы селились в окрестных районах, которые позже войдут в состав Токио, получившего статус столицы во время реставрации Мэйдзи. «Поселенцы собрались в Итабаши, Микавасиме, Ниппори, Минами-Сенжу и Нисиараи», – говорится в пятой части книги 1960 года «Жестокая история Японии». Учитывая, насколько высокоразвитой страной является сегодняшняя Япония, очень трудно представить себе уровень нищеты населения перечисленных районов. Помогают старые фотоархивы. На пожелтевших снимках можно разглядеть грязные улицы без тротуаров, одноэтажные деревянные дома, отсутствие освещения.

В таких декорациях и произошел знаменитый инцидент в трущобах Ивазака в Итабаши, который в апреле 1930 года потряс всю Японию. Отследить хронологию событий помогают публикации в «Асахи Симбун» – ежедневной японской национальной газете.

В выпуске от 14 апреля 1930 года встречаем шокирующий заголовок: «Кодзуки Онимура в сговоре с другими причастен к убийству младенцев. Тридцать загадочных смертей за год». Далее в статье говорится о подозрительной гибели одномесячного младенца, якобы задохнувшегося во сне. Родители принесли ребенка в бессознательном состоянии в ближайшую клинику Нагаи и стали просить свидетельство о смерти. Врачей что-то насторожило, и они связались с полицией Итабаши. Произвели вскрытие трупа и выяснили, что принесенный младенец был задушен. Подозрение, естественно, пало на родителей. Вернее на тех, кого таковыми посчитали. Как выяснилось впоследствии, супруги, которые принесли младенца в больницу, его биологическими родителями не были.

Далее в той же статье сообщается, что месяц назад, 12 марта 1930 года, другой житель тех же трущоб в разное время утопил в корыте с водой пять мальчиков и одну девочку.

Другой обитатель Ивазаки, профессиональный попрошайка, получил откуда-то одиннадцать детей, которые в разное время помогали ему в его промысле. Попрошайка заметил, что, когда он выходил на работу с детьми, особенно грудными младенцами, прохожие подавали охотнее. А когда дети подрастали, их можно было отправлять на работу поодиночке. Лучше всего детям подавали у кладбища: люди, которые приходили навестить могилы своих детей, наиболее расположены к подобного рода благотворительности. Судя по всему, попрошайка имел неплохой доход от своей армии помощников.

Но в какой-то момент стало обращать на себя внимание исчезновение детей из виду. Стоило им приблизиться к определенному возрасту, они пропадали. Попрошайка объяснял это опасностью профессии. Но проводивший свое расследование журналист газеты «Асахи Симбун» придерживался иного мнения. Репортер, которого звали Кан Мисуми, был уверен, что нищий убивал детей, как только замечал, что те начинают зарабатывать меньше денег. Это случалось примерно к подростковому возрасту. Мисуми подозревал, что именно тогда дети приносили своему владельцу больше убытков, чем прибыли. Ест подросток, особенно мальчик, наравне со взрослым, а подают ему уже не так много и охотно, как ребенку.

Берем в руки выпуск «Асахи Симбун» за следующий день, 15 апреля 1930 года. Во второй статье, посвященной этому инциденту, говорится о том, что по подозрению в убийствах детей и младенцев задержаны уже восемь жителей Ивазаки. Трущобы названы «Деревней убийц».

В вечернем выпуске другой газеты от того же дня – «Токио Нити-Нити Симбун» – сообщается больше подробностей: «Ребенок раздавлен матрасом ужасной супружеской парой из Итабаши. Есть подозрение, что имели место еще три таких случая».

На следующий день, 16 апреля 1930 года, репортер «Асахи Симбун» сообщает, что полицейский участок Итабаши продолжает принимать и размещать подозреваемых. Возникла парадоксальная ситуация: в то время как в участке уже не хватало места для задержанных, они все поступали и поступали. По меткому замечанию репортера Кана Мисуми, «еда и условия содержания в тюрьме гораздо лучше, чем там, откуда они пришли. Вряд ли они будут против остаться». А 17 апреля Мисуми пишет, что одиннадцать человек уже отпустили за неимением доказательств.

Но газеты продолжают нагнетать обстановку. Вечерний выпуск газеты «Токио Нити-Нити Симбун» от 20 апреля печатает статью под броским заголовком: «Пятьдесят мертвых детей за несколько лет. Причины смерти глубоко скрыты».

Известно, что 19 апреля прокурор Тодзава из прокуратуры Токийского уголовного окружного суда посетил трущобы. Визит преследовал цель выяснить, в каких условиях содержались дети. Мы не знаем подробностей этого полевого исследования, но сохранилось одно высказывание Тодзавы, которое дает представление об увиденном им в Ивазаке: «Все оказалось хуже, чем я себе представлял».

Последнее упоминание о расследовании находим в газете «Асахи Симбун» от 22 апреля: «Шесть женщин и пять мужчин, причастных к убийству детей в Ивазаке, находятся под следствием».

Затем репортажи о деле внезапно прерываются. О массовом убийстве детей не пишет ни одно издание, несмотря на то что информация такого рода гарантированно поднимает продажи.

Разговоры об инциденте в трущобах Ивазака возобновляются лишь девять месяцев спустя. В утреннем выпуске «Асахи Симбун» от 22 января 1931 года сообщается, что окружной суд Токио признал подсудимого Кику Огаву виновным в убийстве ребенка и приговорил к семи годам тюремного заключения. Остальные подозреваемые отпущены за неимением доказательств.

Поражает контраст между громким началом дела и такой скромной развязкой. Вначале – ежедневные репортажи, в конце – коротенькая сухая заметка. Почему расследование не продолжилось? Почему при десятках жертв и нескольких подозреваемых наказание понес только один человек? Что именно означает формулировка «за неимением доказательств» и какие в таком случае были доказательства против осужденного? И, наверное, самый главный вопрос: сколько же детей было убито в Ивазаке на самом деле? Можно ли считать корректной цифру пятьдесят, напечатанную в газете «Токио Нити-Нити Симбун»? Или это было свойственное журналистам преувеличение с целью повысить сенсационность материала?

Возможно, достоверно этого уже не выяснить. Остается полагаться на скудные свидетельства современников.