Но всё же тревожное впечатление не покидало ее. Ей чудилось, что дома вокруг нежилые. Не было слышно никаких звуков, не играла музыка, не визжала дрель, не лаяла собака, не плакал ребенок… Тут, если что случится, хоть оборись, никто не услышит и на помощь не придет. Надежде стало, мягко говоря, очень некомфортно.

И тут она увидела, что впереди, прямо у нее на пути, возник здоровенный детина в черной кожаной куртке, с черными пронзительными глазами, черными, коротко остриженными волосами и с узкой черной щеточкой усиков над верхней губой.

Он стоял прямо перед ней и исподлобья смотрел на Надежду, явно не собираясь уступить ей дорогу.

Надежда невольно замедлила шаги и остановилась.

Детина шагнул ей навстречу и приказал с расстановкой:

– Отдай то, что тебе не принадлежит. Отдай, или тебе будет очень плохо!

– Вы это о чем? – удивленно и испуганно отступила назад Надежда.

Незнакомец выставил вперед квадратный подбородок и процедил сквозь зубы:

– Я сказал: отдай то, что тебе не принадлежит! Иначе хуже будет!

С этими словами он снова шагнул к ней, и она невольно отступила еще на два шага. И тут же услышала за спиной приближающиеся быстрые шаги.

Против воли Лебедева оглянулась, хотя знала, что нельзя этого делать, незнакомец в черном может напасть. Но она увидела, что к ней подкрадывается тот самый плюгавый мужичонка в приплюснутой кепке, который направил ее в проход между домами.

Как только Надежда его заметила, мужичок подскочил к ней, ухватился за сумку со злополучным прибором и потянул ее к себе. Ее бы воля, Надежда без борьбы отдала ему дурацкий прибор, но как потом объяснить это матери? И потом обидно – она столько времени потратила, чтобы довезти эту махину досюда, и теперь потерять сумку, можно сказать, на финишной прямой.

Надежда изо всех сил вцепилась в сумку. Завязалась борьба. Она молча боролась с тщедушным грабителем. Он, громко пыхтя, дёргал сумку, пытаясь вырвать ее у Надежды из рук, а она пинала его под коленку, но не попала. То есть разок попала, но мало, он разозлился, оскалился, как бездомная собака, и удвоил усилия.

Исход борьбы был неясен, но тут позади незадачливого грабителя раздался топот, и на сцене появился новый персонаж. Точнее, не совсем новый. Это была та самая разговорчивая женщина, с которой Надежда ехала в одном трамвае и которая болтала с приятельницей на конечной остановке.

Отдышливо пыхтя и топая, женщина подлетела к щуплому налётчику сзади, подняла над головой в боевой готовности свою сумку и с размахом опустила эту сумку на его голову. Мужичонка пошатнулся и без звука повалился на землю.

Женщина встала над ним с победным видом, как охотница над поверженным зверем, потом покачала своей сумкой и удовлетворённо изрекла:

– Эк я его синенькими приложила!

– Чем? – удивленно переспросила Надежда.

– Синенькими, – повторила женщина и пояснила: – Баклажанами. Не зря на рынок ездила, хороших баклажанов купила, наготовлю икры на зиму! Муж мой очень это дело уважает, с горячей картошечкой хоть каждый день банки открывай.

– Здорово вы его! – восхитилась Надежда. – Спасибо! А он вообще-то живой? – склонилась она над грабителем.

– Живой, еще какой живой! – отозвалась женщина. – Что ему сделается? Я же его по голове приложила, а у него там нет никаких жизненно важных органов, сплошная кость!

Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, незадачливый мазурик застонал, открыл глаза и с трудом поднялся на ноги. Не глядя на женщин, он побрел, чертыхаясь и пошатываясь, в известном одному ему направлении. Женщина с баклажанами подтолкнула его в спину, придав дополнительное ускорение, и напутствовала:

– Иди, откуда пришел, и лучше не возвращайся! – Тут же она пояснила: – Это Колька из седьмого номера, тот еще козел! Непременно загремит на зону!

Только в этот момент Надежда вспомнила о черном человеке, который от нее непонятно чего требовал.

Она посмотрела по сторонам… но вокруг никого не было.

– А где человек с усиками? – спросила она свою спасительницу. – Весь такой… черный?

– Негр, что ли?

– Да нет, почему негр? Белый, только одет в черное, с усиками. Он меня тут остановил.

– Не знаю, про кого ты говоришь, – протянула собеседница, с сомнением посмотрев на Надежду. – Тебе он не померещился? Когда я подоспела, то здесь, кроме тебя и Кольки, никого не было.

– Думаете, померещилось? – переспросила Надежда. – Может, так оно и есть…

– Тогда тебе к врачу сходить нужно. Когда черные мужики мерещатся – это нехороший симптом. Так что ты сходи к окулисту или к этому… невропатологу. Может, капли какие пропишут.

– Схожу, – согласилась Надежда, чтобы не вступать в дискуссию. – Непременно схожу. Завтра же.

Сама она ничуть не сомневалась, что видела мужчину в черном так же отчетливо и ясно, как сейчас видит женщину с баклажанами.

В голове у Надежды роились мысли: странный мужик… Чего он от нее хотел?..

«Отдай то, что тебе не принадлежит…»

Она встряхнула головой, словно отгоняя неприятное видение. Можно было бы подумать, что это просто тип со странностями, который сам не знает, что говорит и где бродит. Или же он перепутал Надежду с какой-то своей знакомой, которая действительно что-то взяла у него и не отдает.

Можно было бы – если бы не одна очень существенная деталь.

То, что он сказал Надежде, дословно совпадало с текстом записки, которую Надежда нашла в кармане своего пальто после презентации игры по Варвариному роману – «Отдай то, что тебе не принадлежит. Отдай, или тебе будет очень плохо!» Тот же текст, слово в слово… Это не может быть простым совпадением!

Надежда в институте изучала среди прочих дисциплин теорию вероятности и знала, что вероятность дословного совпадения такой длинной фразы стремится к нулю. Значит, этот черный человек приехал на другой конец города, чтобы подкараулить ее, Надежду, и произнести эту странную фразу. Но возникает вопрос – зачем?

Насколько Лебедева помнила, она ни у кого ничего не брала, у нее вообще не было чужих вещей, если, конечно, не считать дурацкий прибор с длинным непонятным названием, который она взяла у матери и сейчас несет ее подруге. Но невозможно предположить, чтобы этому черному человеку понадобился дурацкий тоноксинометр. Кроме того, зачем пугать Надежду и угрожать ей, когда она и так собирается отдать этот прибор законной хозяйке?

– Ты о чем задумалась? – внедрилась в поток ее мыслей женщина с баклажанами.

– Да так, ни о чем.

– Тоже симптом нехороший, когда задумываешься! Пойдем уже отсюда, пока Колька с дружками не вернулся. Тебе ведь Борисоглебский проезд нужен?

– Точно.

– Ну, так пошли, мне тоже туда.

Женщины, поудобнее перехватив свои тяжелые сумки, захлюпали по раскисшей тропинке и вскоре вышли к двум домам из щербатого красного кирпича.

– Тебе какой дом нужен – третий или пятый?

– Пятый.

– И я в пятый иду.

Они дружно направились к левому дому.

– А что, кроме третьего и пятого никаких домов нет? – поинтересовалась любопытная Надежда.

– Нету. Только эти два.

– Почему же тогда они третий и пятый, а не первый и второй?

– Потому что раньше здесь еще дома были, но их признали аварийными и снесли. А эти два остались.

Женщины подошли к подъезду.

– А квартира тебе какая нужна? – осведомилась спутница Надежды.

– Четвертая.

– Так это ты, значит, к Людмиле Петровне идешь?

– Точно.

– Что ж ты раньше не сказала!

– Так вы не спрашивали.

– Людмила Петровна – это такая женщина! Я ведь у нее когда-то в школе училась. Ты, наверное, тоже ученица бывшая? К ней многие ученики ходят.

– Нет, я не ученица. Она с моей мамой дружит.

– А-а, ну ясно. Передавай ей привет. От Вали Тёлкиной, она меня под этой фамилией помнит.

На этом женщины расстались.

Надежда подошла к двери четвертой квартиры, позвонила.

За дверью раздались шаркающие шаги и неожиданно молодой, звонкий голос:

– Иду-у, иду-у!

Дверь открылась. На пороге стояла маленькая старушка с подкрашенными в голубой цвет волосами, в серой кофте ручной вязки. На шее у нее болтались две пары очков на цепочках.

Надежда смотрела на нее и осознавала, что она никогда в жизни не видела эту старушку. С другой стороны, мать утверждала, что они ездили к ней в гости. Когда? Очень давно, но если мать говорит, что это было, значит, так оно и есть. Память у нее прекрасная, всё помнит. Это что же получается? Что у нее, Надежды, проблемы с памятью и ей действительно нужно обратиться к врачу, как советовала эта самая Валя Тёлкина?

Надежда расстроилась, но тут же взяла себя в руки, не следует распускаться перед незнакомым человеком.

– Здравствуйте, Людмила Петровна! – начала она. – Я…

– Постой, не говори, я сама узнаю!

Старушка надела на нос одни очки и внимательно взглянула на Надежду. Слегка нахмурив лоб, она проговорила: – По-моему, выпуск восьмидесятого года… Правильно?

– Нет, Людмила Петровна, я…

– Нет? – Старушка заметно расстроилась. – Неужели я ошиблась? Но я же помню твое лицо! Прямо перед глазами стоит! Тогда восемьдесят второй год?

– Нет, Людмила Петровна, я Надя…

– Надя Кошечкина! – расцвела старая учительница. – Восемьдесят третий год! Как же я сразу не вспомнила!

– Нет, Людмила Петровна, я у вас не училась! Я Надя, дочка Татьяны Васильевны, подруги вашей!

– Ох, Надюша, извини, конечно же, это ты! Как же я тебя сразу не узнала? А я уже переполошилась, думала, не могу ученицу свою вспомнить! Слава богу, еще нет склероза! А ты вообще зачем приехала? То есть я рада, конечно, но всё же…

– Людмила Петровна, а разве вам мама не звонила? Не сказала, что я приеду?

– Ох… Сейчас я проверю…

Людмила Петровна подошла к стене, надела другие очки и стала внимательно разглядывать обои. Надежда проследила за ее взглядом и увидела, что светлые обои исписаны памятными записями.

Людмила Петровна читала их одну за другой:

– Алексей, сантехник… Телефон такой-то… Заплатить за электричество до пятнадцатого числа… Сходить на почту… Купить туалетную бумагу и жидкое мыло… Сдать книги в районную библиотеку… Ага, вот, точно, написано: звонила Танька, говорила, что приедет ее дочка…

Надежда усмехнулась: непривычно было, что ее мать кто-то называет Танькой.

– И правда, звонила, – смущенно призналась Людмила Петровна. – Да я как-то запамятовала. – Тут она спохватилась: – А что же я тебя в дверях держу? Нехорошо это. Пойдем в комнату, чай пить. А ты сумку-то свою оставь, что ты такое тяжелое притащила?

– Так это же я вам привезла! Мама просила.

– Привезла? – с интересом переспросила Людмила Петровна. – Яблоки, что ли? На повидло или так есть? У мамы твоей яблоки очень хорошие, особенно осенние полосатые!

– Нет-нет, это прибор медицинский, который вы маме давали. Тоноксинометр.

– Прибор? – В глазах старушки мелькнул испуг. – Куда же я его дену? Я в тот шкаф, где он стоял, уже банки поставила с яблочным повидлом. Честно говоря, так обрадовалась, что от него избавилась – и вот опять двадцать пять… Что же мне с ним делать?

Надежда поскорее отвернулась, чтобы хозяйка квартиры не видела ее лица. Ну это надо же, тащилась черт-те куда, через весь город, волокла на себе это чудище, которое никому не нужно (она и так знала!). Мало того, что столько времени потратила, так еще и напугали до полусмерти, и сумку едва не отняли, но тут героиня Валя Тёлкина помогла, спасибо ей огромное. А старухам этим просто делать нечего!

Надежда подавила в себе яростное желание сейчас же позвонить матери и высказать ей всё, что она думает.

– Заходи, Надюша! – суетилась Людмила Петровна. – Чай будем пить, с повидлом…